Смертельное шоу - Игорь Христофоров

-- Санька, -- протянул он красную ладонь.

-- Нина, -- положила она на нее свои подрагивающие пальчики.

Не Алевтина, конечно, но тоже из того времени, из шестидесятых.

Он подержался за ее холодную кисть ровно столько, сколько нужно, чтобы не вызвать недоуменный взгляд, и снова перешел на намеки:

-- Солист.

-- Что? -- не расслышала она под нудный женский голос, объявляющий отлет их борта уже в Москву.

-- Я говорю, я -- солист. А вы?

-- Я из оргкомитета конкурса. Технический работник.

-- Это как?

-- Обеспечиваю доставку конкурсантов в гостиницу.

-- Номера "люкс"?

Краснота рывком вернулась на ее щеки. Она подумала о чем-то своем и все-таки не решилась ответить. В "люксы" ехали отдыхать такие, как Витя-красавчик. Для никому не известных музыкантов хватало и трех звезд.

-- Вы из Приморска родом? -- пытался расшевелить ее Санька.

-- Почти.

-- Это как?

-- Тут поселок рядом есть. Я там живу.

-- Везет. Всю жизнь -- на курорте!

-- Это для отдыхающих курорт. А я, бывает, что за сезон ни разу и в море не искупаюсь...

-- А вот когда все приедут и некого будет встречать, вас уволят?

-- Почему же? Я же технический работник.

-- То есть без вас конкурс развалится?

-- Не развалится, -- с учительской строгостью ответила она и наконец-то опустила транспарант.

Когда фанера оказалась внизу, а древко -- вверху, то транспарант превратился в лопату. Ею было бы удобно убирать снег. Только вот снега в Приморске почти никогда не было. Тем более в июле.

Даже сейчас, поздним вечером, под дыхание морской прохлады, в полумраке спасительной тени Приморск ощущался чем-то жарким, парким и сонным. Сразу захотелось пить, хотя жажды в общем-то не было. Просто, видимо, Приморск любил заставлять людей пить. Что угодно. Одним хватало воды, других тянуло к вину.

-- А вот и мы! -- озвучил свой приход Андрей.

На нем висело все остальное, что еще оставалось на транспортной дорожке. Долговязый Эразм грел руки в бездонных карманов джинсов. Его единственный груз -- его же гитара -- пряталась в чехле за спиной и напоминала ружье.

-- Девушка, а в Париже этой весной вы не были? -- смешно подергивая носом на каждом слове, спросил Эразм.

-- Товарищи, следуйте за мной! -- неожиданно громко объявила

Нина.

Все и так уже стояли в трех метрах от нее. Митинговая громкость не требовалась. Может, она хотела растормошить Игорька и Виталия, скрепленных одним проводом. Они стояли, отвернувшись от всех, и поедали глазами девушек в купальниках, сидевших за столиком придорожного кафе на той стороне улицы и эротично поедавших мороженое. За соседним столиком сидел парень в серой майке и тоже улыбался, глядя на бойких девушек. Когда одна из них задержала белый брикет дольше обычного во рту и, медленно вынув его, с замедленной старательностью облизнула губы, Игорек и Виталик одновременно крикнули: "Й-йеа!", и правая ладонь одного из них хлопнула по левой ладони другого. В эту минуту они уже казались не сиамскими близнецами, а единым существом.

-- Автобус ждет нас на стоянке за вокзалом! -- напомнила о своей начальнической роли Нина.

-- А вы случайно не работаете по совместительству старшиной роты? -Сдвинув очки к кончику носа, поверх них посмотрел на голосистую девочку Эразм.

Из-за его долговязой фигуры, которую и без того удлинняла черная майка с пижонистым V-образным вырезом у горла, вылетел кто-то синий и жадно, затравленно дышащий.

-- Вы того... артисты? -- спросил он и облизнул губы быстрым язычком.

-- Чего? -- обернулся на него Андрей.

-- "Мышьяк"?

Теперь уже парень говорил только с Андреем. Другие для него не существовали.

-- Ну, "Мышьяк"...

-- Из Москвы?

-- Да. Из Москвы. А есть "Мышьяк" из Тамбова?

Парень странно подвигал туда-сюда ногами, и Санька только теперь увидел, что он не весь синий. Кроме действительно синих майки, джинсов по колено и бейсболки на загорелой до меди голове его ноги утяжеляли оранжевые ботинки с роликовыми коньками. Как и положено любому продвинутому роллеру, на парне чернели наколенники, налокотники и перчатки без пальцев. На правой руке они были сжаты в кулак.

-- Автограф, что ли, дать? -- презрительно посмотрел все так же поверх черных кружков Эразм.

-- Это -- вам, -- сунул роллер что-то в руку Андрею и, задом отъехав от него, резко развернулся, нагнулся и, по-конькобежному размахивая руками, понесся вдоль здания аэропорта.

-- Фэн, что ли? -- сверху прогудел Эразм.

-- Не по-хо-же, -- почему-то по складам ответил Андрей.

Морщины на его лбу собирались все гуще и гуще. Так сбиваются в кучу мутные облака, чтобы превратившись в тучу, хлестнуть яростным ливнем.

-- Ты его лицо запомнил? -- повернулся Андрей к Саньке.

Тому стало жалко лоб барабанщика. От такого сжатия он должен был ныть и болеть.

-- Пацана, что ли?

-- Ну, не меня же!

-- Вообще-то нет. Ботинки запомнил. Оранжевые.

-- А вы?

Сиамские близнецы-плеерщики стояли к ним все так же спинами и

смотрели живое кино про девиц, поедающих мороженое. Все звуки мира

для них сосредоточились в наушниках. Они и головами-то раскачивали

одновременно. То влево, то вправо. Будто делали зарядку от

остеохондроза.

-- У него на бейсболке "Даллас" написано, -- вставил Эразм. -- А зачем он тебе сдался?

-- На, -- передал Андрей записку Саньке.

-- Это он тебе дал?

-- Да читай ты! Про себя только.

"Граждане-товарищи из группы "Мышьяк"! Настоятельно советую всем вам свалить на фик из Приморска и больше здесь не возникать. Лабайте по подвалам в Москве и сюда не суйтесь. Если завтра до полдня не слиняете, вам всем кранты! Пацаны".

Листок был из школьной тетради по математике. Буквы нарисованы по-печатному, но вкривь да вкось. И ни одной ошибки. Пацаны так писать не умеют.

-- Значит, не запомнил?

Сощурившись, Андрей пытался сам хоть что-то вспомнить, но ничего, кроме обшелушившегося носа парня перед глазами не возникало. И еще -пальцы. Мокрые, словно только что мокнутые в воду.

-- Нет, -- упрямо повторил Санька, и его вдруг встряхнуло. -- Ботинки. На каждом из них не по четыре колесика, а по два. Средние на обеих ботинках сняты...

-- Ну, и что? -- прогудел Эразм.

-- А то, что это четыре колеса!

-- Серьезно? -- забрал назад записку Андрей.

-- Гадание помнишь?

-- Чего вы там бредите? -- потянул руку к записке Эразм.

-- Потом. В номере, -- не отдал ее Андрей.

-- Товарищи, ну сколько можно спорить? -- подала голос уже отошедшая шагов на десять от них Нина. -- Автобус же простаивает!

Из ее голоса испарилась учительская строгость. Но именно теперь, когда он стал по-детски жалок и беспомощен, пятеро парней безропотно подчинились ему.

Глава третья

ПЕРЕКЛИЧКА ПЕРЕД СНОМ

Гостиничный номер не тянул даже на три звезды. Четыре одноместные кровати с отваливающимися бортами из древесно-стружечных плит, платяной шкаф без дверей и тумбочка сурового армейского образца, у которой не выдвигался верхний ящик.

-- Может, нас по ошибке завезли в приют для бомжей? -- поинтересовался Эразм у дежурной по этажу, прокуренно-пропитой дамы с ресторанным прошлым в измученных чертах лица.

Через черные стекла очков он видел пейзаж еще более мрачным, чем остальные.

-- Мы еще не акционировались, -- лениво парировала дама. -- Зато дешевле наших номеров вы ничего в Приморске не найдете.

-- Значит, хозяин фестиваля -- жлоб! -- констатировал Эразм.

-- Я вообще-то подавал заявку на пять койко-мест, -- напомнил Андрей.

-- Таких номеров нет, -- устало ответила дама.

Слово "нет" получилось у нее по-военному четким. Видимо, она чаще всего произносила его в жизни. При социализме, и даже развитом, не было мест и в таких обшарпанных гостиницах.

-- Мы вам поставим раскладушку, -- сказала дама с таким видом, будто намеревалась разместить в номере кровать из спальни времен Людовика четырнадцатого. -- Вас это устроит?

-- Меня -- нет, -- ответил за всех Эразм. -- У меня -- метр девяносто два. Таких раскладушек даже в Америке нет.

-- В Америке все есть, -- лениво вставил Виталий.

Он отдал оба наушника Игорьку и, оставшись без музыки в голове, постепенно засыпал. Сейчас ему, наверное, хватило бы и раскладушки.

-- Ладно. Несите. Разберемся, -- решил Андрей.

Все-таки менеджером группы был он, а менеджер -- это и экономист, и финансист, и сценарист, и командир одновременно.

Стоило закрыться двери за дамой, как Эразм вновь напомнил о записке.

-- Ну, чего ты темнишь? -- сорвал он очки с лица. -- Что там накалякано?

-- На, -- небрежно протянул бумажку Андрей. -- Ознакомься.

Записка пошла по рукам. Эразм после ее прочтения лишь фыркнул, Виталик пробурчал: "Бред какой-то", а Игорек сходу перелил красноту с волос на лицо и, вскочив с твердой, как бетон, кровати, забегал по комнате. Из ушей у него по-прежнему стекали две черные струйки проводов. По ним будто бы только теперь пустили ток, и он сотрясал бас-гитариста без всякой жалости.