Эра надежд - Андрей Величко

На Силли тоже нашлась пока не используемая сантехника, из которой я разрешил продать два комплекта. Первый хапнули себе герцог и герцогиня Мальборо, а за второй сейчас грызлись два молодых, да ранних – Сент-Джон, то есть виконт Болинброк, и военный министр Роберт Уолпол. После недолгого обмена радиограммами мы с Ильей решили, что Уолпол более достоин обладания унитазом и кранами с горячей и холодной водой, причем сразу по двум причинам. Первая состояла в его политической линии, которая нас вполне устраивала. А вторая – в том, что Болинброку предстояло стать чуть ли не главным врагом будущего премьер-министра, и мы хотели по мере возможности простимулировать этот процесс.

Всем остальным придется ждать, пока "Ватерклозет" развернет производство, но вряд ли ожидание затянется. Ведь большая часть сантехники делалась из отходов производства дирижаблей, а их на Силли накопилось уже немало.

После подписания документов я решил, что пора, наконец, посетить свое графство, благо "Врунгель" мог дойти до него часов за восемь, включая маневрирование по реке. И в шесть часов вечера четырнадцатого марта "Врунгель" бросил якорь в Гибральарской бухте, которая, кстати, теперь почти целиком становилась моим ленным владением.

Нас уже ждал комендант крепости дон Педро де Кесада в сопровождении примерно полувзвода мужиков с алебардами. Я слегка удивился – как их можно использовать при обороне крепости, тем более морской? И пригласил дона на борт крейсера, сказав, что сам пойду осматривать свои владения завтра.

Первым делом мы урегулировали финансовые вопросы, ибо жалованья гарнизону уже второй год как не платили вовсе. Впрочем, оно и до того не потрясало воображение своими размерами.

Я выдал коменданту тысячу австралийских рублей, после чего уточнил статус суммы.

– Можете считать это подарком, дорогой дон Педро. Но в таком случае гарнизон пусть заранее подыскивает новое место службы, потому как злоупотреблять подобными жестами мне как-то не хочется. А можете – беспроцентным дружеским займом на полгода, который вы вернете из денег, собранных за парковку… то есть стоянку в Гибралтаркой бухте, ведь она почти вся теперь моя. Вам больше нравится именно этот вариант? Замечательно, тогда замена гарнизона не понадобится. Итак, собранные суммы будут делиться на три равные части. Одна пойдет вам. Вторая – на модернизацию крепости и оборудование новых огневых позиций, план которых мы с вами в ближайшее же время согласуем. Третья – мне. Устраивает? Тогда возьмите копию карты с границами графства. И давайте прикинем, что надо сделать, дабы стоянка в Гибралтарской бухте приобрела популярность. Кстати, что это за развалины вон там, напротив моей скалы?

– Город Альхесирас, разрушенный маврами лет двести назад. Кстати, бухта называется Гибралтарской только на английских картах, на испанских же она обозначена как Альхесирасская. Несколько раз на восстановление города выделялись деньги, но… как-то они незаметно исчезали без видимого результата. Впрочем, вблизи него довольно мелко, так что нормальный порт там все равно не получится.

– То есть конкурировать с нами этот городок не сможет? Тогда, пожалуй, я поговорю с его величеством – кажется, он растратил еще не весь мой займ. Пусть снова выделит что-нибудь на восстановление, а мы с вами должны быть готовы к тому, чтобы направить финансовые потоки в нужное русло. Что вы про это думаете?

Наша беседа затянулась почти до полуночи. Дон Педро оказался довольно понятливым человеком. Более того, выяснилось, что они когда-то служили вместе с доном Себастьяном де Вальдоро в Каракасе, но потом один вернулся в Испанию, а второй подался на Филиппины.

– Дон Себастьян сделал блестящую карьеру, – пояснил я, – и перед вами тоже раскрываются немалые перспективы. Надеюсь, вы их не упустите.

Следующим утром я прошелся по своим новым владением. В них, помимо большей части бухты, входил полуостров с двумя скалами – одна та, которую англичане в нашей истории оттяпали аж в четвертом году, да так и не отдали, а вместо этого нарыли в ней ходов, превратив в очень неплохую крепость. Но в данный момент рукотворные тоннели в скале отсутствовали. Правда, в энциклопедии я вычитал, что в скале более сотни природных пещер, но дон Педро смог показать только десяток, в том числе и самую большую, с тремя выходами, уже носящую имя святого Михаила. Кто это такой и чем знаменит, комендант сказать не мог, но предложил обратится к капеллану, который наверняка в курсе. Но я отложил на потом и осмотр самой пещеры, и прояснение ее истории. Меня больше интересовало – комендантом чего является дон де Кесада, раз никакой крепости в скале еще нет?

Оказалось, что я не совсем прав. Мы вскарабкались на самую вершину, с которой открывался замечательный вид, и дон гордо показал мне укрепленную батарею. Да, мне, конечно, приходилось видеть брустверы и пожиже, но не так уж часто. А в качестве вооружения там торчали двенадцать двадцатичетырехфунтовых пушек. На кой черт их сюда втащили, если корабль сможет оказаться в зоне их досягаемости, только вплотную подойдя к берегу, я, честно говоря, не понял. Зато мишень с воздуха они представляли отличную – один английский дирижабль за один налет легко помножил бы батарею на ноль. По крайней мере стало понятно, зачем сюда хотели отправить де Тасьена с его "Францией".

Но батарея на вершине – это было еще не все. К северному склону скалы приткнулась крепость, в незапамятные времена построенная маврами, вот в ней-то и квартировал гарнизон дона Педро. Это сооружение действительно могло немного помешать попыткам штурмовать скалу со стороны материка, но к обороне со стороны моря оно не добавляла ничего.

Я, конечно, не ожидал увидеть здесь неприступный укрепрайон, но действительность оказалась даже хуже моих не очень оптимистических предположений.

– Похоже, сюда придется вложить несколько больше, чем предполагалось поначалу, – поделился я сомнениями с комендантом. – Во-первых, необходимо перекопать перешеек так, чтобы получилась основная линия обороны и две запасных, третьей будет мавританский замок. Ну и начинать рыть в скале ходы и вооружать ее нормальными пушками. Вы случайно не знаете какого-нибудь подрядчика, который мало того что возьмется за это дело, но при этом доведет его до конца и не проворуется сверх всякой меры? А то ведь его тогда придется повесить, чего не хотелось бы.

Комендант сказал, что именно такой знакомый подрядчик у него есть (а кто бы сомневался). Действительно, дон Педро был не похож на дурака и, значит, приложит все усилия к тому, чтобы денежные потоки на обустройство моего графства циркулировали в пределах его досягаемости. Нас это вполне устроит, лишь бы человек не терял меру. Ну, а для контроля вполне естественно будет оставить здесь управляющего с взводом легионеров для охраны.

Смысл же затеянных работ был в обеспечении безопасности строящегося Суэцкого канала. Да, сейчас наибольший вред ему могут нанести турки, но следует смотреть в будущее. А там, кроме Англии и Франции, иных конкурентов не просматривается. И, значит, австралийский гарнизон на Гибралтарской скале по крайней мере уполовинит число не только желающих, но и имеющих возможность когда-нибудь протянуть свои грязные лапы к нашему каналу.

Отбив радиограмму в Донецк насчет пушек для будущей Гибралтарской крепости, я счел первый визит в свое графство законченным и велел готовиться к возвращению под Севилью, где меня ждала королевская чета.

Надо заметить, что по мере знакомства с ним Филипп все больше напоминал мне нашего Николая Второго – по крайней мере, насколько я мог его себе представить по дневникам и книгам Анри Труайя. Король был неплохо образован, мил, доброжелателен, неглуп и так далее. Но на роль правителя, тем более в кризисной ситуации, он не подходил совершенно. Почему? Да потому, что не понимал и не хотел понимать простой вещи – власть много требует от ее носителя. Его дед, Людовик Четырнадцатый, при всех своих недостатках работал по шестнадцать часов в сутки – и все на благо Франции, как он его понимал. Внук же, получив от меня займ и переправив деду оговоренную часть, на остатки начал строить новую резиденцию для своей жены. И это в то время, когда армия его страны на глазах разваливалась именно из-за недостатка средств!

Кроме этого, у молодого короля имелся еще одна, скажем так, серьезная фобия. Он боялся ответственности. Не знаю, было тому причиной детство в тени его великого деда-тирана, или тому способствовали иные причины, но факт оставался фактом. В истории покинутого нами мира Филипп в конце концов отрекся от престола в пользу сына, мотивируя это действие тем, что он, понимаешь, устал. Но сын умер, и бедному отказнику пришлось снова садиться на трон, где он вскоре и помер. Причем, по заверениям придворных медиков, от меланхолии.