Цельняпушистая оболочка 4 (СИ) - "Бебель"

Хотя… Может я зря себя так запугиваю? Они же тут все гражданские. Да и новый год ведь — бухлом от этих двоих за версту несет. Может проблема в том, что я слишком боюсь? Что если, нужно просто пойти напролом, да положить всех мордой в пол? Глупость конечно. Но черт его знает.

Вдоволь налюбовавшись на статичные картинки в мониторе, я уже собирался остановится, но новая камера была установлена не в лесу. Изображение на мониторе демонстрировало какой-то плохо освещенный, просторный тоннель. За ней шла картинка настежь раскрытых стальных гермозатворов, прямо как на стратегических складах, а вот следующая…

Сразу за воротами, начинался какой-то то ли склад, то ли гараж, то ли свалка — черти что, в общем. Земляной пол, весь в каких-то глубоких лунках, пара неизвестных легковых автомобилей, стоящие на границе обзора и заваленные всяким хламом стеллажи со столами стоящие у бетонных стен. На одном из столов, вместо глушителей и канистр, была постелена грязно-серая скатерть и на ней стояли бутылки, тарелки, пакеты, а вокруг толпилось десяток фигур одетых кто во что горазд. От юбок с каблуками, до такой же серой формы, которую осматривал Пугачев, о чем-то переговариваясь с Кабановым. За человеческими фигурами виднелись несколько серых котиков. В таких же плащах, которые я видел в полночь на площади Кентервиля.

— Ох ебитская кочерыжка. — выдохнул я, заставляя стоящую рядом Арфу перевести любопытный взгляд с монитора на меня.

Ракурс у камеры был так себе. Очевидно, ее задача была смотреть за въездом в ворота, а не за самим помещением. Но даже так, в центре толпы, я смог углядеть знакомое поблескивание черного металла. Прапорщик был прямо здесь. Примерно в полусотне метров от меня. Он светил на камеру своей физиономией, уже красной от выпитого алкоголя и судя по жестам и реакции окружающих, рассказывал какую-то мало интересную фигню всем окружающим. И хоть он был в броне, но ни шлема, ни оружия видно не было.

Ткнув в пульт еще раз, я понял что то была последняя камера, так как изображение пошло по кругу, снова показывая мне вид грунтовой дороги. Потерев виски, я скосил взгляд на край монитора, на котором показывались часы. И время неуклонно приближалось к семи утра.

Семь утра. Семь часов утра первого января хрен пойми какого года. Все уже как следует напраздновались, напились и натрахались и теперь спокойно спят лицами в салатах. Или как там у этих басурман принято… Лишь немногие еще на ногах, но судя по усталым мордам — ненадолго. Чем не время для атаки, а? Молча пройти через гермоворота, достать пистолет и угандошить этого усатого мудака наглухо?

Шанс! Да еще какой! Разом избавиться от одной из самых опасных фигур, без какого-то риска для себя или остальных. Ну как такое можно упускать?

Но все же стремно. Может все-таки дождаться Селедку с мурзилками? А когда они прибудут? Время-то уже к рассвету близится. Да и какой с них будет прок, если прапор наденет шлем и возьмет свою зенитку? Тем более, что будет, если сейчас кто-нибудь придет посты менять и увидит тут двух связанных придурков? Или вообще никого не увидит?

Пугачев, видимо, нашел в шкафу нераспечатанную бутылку бухла с какими-то закусками и теперь тихо перешептывался с Кабановым, косясь то на меня, то на пленников. Будто я в отражении монитора не вижу!

— Блять! — не выдержал я и выругался вслух.

Надо проветрится.

— Следите за этими. И чтобы ни на что, блять, не нажимали! Я курить. — бросил я напоследок, прежде чем выйти из вагончика.

Хрен бы с ними. Пусть выпьют и пожрут для храбрости. А если мозгов не хватит меру соблюсти, то и нахрен они мне не нужны. Устал я уже с ними сюсюкаться.

На улице было уже совсем холодно, отчего я даже немного взбодрился. А ведь и не замечал, что спать уже хочу. Достав последнюю сигарету из пачки я, невесело хмыкнул и чиркнул зажигалкой. Струйка дыма медленно стремилась вверх, клубясь возле яркого фонаря на крыше вагончика, отчего на снегу отплясывали тени, извиваясь вокруг моего силуэта, словно щупальца спрута. Тьфу, блять, на поэзию потянуло!

Долбанный прапор и его дурацкий шлем! Вот же угораздило его на камере показатся… Ну нельзя же такой шанс упускать! Но, блин, как же стремно туда идти… Еще и гражданские эти. По-любому под раздачу попадут. Скольких придется срезать очередью, прежде чем пуля продырявит седые усы этого маразматика?

Блин. Всегда представлял себя если уж не героем, то хотя бы просто хорошим парнем. Который, как и все, иногда вынужден делать плохие дела. Но сейчас я всерьез в этом сомневаюсь.

— И так уже толпу народу накрошил… Может хватит уже? — спросил я у тусклого фонарика на вагончике.

— А ты не думал, о том, скольких ты спас? — сердитый голос звучал как звон колокола в глухом колодце.

Арфа вышла из-за моей спины, недовольно оглядывая меня с ног до головы. Чего это она? Стоп, я что, вслух рассуждал?!

— Сколько из тех мертвецов были самыми настоящими монстрами? Нет, в голову не приходило? — малявка была явно недовольна моими умозаключениями и смотрела мне в глаза с откровенным вызовом. — Знаешь… Ах, да. Ты не помнишь, знаю, но все же я рассказывала о себе. О своей семье, о том какие у меня были отношения из-за моих увлечений. Как родители смотрели на музыку и, особенно, на увлечение людьми. И, должно быть, говорила как меня все это угнетало. Как я часами глядела в потолок по утрам, пытаясь найти ответ на вопрос, а зачем нужно вставать и что-то делать? Зачем, если это ничего не поменяет?

Девушка была мало похожа на саму себя. Обычно тихая, улыбчивая — сейчас в нее будто бес вселился. Она ходила передо мной, взад-вперед, то и дело бросая на меня взгляды, от которых я невольно съеживался.

— А потом случилось чудо! В городе, в котором с момента переезда Лисси из столицы не происходило ничего интересного, вдруг, неожиданно, поселились самые настоящие люди! И какие люди! Огромные, злые, и безумно интересные! А ты… Ты! Ты вообще был невероятным! — Арфа остановилась и больно ткнула меня пальцем в ремень. — Ты ведь тоже обычный. Тоже трусливый, стыдливый, нерешительный, в чем-то глупый, в чем-то слабый. Где-то подлый и мелочный. Обычный, совсем обычный. Что удивляешься? Я два курса психологии отучила, не надо бровками поигрывать, не в театре. — хмыкнула она вновь продолжила нарезать круги передо мной.

Я же просто стоял и молча охреневал от контраста. Как она блеяла и мялась передо мной на лавке у школы и как она ведет сейчас здесь. Может употребила чего?

— Но как ты себя ставил! Ух! У меня коленки дрожали когда ты ходил перед нашим строем! Голос, запах, жесты… Как будто перед тобой не трое балбесов и длиннохвостая чудачка, а вся королевская рать! Армия! Армада! Я глаз отвести не могла. Да ты и сам заметил… — хмыкнула она себе под нос и ее уши чуть поникли, а тень от челки на лице приобрела грустные оттенки. — Но даже если тебе было плевать, это неважно. — вновь продолжила она, после паузы.

Вид грозно шаркающей лилипутки был забавным, но я, отчего-то, не смеялся. Сейчас в Арфе было нечто такое, что иначе как «решимостью» не назвать.

— И вот ты, вот я. Мы оба никчемные. Никуда не годимся и ни на что не способны. Только ты ведешь вперед, а я следую за тобой. Как и мы все. И Сергей и Владимир. Знаешь почему? Да потому что ты ответственность берешь. Когда Сережа ноет и просит нас послать тебя на три буквы, он не берет на себя ответственность за это решение. Он просто хочет чтобы ему дали больше свободы. А если что-то пойдет не так, то это не его вина, а кого-нибудь другого. И Александр такой же и даже бедный Леша… Да. — она остановилась и развернулась ко мне, строго глядя прямо в глаза. — Но раз уж ты теперь решил заняться рефлексией и самокопанием, то ответственность придется брать мне…

Это типа, она сейчас поведет меня прапора мочить? Что-то как-то слабо верится. По-моему, ее куда не туда несет.

Поиграв с бледной челкой и, с видимым усилием сдерживая дрожь в хвосте, она наконец кивнула:

— Раз уж совсем скоро я могу оказаться мертвой, то последнее чего мне хочется, так это мяться в нерешительности… Так что долой стыд и… Итак. Кхм. — Арфа прокашлялась и глубоко вздохнула явно пытаясь придать себе уверенности.