Чистый продукт. В поисках идеального виски - Иэн Бэнкс

Мы ему втолковали, что идея сойти с поезда во мраке ночи на станции Лохáйлорт, чтобы своим ходом пилить на какой-то остров у черта на рогах, – это, мягко говоря, придурь, и предложили поехать с нами в «Шаляй-валяй», переночевать на полу и продолжить путь уже при свете дня, чтобы свести к минимуму опасность обморожения или полной потери сил. Ролло согласился немного отложить следующий этап своего путешествия и отправился с нами на вечеринку к Макфарланам. Мы жутко надрались. В нашей компании был Джим, давно замечено, что в подпитии у него плохо ворочается язык. В этот раз он разговорился, но никто не понимал ни единого слова. Исключение составил – по какой-то непонятной причине – я один, поэтому на меня легли обязанности переводчика.

Джим излагал примерно так:

– Эслипонакомиссчеком фпоезенунефпоезе моноивафтопсе аймунекудефаца звежлисьти нунодатмукоку.

А я сосредоточенно хмурился, как и положено нетрезвому человеку, кивал и растолковывал:

– Джим говорит: «Если познакомился с человеком в поезде, ну, не в поезде, можно и в автобусе, а ему некуда деваться, – из вежливости нужно дать ему койку». (Когда я умолкал, Джим согласно кивал, а иногда высказывал дополнительные аргументы, которые, конечно, тоже требовалось перевести.)

Так продолжалось довольно долго, и я, по собственным ощущениям, справлялся блестяще, но лишь до тех пор, пока Джим не разразился долгим и невнятным монологом, в конце ставшим чем-то вовсе не членораздельным. То был довольно выразительный звук, а может, набор звуков, и Джим остался доволен своей заключительной аргументацией, судя по тому, как он кивал и картинно прихлебывал из жестянки; я понял, что не имею права отмахнуться. Отложив в памяти этот финал чисто фонетически, как услышал, я принялся растолковывать слушателям весь монолог с самого начала, чтобы выиграть время и по контексту сообразить, что же имелось в виду. Но не тут-то было. Дойдя до конца монолога, я отказался от нормативного английского, на который переводил, и просто воспроизвел то, что услышал в исходном варианте «кода Джима»: «Шашоля».

«Шашоля». Это слово повисло между нами в воздухе, как зловонный желудочный выхлоп, в котором никто не признается.

Пожав плечами, я обвел взглядом слушателей.

Все были заинтригованы.

Джим тоже был заинтригован.

В тот раз он так и не вспомнил, что имел в виду, а утром (ну хорошо, днем/вечером) тем более, так что слово «шашоля» осталось для нас тайной, но потом вошло в обиход и стало использоваться в тех случаях, когла один из нас чего-то не расслышал или не понял. Оно, кстати, годится и в качестве тоста, успешно заменяя собой «Вздрогнули!».

Через пару лет я собрался вручить Джиму свой роман «Игрок» [47]с дарственной надписью и на чистой странице просто написал: «Джиму». Джим решил, что это недостаточно конкретно (действительно, Джимов пруд пруди). Тогда я забрал у него издание в твердом переплете, заменил покетом и сделал другую надпись: «Джеймсу С. Брауну, некогда сказавшему “Шашоля”».

На следующий день: опять солнце, опять булочки, опять утреннее откашливание.

Впрочем, день сегодня необычный. Сегодня, оставаясь целеустремленными исследователями виски (а как же иначе?), мы превращаемся в носителей особой миссии. Ибо сегодня у нас назначено свидание с судьбой, сегодня мы принимаем вызов глубоких духовных исканий полумистического места, затерянного в туманах времени где-то посреди древнего графства Морейшир. Нам предстоит сызнова посетить место своих самых наглядных достижений, магнетический локус огромной символической мощи в личной мифологии каждого из нас.

Сегодня мы собираемся отыскать «пенный фонтан» города Элгин.

Дело было во время нашей первой совместной поездки по Шотландскому нагорью еще в конце семидесятых.

Средством передвижения нам служил принадлежавший моему отцу «Форд Кортина» Mk 3. Белый, с черной виниловой крышей, с двухлитровым движком, для своего времени по-настоящему скоростной.

Я давно вынашивал замысел вспенить какой-нибудь фонтан. Идея казалась чрезвычайно заманчивой: сделать так, чтобы на ратушной площади или у входа на корпоративную парковку вдруг оказалось по колено пены. Мне виделся в этом веский художественный довод и пример настоящего, эстетически уместного полувандализма; художественно-террористический акт.

В магазине спортивно-туристического инвентаря была куплена большая пластиковая баклага для воды, удобно помещавшаяся в дорожную сумку из искусственной кожи на длинном ремне, которую мама все время порывалась выбросить. В днище сумки я сделал небольшой, но точно рассчитанный надрез, чтобы можно было легко добраться до маленького краника баклаги. План заключался в следующем: наметить для себя фонтан с невысоким бортиком, чтобы удобно было присесть; закупить побольше «фэйри», вылить содержимое в баклагу, помещенную в сумку; подойти к фонтану; присесть на бортик (желательно поближе к входному каналу насоса), а потом с непринужденным видом подсунуть руку под дно сумки, открыть краник и выпустить блестящую зеленую струю в воду фонтана. При удачном раскладе баклага должна была полностью опорожниться, и мне осталось бы просто слинять, не дожидаясь, пока моющее средство начнет пениться.

Представь себе, читатель, как всю площадь или вход в дирекцию фирмы скрывают гонимые ветром пенные волны, как прикольно суетятся консьержи/полицейские/чиновники, а я выглядываю из-за угла и хихикаю над своей веселой и по большому счету безобидной проделкой.

Первоначально я выбрал своей мишенью фонтан на гринокской Клайд-сквер, перед ратушей, но потом спохватился, что это близковато к дому. Лучше, решил я, найти такое место, где меня никто не знает (и где я в ближайшее время больше не появлюсь). Поездка по Шотландскому нагорью обещала стать воплощением этой мечты. Более того, у меня появились сообщники в лице Джима и Дейва: их ожидала честь стоять на стреме и быть очевидцами

Через несколько дней мы накрыли Элгин, как стая саранчи накрывает спелую ниву. Изучили цель: идеальный городской фонтан с низкими бортиками, прямоугольный в плане, одноструйный, средней высоты, с заметным входным каналом насоса. Заручившись поддержкой Джима и Дейва (которые почти не закатывали глаза и почти не качали головами), я приготовился воплотить свой выношенный план.

Оживленный, но спокойный рыночный городок с некоторыми архитектурными достоинствами, расположенный недалеко от морэйского побережья милях в сорока восточнее Инвернесса. Знал бы Элгин, что ожидает его добропорядочных горожан, когда те проснутся теплым летним утром за четверть века до сегодняшнего дня…

…Знал бы он, что вышло из этой затеи на следующее утро. По всей видимости, мы стали жертвами недобросовестных местных торговцев, которые продали нам низкосортное разбавленное моющее средство. Не исключено и другое: что какой-то унылый зануда из муниципалитета, предугадав мой блистательный план, установил в фонтане противопенный фильтр. Или вода в фонтане оказалась настолько жесткой, что «фэйри» нужно было лить туда цистернами. Или я просто пожмотился на мыло для посуды.

Так или иначе, вспененная поверхность оказалась размером с обычную домашнюю ванну, белесую пузырчатую тину отнесло ветром в один угол фонтана, где она быстро начала растворяться среди оберток от мороженого и конфетных фантиков.

Где-то у меня завалялась фотография этого позора, но я забыл ее откопать перед нашей недельной поездкой в Спейсайд, а потому найти место преступления оказалось труднее, чем хотелось бы.

Адская жара. В Элгине и Морее зима была не такой сухой, как на остальном побережье: в ноябре 2002 года здесь произошли наводнения. Сейчас погода будто искупает свою вину: по всему городу цветут яблони и вишни, а мы, трое немолодых мужчин, глубоко ценим еще и тот факт, что под влиянием солнца и жары местные девушки одеваются, так сказать, минимально. Только это и скрашивает нам скитания по городу в поисках злополучного фонтана. В расстройстве заходим пообедать, хотя и без восторга, в какую-то живопырку «Уэзерспунз», но это нам по пути, пожрать дают – и ладно. После вожделенного мороженого долго брожу по магазину «Гордон и Макфейл» (Gordon & MacPhail), расположенному в центре города, глазею на виски, отмечаю для себя те сорта, о которых даже не слышал, и некоторые из них покупаю.

У G&M долгая, прочная репутация виднейших независимых бутилировщиков односолодового виски. Было время, когда их магазины были единственными источниками молтов. Наряду с «Кейденхедз» в Абердине (теперь в Кэмбелтауне) они не давали затухнуть огоньку интереса к молту, когда весь остальной мир, казалось, переключился на бленды. Полагаясь на полезные связи в родном Спейсайде и в других уголках мира виски, а также на обширные запасы скотча, «Гордон и Макфейл» до сих пор занимают одно из лидирующих мест в торговле спиртным, как и положено специализированному магазину. Какое бы название виски ни стояло на бутылке, можно не сомневаться, что содержимое будет интересным.