Трое с площади Карронад - Владислав Крапивин

— Славка, подожди, — попросил Тим. Он протянул с раскладушки руку.

И Славка понял это, на ощупь взял его руку — маленькую, горячую, твердую. Они держали теперь ладонь в ладони. Что еще нужно в жизни?

Но Тим скрипнул раскладушкой и снова сказал:

— Славка, я дурак такой был тогда… днем. Это я со страху. Сам был виноват, а на тебя…

Славку все качало.

— Тим, — сказал Славка, — ты — парус… Помнишь, я говорил? Ты — оранжевый парус. Ты — спасатель… Я думал, что уже все, а ты успел… Ну, что ты бормочешь о каком-то страхе…

Письмо

Рано утром Славка и Тим приехали на Черную Речку. Надо было заделать швертовый колодец и перегнать яхту на базу. Но они опоздали. С «Маугли» уже возился Игорь Борисович. Он снял мачту и теперь отцеплял от гика парус. У берега стояла моторка.

Игорь Борисович не удивился, когда виноватые Тим и Славка возникли перед ним. Он посмотрел исподлобья и грустно сказал:

— Чтобы я вас больше не видел. Ни на базе, ни в округе радиусом в милю.

Что же, они этого ожидали. Тим печально позвенел цепью, которую притащил с собой. Славка покачал тяжелой авоськой: в ней лежала банка с суриком и коробки с зубным порошком для шпаклевки.

Оба не двинулись с места.

Игорь Борисович снова коротко глянул на них.

— Есть вопросы?

— Есть, — хмуро произнес Тим. — Славку-то за что? Это я один все сделал.

— Семибратов — капитан. Если у капитана матросы творят что вздумают, он виноват больше всех. Гуляйте.

— Понял? — сердитым шепотом сказал Славка Тиму. Тим смешной, честное слово. Неужели Славка останется, если Тимселя попрут из секции!

Он протянул банку.

— Краску возьмите…

— Зачем?

— Мы для ремонта принесли.

Игорь Борисович перестал возиться с парусом. Выпрямился и посмотрел на них внимательнее.

— Ах, для ремонта… Это мысль. Поехали на базу. Сперва почините колодец, а потом уж отправляйтесь на все четыре стороны. Так, по-моему, будет справедливо… Или нет?

— Справедливо, — сказал Тим.

Они молча стащили «кадет» на воду. Молча погрузили мачту и парус. Игорь Борисович укрепил буксирный конец. Кивком показал, чтобы лезли в катер.

Славка что-то вспомнил:

— Подождите!

Он бросился к станции, перебежал линию и нырнул в кусты. Вернулся минуты через три. Протянул Тиму два ключа на блестящем колечке.

— Вот это да! — сказал Тим. — Как ты нашел?

— Я еще тогда заметил, как они летят. Запомнил траекторию… Ты их в самые колючки закинул. Нарочно, что ли?

Они посмеялись. Хорошо им было, хотя и грустно. Грустно, что выгонят из секции, и хорошо, потому что они вдвоем. Это самое главное. Это уж никто не отнимет.

И утро было хорошее. Ясное такое и горячее. Синяя вода сверкала, и маленькие желтые цветы сияли среди берегового мусора и чахлой травы. Они качались от теплого ветра. А громадные крейсера в солнечном мареве казались глыбами сизых скал…

— Долго будем стоять? — спросил Игорь Борисович. Они прыгнули в катер, затарахтел мотор. Неуправляемый «Маугли» заскакал на буксире.

Все молчали. Наконец посреди бухты Игорь Борисович заметил:

— Могли бы и рассказать, что у вас случилось…

— Мы хотели, — сказал Тим, — а вы сразу: «Гуляйте!» Даже не спросили…

— Ах какие мы самолюбивые!.. А меня вы о чем-нибудь спросили? Как, например, меня подняли с постели до рассвета и какую я получил нахлобучку?

Славка и Тим растерянно посмотрели друг на друга. О нахлобучке, которую получил начальник базы, они не думали. А ведь получил. Из-за них. Что тут ответишь? А Игорь Борисович больше ничего не говорил и не спрашивал.

«Маугли» через разбитый колодец постепенно набирал воду. Но он немного набрал. Очень скоро они ошвартовались у базы…

С ремонтом провозились до полудня. Когда вгоняли в швертовый колодец последний шуруп, рядом появилась Настя. Шумно и сердито вздохнула, потом громко поинтересовалась:

— Может, расскажете, что натворили?

Тим вопросительно посмотрел на Славку. Славка сказал:

— Пожалуйста…

И, работая отверткой, он поведал о ночной погоне Тима.

— А что делать, если человека увозят? — насупленно спросил Тим.

— Почему же не увезли?

— Он же догнал! — сказал Славка.

— Ну и что?

Славка засмеялся:

— Я же говорю: цепь. В три обмотки к столбу — и на замок!

— Трепачи. Я с вами серьезно, а вы… Славка встал и задрал к подбородку рубашку.

— А это не серьезно?

На животе и на ребрах у него были коричневые ссадины.

Настя поморгала. Повернулась и, прогибая доски на пирсе, пошла к домику.

Славка с размаху воткнул в доски отвертку.

— Все… Прощай, «Маугли». Хорошо мы с тобой жили…

Тим тоже сказал:

— Не скучай о нас, «Маугли». И не сердись… Они погладили у «кадета» облупленный форшпигель и пошли в дом.

Игорь Борисович сидел за столом с неприступным видом. Что-то писал. Насти не было.

— Все готово, — сказал Тим. — Можно взять немного олифы, краску оттереть?

У него руки, ноги и подбородок были в сурике от шпаклевки. Славка тоже изрядно перемазался.

— Олифу еще на вас изводить… — сказал Игорь Борисович Тиму. — Особенно на тебя… Все равно пятнистый.

— Очень остроумно, — сказал Славка.

— А мне сейчас не до остроумия. Объяснительную пишу портовому начальству. По вашей милости. Возьмите олифу в кладовке… и сгиньте вы наконец!.. За нарушение портового режима и судоводительских прав имеете месяц без выхода на воду. Есть вопросы?

Тим посмотрел на Славку, Славка на Тима. Поползла у Славки улыбка — не удержаться. У Тима засияли веснушки.

— Нечего тут ослепительно улыбаться, — проворчал Игорь Борисович. — Гнать бы вас имеете с толстой заступницей…

Из-за фанерной перегородки вырвался негодующий Настин баритон:

— Я попросила бы выбирать выражения, товарищ начальник базы!

Тим радостно спросил:

— А можно просто так пока приходить? Заниматься на берегу?

— Не раньше чем через две недели. Пока не приду в себя, вам лучше не соваться.

Тим сдвинул пятки и опустил руки. Тим сказал:

— Есть появиться на базе через две недели.

Славка, глядя на него, одернул рубашку и тоже сказал тихонько:

— Есть…

Олифы оказалось на донышке: хватило только, чтобы отмыть ладони да Тимкин подбородок.

— Ладно, дома отскребемся, — сказал Тим. — Только сначала пойдем выручим Артемку.

Оказалось, что Славка не помнит дорогу. Он запутался среди заросших улочек, тропинок, изгородей и пустырей.

Тим веселился:

— Всякие траектории запоминаешь, а улицу забыл! Ты как профессор, да?

Но Славке было не до веселья.

— Скажут: «Чего вчера убежал?..»

— Торопился, вот и убежал. Решил, что Любка портфель возьмет.

— Может, она в самом деле взяла?

— Вот и узнаем.

Наконец они выбрались на улицу Морских пехотинцев и увидели проходную.

Молоденький часовой в сурово надвинутом на брови берете долго не мог их понять. Потом взялся за телефон.

— Товарищ капитан! Тут пацаны… перемазанные, с якорями и нашивками. Спрашивают с меня какой-то портфель и какого-то зайца… Никак нет… Так точно… Есть! — Он обернулся: — Подождите за дверью.

Славка и Тим вышли на улицу. Почти сразу вышел и часовой. Строго сказал:

— Портфель вам будет завтра.

— Почему? — удивился Славка.

— Так приказано передать. Все. Свободны.

— «Свободны»… — передразнил Славка, когда отошли. — Новобранец какой-то, а командует, как адмирал… Завтра опять в такую даль тащиться… Хоть бы объяснил, когда приходить!

— Да ладно. После уроков съездим, — утешил Тим.

— Зажилят они Артемку, — мрачно сказал Славка. Он понимал, что не будут морские пехотинцы зажиливать чужого тряпичного зайца, но его грызла досада.

— Славка…

— Что?

— Славка, — сказал Тим, — все это пустяки…

И Славка понял: «Все это пустяки по сравнению с тем, что было вчера». И опять поднялась в нем радость: он здесь, он с Тимом! Навсегда!

А Тим вдруг встревожился:

— Слушай, я опять чего-то забоялся… Мама у тебя не передумает?

— Что ты! Она сама учебники мои расставила, одежду развесила. Ты же видел.

Тим улыбнулся, но как-то нерешительно:

— Ну смотри. А то цепь на базе осталась…

— Тим… А если бы вчера не оказалось цепи? Тогда что?

Очень серьезно Тим сказал:

— Все равно… Схватил бы тебя в охапку и утащил бы куда-нибудь. Или вцепился намертво…

К ним обоим словно придвинулась вчерашняя ночь. И чтобы прогнать ее. Славка торопливо предложил:

— Поехали к нам! Отмоемся как следует, у бабы Веры есть керосин.

Тим жалобно сказал, что не доедет, помрет с голоду.