Кровавая битва Богов - Александр Викторович Волков

Сперва меня вырвало, но потом захотелось убить ещё раз.

Благо, чудовищ становилось больше, потому было на ком выместить ярость.

Я отправился странствовать по бескрайности Илларана, по пути сражаясь с такими тварями и вытягивая из глубин подсознания такие демонические заклинания, что волосы на руках дыбом становились.

Спустя пятьдесят лет я разучился плакать, а спустя два тысячилетия во мне не осталось ничего кроме ненависти и стиснутых от гнева зубов. Честно, хотелось испытать голод или жажду, чтобы хоть как-то притупить гадкие чувства в душе. Моему вполне материальному телу не требовалась материальная поддержка — я не ел и не пил.

Правда, из-за отсутствия воды не было возможности посмотреть на себя, увидеть свое отражение. Можно, конечно, наколдовать зеркало, да вот только какой в этом смысл? Убедиться, что я не растерял человеческий облик? Ну, предположим, я отрастил огромные крылья, изогнутые к низу рога и копыта. И что с того? Отлично помню день, когда вымахал до десяти метров в высоту, а колени вдруг вывернуло наизнанку так, что я чуть от боли не обмочился, но это оказалось безумным сном наяву.

У меня ехала крыша, спасала только возможность мыслить и сражаться.

К тридцати годам, когда в разуме рассеялась пелена юношеского максимализма, стало ясно, что именно тянуло меня к Рэви. Это была не банальная привязанность учителя к ученику. Будучи мальчишкой, я постоянно хвастался перед Рензо и остальными, как мне удалось отрезать прядь ее волос, удалось подержаться с ней за руку или чмокнуть в щеку. Ох, как же они мне завидовали, хоть и кривились от отвращения, приговаривая: «ну и гадость!». То, что было очевидно для них с самого начала, теперь стало очевидным для меня. Я был не просто к ней привязан. Я любил Рэви. И любил не так, как любят маму или папу.

За монолитным характером и непревзойденной мощью сильнейшего мага на планете я видел красивую женщину. Женщину, которая подпустила меня к себе гораздо ближе и которая неосознанно очаровала меня так же, как любая ведьма постарше очаровывала бестолковых малолетних чародеев.

Правда в их случае развязка была не такой трагичной, как у меня.

Наверняка Акихико и Рензо тоже любили, любили тайком и кого-нибудь не по возрасту.

Интересно, что с ними стало? Столько лет прошло. Влюбились, завели семьи, дожили до глубокой старости и умерли.

Тяжело было взрослеть в чужом мире, особенно без того, что было у каждого волшебника: детей, матери с отцом, друзей и работы. Факты об устройстве общества, о нашем мировоззрении, о нашем поведении как бы всплывали из подсознания, магическим образом. Ну, это магия и была. Так любой волшебник взрослел самостоятельно, избавляя родителей от необходимости объяснять лично.

Вся моя жизнь на полях Илларана была пронизана болью, пропитана запахом гнили, но меня не никогда оставлял вопрос: «Почему Рэви предала меня? За что вынудила миролюбивого ребенка стать убийцей, бесконечно жаждущим крови?». Не было ни дня, когда я об этом не думал, так что месть и поиск ответа стали для меня единственным смыслом, не позволившим окончательно сойти с ума.

Больше не осталось тварей, способных мне противостоять, и вот когда личная гвардия Наири полностью исчезла, Богиня, наконец, обратила на меня внимание. Дух мой стал источать магию такой мощи, что это не могло не броситься в глаза.

— Кто ты? — послышался ее звонкий голос у меня в голове. Неожиданно низкий голос, приятный, как у девочки. — Я не видела тебя раньше.

— Изгнанный собственным учителем, — я оскалил зубы и выдохнул сквозь них струи горячего пара. — Обреченный на вечную жизнь в одиночестве. Здесь больше не осталось тварей, которых можно убить. Верни меня домой.

— Прости, Изгнанный, но я не могу этого допустить, а даже если бы хотела, то ты ушел слишком далеко от лона своего мира.

— Играешься со мной? — рявкнул я, сверкнув в небо свирепым взглядом. — Тебе хочется, чтобы я страдал дальше?

— Нет. Я знаю о причинах твоей боли, знаю, почему тебя изгнали. Я вижу твою душу. Но Богам запрещено раскрывать тайны бытия. Тебе предстоит самому добраться домой и найти правду. Так…. Куда бы тебя деть? О! Нашла.

Глава 2. "Новый мир"

Я оказался в холодной флюоресцирующей жидкости, в воде, если угодно, да вот только больно густой она была, словно желе. Передо мной ослепительно светился стеклянный прямоугольник крышки.

Попытался вдохнуть — черта с два, нос зажимало какой-то прищепкой. Легкие обожгло, брюхо свело болезненным спазмом, и я подумал, что задохнусь, даже в глазах потемнело. Благо, вовремя ощутил на языке привкус пластиковой кислородной трубки, и шумно вдохнул через рот, насыщая организм кислородом.

Голова закружилась. В крышке мерцали разноцветные огни — наверное, светились индикаторы снаружи, или кто-то просто хотел сварить меня живьем, бросив мой гроб в пламя. Я не испытал страха, потому что был готов к смерти, но, всё же кое-что показалось мне странным.

Руки и ноги зажимало жесткими металлическими ремнями, и даже при всем желании воспользоваться телом я не мог. Тело было щуплым, слабым, в таком состоянии я помнил себя пару тысяч лет назад, когда был подростком лет четырнадцати.

Ну ты и чертовка, Наири. Нельзя было сразу меня прикончить? Надо безусловно помучить, кинуть в тело немощного подростка, утопить. Я расслабился. Не видел смысла брыкаться. Лучше не паниковать, а внимательно осмотреть пространство на предмет акупунктурных точек. Они были. Светились затейливыми символами по углам крышки. Вот только каким образом сообщать им эмоции и управлять ими — я не знал. Можно было расплавить их, разорвать, или попросту рассеять в пыль. Попробовал нахмуриться, чтобы использовать магию разрушения, но ничего не вышло.

То ли силы меня покинули, то ли окружающий мир в текущей реальности не мог меня услышать. Ладно. Если нельзя что-то сделать, надо расслабиться. Событийность сама, со временем, подкинет способ решения проблемы, и это случилось раньше, чем я ожидал.

Что такое минута после сотен лет заточения? Ничто. И ровно через минуту в свете крышки появилось чье-то лицо. Кто-то снаружи смотрел на меня с равнодушием, но чувствовалось в его энергетике легкое благоговение, надежда. Кем бы он ни был, я четко ощутил его намерение освободить меня, но должен признать — внешние проявления чувств он контролировал отменно.

Давление постепенно падало. К потолку устремились пузырчатые струйки газа, и я ощущал, как по стопам скользила уходящая из капсулы жидкость. Капсулу осушило и продуло, да так,