Призыв - Бентли Литтл

Джинни заставила себя заглянуть в открытую емкость для нечистот и неуверенно позвала:

– Папа?

Озеро фекалий оставалось спокойным.

Она прочистила горло и позвала громче:

– Папа?

На поверхности фекалий появилась белая и ухмыляющаяся голова ее отца.

Джинни попятилась назад; ее сердце забилось так, что она испугалась: вот-вот оно разорвется. Она поняла, что истошно кричит, и заставила себя замолчать. Собрав всю свою смелость, женщина снова подошла к унитазу и заглянула в открытую емкость.

Ее отец уставился на нее; нечистоты текли по его лбу, коричневая жидкость вытекала изо рта.

– Не возвращайся, – прошипел он. Его голос был свистящим и хриплым.

Джинни оглядывалась по сторонам. Что ей следовало делать?

В туалет вошла женщина среднего возраста в модном синем деловом костюме. Она уставилась на Джинни, которая, наклонившись над унитазом, смотрела вниз, и кашлянула.

– Извините, – сказала она, явно испытывая неловкость. – Мне нужно воспользоваться этими удобствами.

Джинни напустилась на нее:

– Вы не можете! Там внизу мой отец!

Женщина попятилась, на ее удивленном лице застыло непонимание.

Она быстро вышла из туалета, и Джинни снова посмотрела вниз. Там была только тьма, только коричневая жижа.

– Сука! – прошипел голос ее отца откуда-то из бака с нечистотами.

Напуганная и ненавистью, с которой были сказаны эти слова, и обстоятельствами, в которых они прозвучали, Джинни стала неуверенно пятиться назад.

Вдруг над унитазом появилась рука, покрытая экскрементами.

Джинни бросилась к машине и едва успела захлопнуть дверцу, перед тем как потеряла сознание.

Что произошло, когда через несколько часов она пришла в себя, Джинни плохо помнила. Ей помог очнуться полицейский офицер в форме – кто-то, очевидно, заметил ее, уронившую голову на руль, и позвонил в полицию. Джинни помнила, как снова и снова рассказывала свою историю. Помнила, как нахлынула толпа полицейских и ассенизаторов, а потом приехали телевизионщики с камерами.

Джинни не помнила, как отца извлекали из выгребной ямы, но помнила Мэри-Бет. Та обнимала и утешала ее, плакала вместе с ней, объяснялась вместо нее с полицией. Мэри-Бет позаботилась обо всех подробностях и формальностях.

А Джинни всегда думала, будто из них двоих именно она сильная. Она смотрела сквозь решетку, как ее отец беспокойно ходит взад и вперед по цементному полу своей камеры. Здесь никого больше не было, кроме нее и охранника в униформе. Мэри-Бет была в управлении полиции и разговаривала с начальником полиции.

Глаза ее отца были яркими, внимательными и сверкали особым блеском безумного возбуждения. Джинни чувствовала исходившую от него энергию.

Он перестал метаться, обернулся, чтобы посмотреть на нее, а потом бросился к решетке и начал биться о нее головой, при этом ухмыляясь.

– Сука! – визжал он.

– Успокойтесь, вы, там, – приказал охранник.

Слезы навернулись на глаза Джинни – слезы жалости к тому, кем он стал, слезы от утраты того, кем он раньше был. У мужчины, находившегося перед ней, все еще были фигура и лицо отца, но слова, движения, выражения – все это принадлежало какому-то незнакомцу. Слеза скатилась по ее правой щеке, и она вытерла ее пальцем.

– Почему? – Она с трудом сглотнула, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Почему ты это сделал?

Ухмылка отца стала еще шире.

– Я – дерьмо. Я всегда был дерьмом.

Он опустил голову в унитаз и начал трясти ею. Джинни отвернулась, закрыла глаза и снова увидела, как рука отца высовывается из выгребной ямы.

Она покинула камеру предварительного заключения, плача, в сопровождении охранника.

Роберт смотрел на факс, все еще не зная, следует ли ему немедленно сообщить о Виджиле федералам, или нужно подождать. Они, вероятно, уже знали – наверное, у них были люди, чья обязанность следить за криминальными новостями на радио и телевидении, – но пока никто ни из ФБР, ни из полиции штата к нему не обратился. У него было искушение отложить на несколько дней отправку информации по факсу, но, конечно, он не мог так поступить. Роберт подумал о лице Мэри-Бет, когда она смотрела на отца в тюремной камере: бледное, потерянное лицо.

Она заслуживала, чтобы рядом с ней находились лучшие мужчины, на которых можно было бы положиться.

Рич вошел, и Роберт устало кивнул ему, снова усаживаясь за свой стол.

– Как дела с новостным бизнесом?

– Нормально. Как дела с охраной закона?

– Сыт ею по горло.

– В каждой избушке свои погремушки.

Оба на секунду замолчали. Роберт откинулся назад на своем вращающемся стуле, который громко скрипел, как несмазанная дверь в доме с привидениями.

– Тебе стоило бы смазать эту штуку.

– Да.

Рич подошел к факсу.

– Было бы здорово, если бы я мог себе позволить одну из этих машинок.

– Это от ФБР. Если бы сие зависело от меня – проклятой машинки здесь не было бы.

– Они сумели что-то раскопать?

Роберт покачал головой.

– Кто знает? Если и раскопали – я, вероятно, буду последним человеком, кому они сообщат. Я уверен, что они все прогоняют через свои компьютеры, а если это ничего не дает, то и еще кое-что делают.

Рич, облокотившийся на подоконник, спросил брата:

– Так что же происходит?

– Если бы я знал, то сказал бы тебе.

– О кладбище напечатали в газете «Рипаблик». Ты видел это?

– Я был слишком занят последнее время, чтобы читать газеты. Я даже твою статью еще не читал.

Рич усмехнулся.

– Тебе нет нужды ее читать. Она и так блестящая.

– Они думают, что им удастся похоронить все тела, ориентируясь по карте расположения могил. Пока похоже, что останки никуда не переносили.

– Слава богу.

Роберт прочистил горло.

– Ты туда ездил, чтобы посмотреть?

– Нет, я не смотрел.

Роберт сфокусировал внимание на топографической карте округа, висевшей на левой стене, потому что не хотел видеть лица брата.

– И я не смотрел. Но сейчас думаю, может быть, мне следовало. Мне кажется неправильным, что… я не был там. Что ни один из нас там не был.

– Мама поняла бы… Отец – нет.

Раздался стук в дверь.

– Я не помешаю?

В дверях стоял Брэд Вудс, держа под мышкой картонную папку с бумагами.

Роберт покачал головой.

– Входите.

Вудс прошел по изношенному ковру и положил папку на стол Роберта.

– Три экземпляра моего отчета. Я уже отослал копию в окружное управление. В итоге я подробно исследовал восемь тел – те, которые… не знаю, как подобрать нужное слово… были подвергнуты особым манипуляциям. Вы оказались правы. Из нескольких трупов извлечен костный мозг, хотя бо́льшая его часть в них уже высохла. Но я не смог найти следов никаких хирургических процедур, никаких отметок на костях или плоти, никаких признаков необычных химических веществ; невозможно даже установить, сделано ли это людьми или животными.