Фракталы городской культуры - Елена Николаева

В пространстве городской культуры ночь не только не утратила присущей ей атмосферы инициации, но и распространила ее на многие светские мероприятия – банкеты, выпускные балы или походы в музей («Ночь в музее» как путешествие по глубинным уровням концептуального фрактала истории). В полночь в книжном универмаге может проходить презентация новой книги знаменитого писателя (например, открытие продаж романа Джоан Роулинг «Гарри Поттер и дары смерти» в московском магазине «Библио-глобус», куда часть посетителей пришла в соответствующих костюмах, началась ровно в полночь 13 октября 2007 года). Ночью футбольные фанаты собираются в барах, чтобы болеть за свои команды, играющие на чемпионате мира на другом конце земли, любители рекламы насыщаются изысканной рекламой в «Ночь пожирателей рекламы», ночью определяется победитель финала «Евровидения», а стрит-рейсеры устраивают свои скоростные заезды по городским магистралям…

Ночной город как открытое пространство (бес)сознательных удовольствий

В современной рекламе город все чаще репрезентируется своей ночной ипостасью. Ночные фотографии подсвеченных фасадов иллюстрируют рекламу казино, ресторанов, отелей, элитных жилых комплексов и торговых центров. И если казино и рестораны семантически связаны именно с ночными развлечениями, то в отеле и, тем более, в собственной квартире клиенты проводят не только ночь, а ночной шоппинг – это пока еще практика меньшинства. В данном случае светящиеся разноцветными огнями здания однозначно намекают на свою причастность к некому священному культу, доступному только «избранным». Автомобиль в рекламе все чаще ездит по ночному городу, вновь и вновь проезжая через освещенные мосты, то как «первооткрыватель» спрятанного в ночи неизведанного мира (Land Rover Discovery), то как «повелитель тьмы» (Hummer); а свет автомобильных фар во тьме содержит отсылки к мистической силе и инфернальности. И уже не духи впитали в себя ароматы ночи (в большом городе весьма сомнительные), но само «очарование ночи» (Hugo Boss) пронизано запахом духов знаменитой парфюмерной марки. И вообще «ночь полна открытий», и сам ночной мегаполис с разноцветными огнями многоэтажных башен и «неоновой» надписью «Город OPEN» на рекламном плакате пива «Efes» открыт для развлечений и удовольствий туманного (хмельного) сознания.

«Гармония с окружающим миром»® все чаще обретается в ночном городе. Окружающий мир на рекламном плакате (коньяк «Черный аист») оказывается ночным городом, залитым огнями многоэтажных кварталов и высоких офисных башен и расчеркнутым красно-белыми линиями света автострад, эстакад и мостов. Крепкий напиток выступает в роли своеобразного магического зелья, которое дает доступ к непринужденному общению со стихией городской ночи. Сам черный аист, который в природе обитает в глухих, скрытных местах возле лесных рек и болот, являет собой некое постмодернистское воплощение мистической ночной «птицы» – летучей мыши.

За последние десятилетия ночь мегаполиса в значительной степени утратила коннотации страха, опасности, потерянности в черных лабиринтах улиц. Опыт пребывания в ночном городе, в котором тьма перемежается всполохами огней, предстает не как территория рискованного путешествия, но как пространство веселого карнавала. Уличная иллюминация, очерчивающая контуры зданий и призрачно подсвечивающая рельефы стен и монументов, гирлянды лампочек над проспектами, сверкающие водные потоки и фонтаны – декорации, в которых разворачивается повсенощная столичная феерия, романтические вступления к большим и маленьким комедиям/трагедиям ночной развлекательной жизни.

И каждый раз ночь, с ее соблазняющими огнями и ужасающими образами бессознательного, сменяется рассветом и огромным желтым солнцем, поднимающимся меж отвесных стен небоскребов, – и в рекламе, и в жизни… Непрерывный рекурсивный алгоритм городской культуры день за днем и ночь за ночью продолжает воспроизводить свои фрактальные формы, в которых часть равна целому, а целое содержится в каждой его части.

Дневная «ночь» мегаполиса: странные петли обратной связи

Городская культура как мультифрактальная система породила сложные отношения с ночью: в Новейшее время функционирование мегаполиса привело к образованию странной петли обратной связи, заключающейся в моделировании в культуре дневного социума фрактальных паттернов ночи, то есть особой ночной образности и символических ночных референций. Если говорить об исторической динамике этого феномена, самые значимые социокультурные и художественные практики, связанные с конструированием «имманентных» характеристик ночи в дневном городском пространстве, возникают в XIX–XX веках, а к началу третьего тысячелетия наблюдается все нарастающая экспансия искусственной ночи на территорию естественного дня.

«День и ночь» (М. Эшер): странные петли обратной связи

Так, целый ряд городских публичных практик, которые осуществляются днем, моделируют физические и культурные параметры ночи. Такая дневная «ночь» погружает участника в специально сконструированную ночную (физическую, физиологическую, социальную или метафизическую) обстановку – от средневековой подземной тюрьмы до кинотеатра Новейшего времени. По мере десакрализации Ночи ее искусственно «воссозданная» мистическая сущность становится содержанием, а затем и формой целого ряда дневных социокультурных перформансов. Ночь, рукотворная в буквальном смысле, то как игра («бытие в творении»), то как новоявленный ритуал (социальная акциональность), превращается в альтернативный эмоционально-эстетический источник теургической энергии космической ночи. Ночь рукотворная становится одновременно и вещью, и изделием, и творением в хайдеггеровском понимании. Ее «действительность становится предметностью. Предметность становится переживанием»[208]. Ночь по своим содержательным характеристикам становится равной дню, поэтому часть предметной атрибутики ночи переходит в светлое время суток. И это не только ряды фонарей, нередко горящих по нерадивости коммунальных служб и после того, как уже вовсю сияет утреннее солнце, – перед столичным бутиком можно встретить и декоративные фонарики, которые в рекламных целях зажигают днем и гасят (порой даже демонтируют) вечером после закрытия магазина. Во многих городах мира автомобили и днем ездят с включенными фарами.

Среди созданных человеком «ночных» объектов и пространств дневной культуры – фонари, подвалы и чердаки, тюремные казематы, театры и кинотеатры, аттракционы «пещеры ужасов», фотолаборатории, планетарии, подземные переходы и метро. В современном городе фрактальные паттерны «дневных» и «ночных» пространств культуры постоянно накладываются и перетекают друг в друга, словно на гравюре М. Эшера «День и ночь» (1938 г.).

Ночные пространства дневной культуры прежде всего воссоздают физически осязаемую темноту. Так, непрерывный сумрак тюремной камеры с крошечным окошком, больше символизирующим луну, чем солнце, превращался в бесконечную непроглядную ночь, а сами тюремные казематы в прошлом назывались «темницами». Подобно кладбищенскому склепу, предназначенному для мертвых, тюремные застенки, обладающие физическими параметрами могилы (подземное, темное, сырое, тесное пространство), становились местом социального погребения живых. Самым мрачным, инфернально-ночным местом любой тюрьмы всегда была пыточная камера – без окон, освещенная мрачными всполохами пламени, в котором мерцало раскаленное докрасна железо орудий пыток. Все ее символическое и акциональное содержание, кровавая жестокость, выходящая за пределы человеческого, в буквальном смысле воспроизводили сценарии адских мук. Современная культура предлагает разнообразные экскурсии в рукотворную ночь многочисленных тюремных башен и казематы по всему миру, в том числе фрактальный «аттракцион» удвоенной тюремной ночи – ночлег в камере старинной тюрьмы.

С середины XIX века горожанам стала предлагаться личностно осязаемая и эмоционально переживаемая рукотворная ночь-кошмар в развлекательной модальности – аттракцион, получивший название «комната страха» или «пещера ужаса» (в англоязычной традиции – «chamber of horror»[209] и «ghost train»). Это было путешествие в мир инфернальной ночи, где происходили «настоящие» встречи с существами из ночных кошмаров и загробного мира – вампирами, ожившими мертвецами, привидениями, известными в истории кровавыми убийцами.

Весьма показательно, что в современной высокотехнологичной культуре оказывается все так же чрезвычайно востребована художественно оформленная архаическая ночь, наполненная чувственными и телесными переживаниями не-дневного, иного бытия. В российской городской культуре на рубеже XXI века содержанием «пещеры страха» становится, в первую очередь, зловещее ночное прошлое России: заточение княжны Таракановой, убийство Павла I, сожжение трупа Распутина, преступление Раскольникова и т. д. («Невский ужас. Киберпространство страха», Санкт-Петербург)[210].