Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

— Червяк! К чему такая спешка?

Дрюня нагнал меня, когда я вышел на улицу. Наши ступни в доспехах из выделений нашей кожи ступили на алую гладь, преследующей меня повсюду. Густая кровь заполняла щели между гладким камнем и устремлялась вперёд, услужливо разливаясь под каждым нашим шагом.

— У нас мало времени, мне нужно срочно кое-что проверить.

Я двинул вперёд, ныряя в лабиринты каменного города. Луна и свет от настенных факелов ярко освещал мне дорогу. Дрюня двинул следом, преследую меня как свою хозяйку. Мимо нас мелькали дома с потухшими внутри свечами. Местные люди в домах не спали, прятались в холодной тьме своих комнат, боясь, что этой ночью их могут потревожить, и что хуже всего — выволочат на улицу и убьют. Они боялись. Они все боялись. Но страх стал их неотъемлемой частью, искоренить которую уже было невозможно. Они лишь могут облегчить страдания от страха, насылая страх на других. Желая другим смерти и страданий.

Дрюня вновь нагнал меня. Мы шагали нога в ногу, когда он спросил меня:

— На что у нас мало времени? Червяк, объясни!

— Я с трудом победил Гнуса. И нашу битву трудно обозвать сражением. И как оказалось, я не победил, а лишь хуже сделал не только себе, но и всем жителям этого города. Он вернётся. Вернётся сюда, скоро, с целой армией кровокожих.

— Как?

Видимо, стоя на первом этаже Дрюня ничего не услышал.

— Как-как… — вырвалось у меня, — на кораблях. Я знаю, о чём ты задумался.

— Удиви меня.

— Что мы будем делать? Этот вопрос тебя сейчас мучает?

— Червяк, конечно! А что еще меня может сейчас мучать⁈

Впереди показалась крыша здания, к которому мы направлялись. Очертания огромного креста чётко вырисовывались на фоне уходящей луны. В отличие от других каменных построек, этот дом был полностью построен из дерева. Давно. Очень давно, видимо, когда еще лёгкие кровокожих не вдыхали местный воздух. Я заметил эту церквушку, когда мы двигались к центру города. Чудо, что её никто не снёс и не разрушил в то время, когда на этом месте возводили город из серого камня. Возможно, кто-то следил и отвечал за сохранность церкви, и быть может его вера всё еще теплица внутри этого храма.

Дрюня увидел церковь.

— Ты хочешь просить помощи у богов?

— А мне кажется, что мы и есть боги. Разве это не так?

— Когда я опускаю глаза и вижу под ногами дорогу из чистейшей крови, конечно же я забываю о своей человечности. Боги… — промычал мой друг. — Быть может, я могу в это поверить, но вот проверять — желания для такого смелого шага у меня нет никакого.

— У нас нет иного выхода.

— И что мы будем делать? — спросил Дрюня, когда мы встали напротив огромных двухстворчатых дверей церкви.

— Войдём внутрь. Помолимся для начала.

Я аккуратно распахнул двери, положив свои пальцы в кровавой корке на массивные ручки из дерева. Петли давно проржавели на морском ветру, а забившийся в них песок придал звону металла отвратительный скрежет. Затхлость и пыль — первое, что ударило в нос.

Мы зашли внутрь. Свет нам не был нужен. Сквозь заколоченные накрест окна лунный свет проникал в огромное помещение подобно дыму, освещая пропитанный пылью воздух и ряды двух десятка лавочек, обращённые в центр, где стоит невысокая трибуна для выступлений, а позади неё — пустой столб с вывернутыми наружу прогнившими гвоздями. Видимо на нём когда-то висело распятие, быть может крест. Кто его знает, каким богам молятся местные.

Как я и думал, церковь давно опустела. Последний человек, побеспокоивший веру своим присутствием, был здесь пол тонны пыли тому назад. Я прошёл сквозь ряды деревянных скамеек и обратил внимание на осевшую на них пыль. Здесь даже не убираются. Вера покинула этот храм, как и весь город. И ни одна душа не соизволила прийти сюда и навести порядок.

Мне стало тошно. Тошно от местного люда, жаждущего крови и зрелища. Зверьё, готовое разорвать тебя на клочки. Ослабь поводок — и пасть твоего соседа захлопнется на твоей глотке.

— Дрюня, ты спрашивал меня, что мы будем делать.

Мой друг стоял в квадрате серебристого света, падающего на деревянный пол. Тень от приколоченных крест на крест досок к окну накрыла ему глаза горизонтальной полосой, а вертикальной — лоб, нос и губы. Мои глаза не видели шевеления его губ, но эхо, раздавшееся на всю церковь, явственно звенело любопытством.

— Да. И что?

— Мы создадим свою армию.

Глава 19

— Давай присядем, мой друг.

В бесконечном круговороте сражений и убийств, мне хочется прижаться спиной к твёрдой спинке деревянной скамьи и хотя бы на короткое мгновение понаблюдать за небом через пыльное окно.

Моё тело не знало усталости, в отличии от разума. Могущественная магия способна из человека сделать несокрушимого робота, машину, кромсающую и рубящую до тех пор, пока меч врага не обрушиться на его голову и не прикончит. Но нам так казалось.

Когда плоть непрерывно бодрствует и затягивается бессчётным числом шрамов, наш разум источается, и медленно сводиться к нулю. Большой поток информации, идеи, действия и принятия сложных решений непросто осушает наш головной сосуд. Всё новое вынуждает нас расширить наш сосуд. Сознание должно расшириться.

Моё тело не знало усталости, а голова пухла. Возможно, мне могло показаться, но я будто чувствовал головные боли, хотя это исключено. Мне нужно было переварить сказанное. Нужно было всё обдумать и привести к логическому заключению.

Ладонью я смахнул с лавки грязь, оставив на пыльном полотне отпечаток размытой пятерни. Старые доски, на которых когда-то сидели тысячи прихожан и наслаждались утренними молитвами, болезненно захрустели и выгнулись, пытаясь удержать на себе наши с Дрюней закованные в доспех тела. Свой уродливый плащ я заранее отстранил ладонью в сторону, а сейчас накинул на ноги. Безмолвное шевеление губ на содранной коже приводило накидку в бесконечное шевеление, словно на моих руках лежал труп медленно разлагающегося животного, пожираемого червями.

Я был безоружен. Дрюнина секира легла между нас, облокотившись срезанными сторонами двух уродливых лиц на пыльную спинку скамьи. Им повезло. Даже умерев, даже лишившись своего тела и души они могли посетить церковь и стать частью тишины, заполнившей всё свободное пространство.

Я поднял глаза над трибуной и уставился в окно. Так не привычно. Вместо солнца — луна. Вместо яркого,