Кармалюк - Владимир Канивец

Навели справки. Действительно, Павел Богданов был отдан в солдаты и бежал. А с Павлом Богдановым Кармалюк познакомился, когда сидел в тюрьме, и, зная, что того отправили в Сибирь, выдал себя за него. Из Нежина его отправили в «Екатеринослав, в учрежденную при тамошнем ордонанс-гаузе военно-судную комиссию, по решению коей за наказанием сто палками выслан Новгородской губернии Медведовской волости резервной дивизии в Архангелгородский пехотный полк на службу, куда прибыл после Петрова дня и находился в роте во 2-м батальоне один месяц, а начальных чисел августа месяца… учинил побег… следовал в Псковскую губернию, более 400 верст от Медведовской волости отстоящей». Тут бросил шинель, переоделся в полушубок и пошел на Витебск, Могилев, отсель Могилевской губернии город Рогачев, на Овруч, Житомир, Бердичев. И в ноябре месяце перебрался на Райгородок в Янишпольскую Слободку Литинского повета, а затем перешел черным трактом в селение Новую Синяву.

Такой огромный, тернистый путь проделал Кармалюк, возвращаясь третий раз из Сибири в родные края. Сидел в орловской тюрьме — за что он туда попал и как ушел — неизвестно, в нежинском остроге, в Екатеринославском ордонанс-гаузе. Месяц маршировал с рекрутами, снося зуботычины унтеров и офицеров. Да ко всему этому еще и прошел сквозь строй шпицрутенов! А добрался до Подолии — новая беда: на каждом шагу заставы, учрежденные «для предотвращения» холеры. Пропускает стража через заставу только со справкой от помещика, что в селе нет больных. Народ, напуганный страшным мором, подозрительно смотрит на всех прохожих: не несет ли человек в село беды? И Кармалюку на этот раз по Подолии приходилось пробираться не с меньшими трудностями, чем по Сибири. Но он все-таки передвигался, собирая вокруг себя верных людей.

В мае 1830 года на Подолии начали ходить слухи, что на «черном шляху» появился загон разбойников. Говорили, что атаманом у этих разбойников какой-то Головач. А по секрету добавляли: под этим именем скрывается вернувшийся из Сибири Кармалюк. Слух дошел и до губернатора. Он повелел сделать запрос в Тобольск.

А месяц спустя после этих первых слухов, во время облавы в Кальной-Деражне, был схвачен беглый рекрут Петр Копчук. Когда его на допросе спросили, не знает ли он, кто скрывается под именем Головача, он ответил:

— Кармалюк! Он, как сказывал мне священнический сын Дмитро Мончинский, совсем недавно ночевал в Кальной-Деражне, в школе церковной. Он подбирает здесь себе людей, — словоохотливо рассказывал Копчук, — для отмщения пану Янчевскому за поимку. Сам говорил мне, что подобралось уже более десяти человек.

Пан Янчевский, присутствовавший на этом допросе, позеленел от перепуга. Он накинулся на Копчука с расспросами:

— Где? Где Кармалюк сейчас?

— На сошествие святого духа, — продолжал Копчук, — я видел его в городе Балте. С ним были Дмитро Мончинский и беглый рекрут Поповский. Дмитро говорил, что пристанище они имеют в селении Бранковатом…

— А где ты виделся с ним? — допытывался Янчевский.

— В заездном доме.

— А где тот дом?

— От рогатки… — начал Копчук, морща лоб, будто с трудом припоминал. — На правой руке от ряду десятый или пятнадцатый дом…

— Точнее! Точнее говори! — требовал исправник.

— Рад бы, но точнее не могу припомнить, ваше благородие. Побей меня бог — не могу. Истинную правду говорю. Вот ежели бы поехать туда, то я бы в точности мог указать…

— А в чем одет этот Головач — Кармалюк?

— В сюртуке суконном, черном. Панталонах такого же сукна. Шинель тоже черного сукна с воротником висящим, на коем три есть нашития.

— А волосы какие носит?

— Длинные, ваше благородие. По-купечески подстриженный. Бакенбарды и усы имеет большие…

— А, шельма! Клейма прячет! Ну, тогда это он! Но как он из каторги ушел? Как сюда, антихрист, пробрался?

— Этого он мне, ваше благородие, не сказывал.

«Показание Копчука, — по свидетельству современника, — поразило всех. Прибавим между прочим, что этот наивный человек, каким его по крайней мере считали, сумел после этих показаний очень ловко улизнуть из тюрьмы. Местная администрация зашевелилась и обнаружила большую энергию. Подольское губернское правление сделало распоряжение по всем уездам, чтобы убежище разбойников во что бы то ни стало было разыскано.

В то же самое время Янчевскому, опасавшемуся нападения, дали команду солдат. Дом деражнянского Демосфена преобразился в маленькую крепость. Владелец окружил его каменной оградой, кругом выкопал глубокую канаву. Окна снабдил железными решетками и двойными ставнями. К дубовой двери, ведущей в дом, приделал железные запоры. Кругом дома ходил постоянно переменяющийся караул. Внутри дом походил на арсенал: на столах лежали ружья, пистолеты, сабли, охотничьи ножи, порох, пули, готовые заряды в патронташах.

Сам же Янчевский не показывал носа со своего двора, вследствие чего сеймики и съезды лишились удовольствия слушать его орации и протестации.

Непонятно, право, как один человек, не имеющий ничего, кроме разбойничьей отваги, мог производить такое впечатление на общество. Бушевал он по-старому. Он был предметом вечерних бесед и в шляхетской гостиной, и в крестьянской хате, и в корчме. Имя его было на устах у всех. Множество ходило о нем остроумных рассказов. Шляхтич при встрече со знакомым или соседом почти всегда начинал разговор со слов:

— Не слышно ли чего о Кармалюке? Или:

— Следовало бы сделать облаву на этого гультяя! В местах его удалых подвигов путешествовали только днем: опоздавший с большим трудом мог достучаться в корчму. И то после подробного допроса: откуда идет? Много ли имеет с собою людей? Проникнуть в шляхетский двор в десять часов вечера стало почти невозможным: так его крепко баррикадировали.

Помню очень даже смешную сцену по этому поводу. На пана Вицентия, помещика Могилевского уезда, ночью напали разбойники на дороге, в окрестностях Бара. Один приложил ему пистолет к груди, требуя денег. Пан Вицентий имел при себе немного, но зато дома у него был значительный капитал. Он счел более удобным вручить хорошо наполненный кошелек, лишь бы тем купить жизнь. Разбойник, взвесивши в руке кошелек, улыбнулся и выпустил пистолет из рук, который упал в глубину экипажа, А когда его товарищи выгрузили все из сундуков, тогда он, приподнимая шляпу, сказал любезно:

— Рушай!

Кучер, не менее перепуганный, не заставил два раза повторять приказание. Взвился бич на спинах лошадей, и они понеслись галопом.

Когда уже было близко село, пан несколько пришел в себя.

— Грыцю! — окликнул он хлопца, сидевшего рядом с кучером на козлах, — Этот разбойник оставил в экипаже пистолет. Возьми его, он, верно, заряжен…