Марсианское путешествие - Василий Гигевич

Последний год Леночка все реже подходила к зеркалу — жгучее желание, заставлявшее подолгу смотреть на себя, улетучилось, и сейчас, когда Леночка посматривала в зеркало, ей становилось не по себе. И очки, и бледноватость на щеках, и какая-то нездоровая припухлость на лице — все это раздражало Леночку. Неужели она ошиблась, не по той дороге пошла?

А по какой ей нужно было пойти, скажите?.. Что, может, посоветуете Леночке в городской парк на дискотеку сходить?.. Может, в военное училище на танцы отправиться? Нет уж — поздно, поздно, не тот возраст, когда все делаешь шутя, сейчас как только наклевывается знакомство, становится стыдно и боязно, будто ненужной детской игрой начинаешь заниматься… Да и образование у Леночки, культура — что с ними делать? Не подойдешь ведь с таким багажом к рабочему или колхознику…

Леночка не пропускала ни одной театральной премьеры, бывала на всех гастролях столичных театров, знала в лицо ведущих актеров, художников, литераторов — одному Богу известно, что успела Леночка к двадцати четырем. Но почему же так грустно ей по вечерам?..

Чтобы избавиться от чувства неприкаянности и одиночества, Леночка чуть ли не каждый вечер садилась к столу и писала критические статьи, рецензии. Она читала книги, в которых искала и находила авторские упущения и ошибки. Когда же это занятие становилось скучным, она отправлялась в театр, на художественные выставки, на заграничные кинофильмы. Однако предчувствие, что она навсегда теряет то главное, ради чего, возможно, и на свет появилась, это предчувствие выводило ее из себя.

Может, поэтому она в последнее время стремилась попасть на веселые видеофильмы, посмотреть веселые телепередачи, ибо одной было еще тяжелее.

Когда Анжела Замостина позвонила по телефону и предложила поехать в провинцию, Леночка сразу же согласилась: хоть бы на день вырваться из привычного круга…

Встретились, как и договорились, на железнодорожном вокзале. Было двенадцать часов, от лучей жаркого августовского солнца асфальт становился мягким, везде, куда ни глянь, полно людей, слышался многоголосый гул, к стоянке такси змеилась очередь.

Отправляя Леночку в неблизкую дорогу, мама на всякий случай набросила ей на плечи легонькую курточку. Такая же курточка была и на Анжеле. На нагрудных карманах ярко и броско красовалось «Super Paris». Такой же фирменный знак был и на белых брючках Анжелы — она считалась фирмовой девушкой. Анжела была быстрой и отчаянной, о таких говорят: пока тихого Бог принесет, шустрый сам прибежит. Анжела и училась легко, будто шутя, и жила легко. Она, например, хорошо усвоила, что курить — здоровью вредить, а между тем курила еще с девятого класса. Анжела знала, что гулять, как и знакомиться с парнями без разбора, — нехорошо и рискованно, и все же крутила напропалую… И работа в лаборатории возле приборов, и полуночные блуждания с первыми попавшимися, и знание правил, законов, которые человеку нужно выполнять, но которых Анжела не придерживалась, — все это странно соединялось в ней. И самое обидное, что Анжела пока даже не заикалась о замужестве, она была счастлива, не думала отчаиваться. «Парень — не трамвай, не бойся, не убежит», — часто говорила она Леночке. И в самом деле: парни возле Анжелы вились постоянно.

Где же тогда справедливость на свете, люди добрые?.. Что же это за правило жизни: толковым и умным корчиться от одиночества, а распутным — еще большее наслаждение?..

— Знаешь, я сама напросилась в командировку, — улыбаясь щебетала Анжела. Полненькая и краснощекая, невысокая, словно подросток, Анжела вертела головой, весело оглядывая заполненную людьми привокзальную площадь, и все тараторила: — Там, в Березове, куда мы поедем, какая-то чертовщина появилась в одной хате… Ну, ты же помнишь — мы об этом в газете читали. Смеялись. Думали, это розыгрыш. Оказывается, все правда. Вчера моему шефу дали задание разобраться. Он меня и выправил. Как специалиста.

— Ой, Анжелочка, если бы ты сказала мне раньше, я бы, видимо, не поехала. Может, там жулики орудуют? — вырвалось у Леночки.

— Какие жулики? Кого ты боишься? — смеялась Анжела. — Брось глупости городить. Знаешь, у меня сегодня с утра предчувствие, что все будет отлично. Я верю в предчувствия. Я сегодня только проснулась и сразу же мелодию придумала. И слова даже. Вот послушай, — Анжела запела простенькое и ритмическое, как припевочку:

Материя первична,Сознание вторично,Поэтому сегодняВсе будет преотлично…

— Как оцениваешь мою самодеятельность, профессионал-критик? Сойдет для деревни? Точнее, для Березова?.. Пошли на перрон. Электричку уже подали. Билеты туда и обратно я купила, — Анжела потянула нерешительную Леночку к длинной платформе, где на черных рельсах, ведущих неизвестно куда, стояли зеленые вагоны электрички.

В Березово приехали часа в три дня. Солнце припекало еще сильнее, чем в Минске, — в электричке Леночке и Анжеле пришлось снять курточки с модными надписями. По правде сказать, ради этих этикеточек они и носили курточки.

Анжела и здесь вела себя так, будто много раз бывала в Березове. На привокзальной площади, где останавливались автобусы, деловито расспросила степенных стариков, как добраться до улицы Заречной, где находилась та хата, в которой творилось черт знает что. Туда ходил первый номер автобуса. Дождавшись большого коричневого «Икаруса», они отправились на Заречную.

Анжела щебетала без умолку. Видимо, она была из тех людей, которые могут говорить непрерывно, ибо тогда они забывают, не чувствуют того страшного и неопределенного, что днем и ночью точит душу, — одиночества… Анжела говорила Леночке о загадочных энлонавтах, которые, вероятно, уже побывали, а может, и есть на Земле — сколько уже следов они оставили!.. О Бермудском треугольнике, где уровень океана, как доказано с помощью спутников, ниже и где корабли и самолеты исчезают бесследно, а время может останавливаться… О биополе и дальновидении, когда люди могут видеть друг друга через сотни и тысячи километров. О йогах, которые в воздухе могут парить без опоры — это называется левитацией… О недоступных Гималаях и загадочной Шамбале. Из всех этих сообщений Анжела уже сейчас, еще не побывав в хате Круговых, создавала свою научную концепцию, которой можно было бы объяснить проявления березовского феномена. На материалистической основе — вот что самое главное… За окном «Икаруса» мелькали дома, как одноэтажные деревянные, так и кирпичные четырехэтажки, блестела широкая Береза, стальной лентой пересекающая город, зеленел приречный луг, потом — снова дома, заводские корпуса, базар и рядом — сияющие маковки церкви. Глядя на все это, Анжела снова стала напевать: