Поводыри на распутье - Вадим Панов

Гончий Пес.

Меч Храма, проливший реки крови.

Меч Храма, рвавший на куски людей и демонов.

Тот, кто только что шел по ужасающему Пути боли, – вздрогнул.

И закричал бы, если бы хватило сил.

Но сил не было, Гончий Пес не мог даже скулить, глядя на своего спасителя. Не израненного – истерзанного. На живое – все еще живое! – воплощение самой боли.

Тело – разорванная плоть. Местами обгоревшая, местами кровоточащая, местами исчезнувшая, испарившаяся, вырванная так, что видны кости. Иногда – сломанные, и белые осколки смешаны с окровавленной плотью. Тело – сплошная боль. Памятник ей, ее песня.

И Гончий Пес понял, что его спаситель прошел Путь боли до самого конца. Что был за чертой и вернулся.

И вытащил его.

Спаситель уже не был мертв. Спаситель еще не был жив. Но первое, что он сделал, – бросился на помощь умирающему воину. И лоскутами разорванного от криков рта упрямо шептал Высокое заклинание, вырывающее Гончего Пса из кровожадных лап Вечного забвения. Возвращающее его в Средний мир.

– Вы умираете, мастер, – с трудом проклокотал воин.

Голос, казалось, шел прямо из прожженной груди. Голос причинял боль, но Гончий Пес не мог не спросить. Боль – его Путь. Его. Он служит Посвященным, а не наоборот. Пусть спаситель перестанет тратить силы на воина и позаботится о себе.

– Вы умираете, мастер.

И услышал:

– Я не умираю, Пес. Я – родился.

* * *анклав: Москватерритория: Болото«Шельман, Шельман и Грязнов. Колониальные товары и антиквариат»иногда большое скрывается в малом

Пэт хватило всего нескольких дней после поселения в доме Грязнова, чтобы понять простую вещь: превратить Олово в горничную не получится. Маленький слуга следил за порядком, готовил еду, накрывал на стол – в общем, выполнял всю домашнюю работу, но существовала граница, которую он не переступал. Да, Олово приносил Кириллу вино и чай, но чувствовалось, что делает он это не потому, что обязан, а по собственной воле. И Грязнов никогда не злоупотреблял своим положением, обращался с Олово не как со слугой, а скорее как с помощником. Уважительно. Почти дружески. Одним словом, девушке быстро объяснили, что на завтрак в постель можно не рассчитывать. Как и на то, что Олово станет убираться в ее комнате или застилать кровать. Тем не менее слуга называл ее молодой госпожой и держался крайне почтительно. Разобравшись в странных порядках, Пэт предложила Кириллу нанять служанку, но понимания не встретила: Грязнов сказал, что чужих в доме не будет. А на дальнейшие уговоры сообщил, что китайский иероглиф «неприятность» произошел от рисунка двух женщин под одной крышей. Девушка попробовала проявить характер – ей показалось, что антиквар специально измывается над дочерью верхолаза, выражая таким образом свое отношение к представительнице правящего класса, над которой он неожиданно обрел власть. Целых два дня в доме шла холодная война, закончившаяся безоговорочной победой хозяев. Все осталось как есть, и Пэт пришлось учиться заботиться о себе самой.

Еще неделю она не выходила из дома, дулась и разговаривала с Кириллом и его слугой сквозь зубы. Затем остыла, возобновила прогулки по улицам в сопровождении Олово и неожиданно для себя увидела, с какой опаской поглядывают на невысокого слугу местные громилы. Канторщики старались держаться от Олово подальше, а если уж оказывались рядом, то обязательно здоровались первыми и всегда уступали дорогу. Сначала Пэт решила, что такое положение дел обусловлено деньгами Кирилла, однако, внимательно изучив поведение громил, поняла, что ошиблась: за деньги можно получить дружелюбно-покровительственное отношение – страх и уважение не покупаются. А Олово боялись. Громилы боялись. Нормальные же люди, наоборот, разговаривали с маленьким слугой охотно и весьма приветливо. Тогда девушка вспомнила, что у Грязнова есть могущественные друзья, так что, вполне возможно, антиквара прикрывает СБА, связываться с которой канторщики откровенно боялись. Но разговор с Мамашей Дашей не оставил от этого предположения камня на камне: все вопросы с местными бандитами Олово улаживал самостоятельно, без помощи извне. Как именно проходили переговоры, никто не знал: канторщики молчали, слуга тоже не отличался разговорчивостью, но результат видели все – проблем у Кирилла не было.

Непрост, очень непрост оказался маленький, сплошь разукрашенный черными татуировками человек. И Пэт, среди юношеских увлечений которой числились в том числе и восточные единоборства, отринула высокомерие и стала внимательно приглядываться к Олово. И заметила, что движения его не скупы, но расчетливы – слуга не тратил силы на ненужные жесты. Заметила плавность и мягкость, заметила некоторые весьма характерные повороты плеч, узнала о его невероятной реакции. Олово, маленький, забавно растягивающий слова Олово оказался бойцом!

Но Пэт не была бы собой, если бы не собралась проверить свои выводы на практике, и однажды, выбрав момент, когда Кирилл отсутствовал, девушка спустилась на кухню и громко поинтересовалась:

– Правда, что ты умеешь драться?

Моющий салатные листья Олово не удивился. Спокойно выключил воду, повернулся к Пэт, на некоторое время задумался, после чего отрицательно качнул головой:

– Я-а умею защища-аться.

– Я занималась айкидо, – с некоторым вызовом сообщила Пэт.

– Очень хорошо, молода-ая госпожа, мне стало на-амного спокойнее.

Слуга был скуп на проявление эмоций, и понять, издевается он или говорит серьезно, не представлялось возможным.

– Хочешь покажу?

Олово нерешительно оглядел кухню.

– Здесь много посуды, молода-ая госпожа-а.

– Плевать!

– Может, не будем игра-ать?

«Играть?!» Петра самолюбиво вскинула голову и тут же, сделав быстрый шаг, резко ударила слугу в лицо.

Точнее, хотела ударить.

Ее прежние схватки с телохранителями заканчивались однообразно: вымуштрованные безы уклонялись и подставляли под удары плечи. Тронуть хозяйку никто из них не решался.

Олово оказался своеобразным слугой.

Кулак не достиг цели, а ноги девушки неожиданно оказались выше головы. Мгновение свободного полета, и девушка плашмя рухнула на кухонный стол.

Больно.

– Ты сломал мне руку!

Олово молчал. Правая рука онемела.

– Ты сломал ее!

– Пройдет, – отозвался слуга. – Скоро.

– Как ты смел?

Олово непонимающе посмотрел на девушку.

– Как ты посмел меня ударить?!

– Я-а защища-ался.

И все. Сказать нечего: он ведь и вправду защищался. И просил «не играть», а она не послушалась.

Уходя с кухни, Пэт чувствовала себя маленькой девочкой, которую поставили на место.

А через день Олово пришел мириться. Он поднялся к девушке, пару мгновений помялся в дверях, после чего подошел к сидящей в кресле Пэт и попросил:

– Руку да-ай. Левую.

Как всегда, предельно лаконично.

– Зачем?

Слуга поморщился, судя по всему, объяснение потребовало бы слишком много слов.

– Дай.

Пэт, немного поразмыслив, вытянула вперед левую руку. Олово осторожно взял девушку за кисть и намотал на запястье тусклую металлическую ленту. Не надел, а именно намотал.

– Что это?

Пэт поднесла к глазам узкий, сантиметра два шириной, браслет цвета стали. Прищурилась, внимательно разглядывая тонкий рунный узор. Тряхнула рукой – несмотря на то, что украшение состояло из двух слоев металла, оно оказалось очень легким и свободно поехало к локтю.

– Осторожно, – пробурчал слуга. – Острый.

Палец замер в миллиметре от края браслета.

– Острый?

– Нож, – пояснил Олово. – Тебе.

Девушка удивленно посмотрела на слугу:

– Зачем?

Олово пожал плечами:

– Ты горда-ая. И резка-ая. А дерешься-а плохо. Пусть будет.

Пэт проглотила обиду. Поняла, что маленький слуга имеет право так говорить. И еще поняла, что он проявляет заботу.

Девушка промолчала и мягко провела пальцем по рунам, затем осторожно прикоснулась к кромке. Слуга оказался прав – острая. При нажатии заточка не чувствуется, но если провести по краю браслета пальцем, обязательно порежешься. Невинное украшение. Смертоносное.

– Нельзя на-айти на-аноскопом, – продолжил слуга. – Нельзя при досмотре. Кла-асный профи на-айдет. Лох – нет. – Короткая пауза. – Лохов больше.

– Это современная разработка? – осведомилась Пэт.

Олово поморщился:

– Ста-арый. Да-авно ковали.

– Ковали?

– Угу.

«Не забывай, что ты имеешь дело с антикварами!»

Пэт улыбнулась, вновь вытянула руку, любуясь серым украшением.

– Я на-аучу тебя ра-аботать с ним, – пообещал слуга. – Это необычный нож. Мя-агкий. Колоть нельзя-а. Только реза-ать.