Нейтралитет черной волчицы (СИ) - "Neverletme Go"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
========== III. Смотри в глаза своим страхам ==========
Айрис машинально вытерла рукой испарину пота, что проступила на лбу, и зачесала пальцами прилипшие к лицу волосы. Все тело ломило, а дневной свет, наполняющий больничную палату, резал глаза. Девушка тяжело вздохнула и зашлась в сильном кашле, закрывая рот притянутым на себя одеялом.
— У тебя пневмония, милая, — обеспокоенно произнесла Коё.
Озаки подошла к кровати и положила руку ей на лоб:
— Температура немного спала, — выдохнула она.
— Что-то я ничего не помню, — призналась Миура.
— Рин сказала, ты потеряла сознание после встречи, — Коё сочувствующе поджала губы. — Тебя госпитализировали с ужасным жаром.
— Ох, — протянула Айрис, — Заболела, значит. Климат-контроль снова подвел.
— Мастера уже вызвали, — Коё задвинула жалюзи. — Так лучше?
— Да, — прохрипела Миура. — Спасибо. Коё, ты бы тут не засиживалась, а то подцепишь от меня заразу.
— Не переживай, — улыбнулась Озаки. — С моим иммунитетом никакая дрянь не прилипнет.
Айрис перевернулась на бок и подмяла под себя подушку. Постепенно мысли собрались в кучу, позволяя сформулировать вопрос:
— Что с Кёкой?
— После той нашей встречи она пропала, — призналась Коё. — Я заключила сделку с Дазаем. Пообещала, что если он найдет мою Изуми, то останусь с ними. Но я им была не нужна.
— Значит, — Миура вновь зашлась кашлем, — Это ее добровольное решение.
— Да, — ветрено согласилась Озаки.
— И ты смирилась с ее позицией?
— Думаю, я ошибалась, — Коё изящно сложила руки на своих коленях, переплетая пальцы рук. Ей тяжело было признавать это. — Все-таки у Кёки есть надежда на лучшую жизнь.
— Я рада это слышать, — Айрис одобрительно кивнула, — Ты молодец.
Дверь в палату бесцеремонно распахнулась, со звоном задев стену, и на пороге появился Акутагава с пакетом в руках:
— Живая? — безэмоционально спросил парень, подойдя ближе, — Видок, конечно, так себе.
— Рюноске, — фыркнула Миура, кивая ему.
— Рамен, — он опустил пакет с едой на прикроватную тумбочку и молча направился к выходу.
— Спасибо, — поблагодарила девушка, — Раз уж ты в больнице, может, займешься и своим кашлем? — Акутагава это предложение благополучно проигнорировал и удалился, оставив от своего присутствия лишь непонимание со стороны Коё.
— Он может быть заботливым? — Озаки в удивлении развела руки. — Невероятно.
Глаза вновь начали слипаться, и тело охватила волна слабости. Айрис чувствовала себя так, словно по ней проехался каток.
— Тебе бы поспать, — запричитала Коё, — Выздоравливай. Я забегу к тебе завтра.
***Миура выписалась из больницы неделю назад и все это время, за исключением рабочих обязанностей, не выходила из дома. Она почти ничего не ела и не поднималась с постели. На делах Мафии это никоем образом не сказывалось. Айрис была очень ответственным человеком и спустя рукава ничего не делала даже в таком состоянии, как сейчас. А состояние было не просто подавленным. Ей не хотелось жить. И со стороны это было сложно не заметить. По крайней мере, тем, кто был с ней близок. Каждую свободную секунду девушку съедало чувство вины. По какой-то причине Дазай ее помнил. И это не было температурным бредом. Во-первых она точно помнила, как Осаму назвал ее по имени, а во-вторых он обратил внимание на ее шрам. Неужели она могла так облажаться? Способность еще никогда ее не подводила. Айрис вспомнила его лицо в момент гипноза: полный отрицания и боли взгляд совсем не был похожий на взгляд человека, поддавшегося забвению. Почему именно сейчас ее это насторожило? Почему она не обратила внимания пять лет назад? Миура не знала. Теперь она ничего не знала и не понимала. Ясно было лишь одно: что-то пошло не так. Но что? Мог ли он ее вспомнить недавно или Дазай и вовсе ничего не забывал? Голова уже раскалывалась на куски от круговорота мыслей. Нехотя, девушка поднялась с постели и побрела к барной стойке, которая была засыпана пустыми пачками снотворного.
— Черт, — бессильно выругалась она и глубоко вздохнула. Таблеток не осталось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В прихожей раздался звонок. Айрис медлительно прошла к двери и с заторможенной реакцией повернула замок. Она никогда не смотрела в глазок и не спрашивала, кто может быть снаружи, ведь кроме Коё и Рюноске к ней бы никто не пришел.
— А-а-а, — протянула она, столкнувшись взглядом с серым холодом глаз Акутагавы.
Миура запустила его и побрела обратно в постель. В квартире было темно, и с непривычки она врезалась в дверной проем, больно ударившись рукой. Однако внимания на это обращать не стала и сразу же рухнула на кровать, заворачиваясь в одеяло.
— На кой хер тебя выписали в таком состоянии? — спросил Рюноске, оценивая ее дееспособность за последние дни.
— Я здорова, — пробубнила Айрис.
— В чем тогда дело? — раздраженно спросил он.
Быть обеспокоенным чем-либо но при этом выглядеть совершенно равнодушно и даже в какой-то степени требующе, было так в стиле Акутагавы. Он не любил ни о чем расспрашивать и совершенно никак не умел поддерживать. Все, что он мог — это просто быть рядом и ждать, когда Миура сама по полочкам разложит ему причину своих беспокойств.
— Рюноске, — почти дрожащим голосом прошептала Айрис, отчего парень невольно поежился, — Скажи мне, какая способность у Дазая?
Акутагава сначала молча смотрел на нее, пытаясь проанализировать цель вопроса, а потом так же непринужденно ответил:
— Способности как таковой нет, но он блокирует чужие способности.
— Вот как… — голос сорвался, а к горлу подступила горечь слез.
Никто и никогда не видел ее такую. И Миура даже обрадовалась, что в комнате сейчас было темно. Однако Рюноске не был лишен ума и слуха, чтобы не понять ее состояния.
— Почему ты плачешь?
— Мы были знакомы, — проскулила девушка, — Я стерла ему память, но он узнал меня. На встрече Дазай назвал меня по имени.
— Твоя способность бы не подействовала на него, — подтвердил парень.
Он ненавидел навязчивые и уточняющие вопросы, ненавидел, когда лезут в душу и пытаются копаться в личном. Акутагава ненавидел почти все, но по отношению к другим совершал многое, что было неприемлемо к его собственной персоне. И сейчас он не знал, стоит ли расспрашивать Айрис или нет. Но любопытство пересилило его.
— Ну и зачем ты это сделала? — голос звучал ровно и холодно.
— Мы встречались раньше, — Миура бубнила себе под нос какие-то невнятные фразы, не желая вдаваться в подробности. — Все было непросто, — она вытерла слезы рукавом пижамы. — Наверное, он меня ненавидит.
— Я бы ненавидел, — согласился Акутагава. Как всегда, его убийственная прямолинейность ранила в самое сердце. Но лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
— Я себя тоже ненавижу. Теперь.
— Оставь все это, — сказал он. — Что сделано, то сделано.
— Осуждаешь меня? — внезапно спросила Айрис.
— Нет, — Рюноске покачал головой. — Это вообще не мое дело.
— Спасибо тебе, — выдохнула Миура, переводя сбитое дыхание.
***О том, что Дазай ее когда-либо сможет простить, ни шло никакой и речи. Даже в самых глупых фантазиях Айрис на это не рассчитывала. Однако объясниться перед ним и попросить прощения посчитала необходимым. Миура не отрицала и то, что это был в первую очередь позыв собственного эгоизма, потому что жить в охватившем ее чувстве вины было невыносимо. Так или иначе, сегодня девушка решила наведаться в Агентство именно с целью раскаяния о своем поступке пятилетней давности.
Миура собралась с силами и духом, нацепила на себя первое, что подвернулось под руку, и покинула апартаменты. Погода стояла солнечная, отчего стало немного жарко, и она сняла с себя верхнюю одежду, аккуратно повесив куртку себе на руку. Сейчас вовсю цвела сакура, и нежные розовые лепестки украшали улицы Йокогамы, придавая городу особенно романтическую атмосферу. Миура же ощущала себя черной вороной в окружающих ее розовых тонах пространства. Вообще, она во многих ситуациях чувствовала себя подобным образом. Из-за длинного шрама на левой стороне лица Айрис часто испытывала неловкость. Особенно когда люди начинали сочувствующе реагировать на ее внешность. Она не считала это как таковым изъяном, однако и женственности ее образу увечье не придавало. Впрочем, когда выяснялось, что она из Мафии, все вопросы отпадали сами собой. А то, что она получила ранение задолго до вступления туда, мало кого волновало. Раньше Айрис пыталась маскировать шрам косметикой, но потом оставила эти безнадежные попытки. Это был вопрос не о принятии себя, а о полнейшем к себе безразличии. Да и личной жизни у нее все равно никакой не было. Таким образом и сложилось, что внешность занимала далеко не первое место в ее жизни.