Карибские сокровища - Айвен Сандерсон

Этот эпизод создал несколько напряженную обстановку в нашем коллективе, а события следующего утра разрядки не принесли. Мы сидели за завтраком в просторной, залитой солнцем комнате на первом этаже. В доме непрерывно толклись разные люди — бесконечная вереница посетителей с кучей живности в разнообразной таре и обычные гости — почтальоны, мастера по ремонту газа, электричества и радио, торговцы хлебом и контролеры непостижимых законов паркования и освещения. В то утро, как мне показалось, народу и суеты было больше, чем обычно. Однако я все же предпочел не вникать ни во что до завтрака. За завтраком Альма, как всегда, села на свое место во главе стола. Спустя некоторое время она заговорила со мной довольно сердито и почему-то шепотом.

— Что ты сказала, дорогая? — небрежно переспросил я.

— Я сказала, что сейчас мимо окна проскочила обезьяна, очень похожая на Джейкоба.

— Да тут их полным-полно, — пробормотал я, готовясь отправить в рот очередной кусок яичницы.

— Хорошо, дорогой мой, — услышал я в ответ, — обезьянка, может, и не наша, а вот воротничковый пекари, который забрался в гостиную, — тот самый, которого ты купил на прошлой неделе.

Да, в гостиной оказался наш воротничковый пекари и пара древесных дикобразов с детенышем енота в придачу. Обезьянка, конечно, оказалась нашим Джейкобом, и, когда я выскочил в сад, он уже проникал в третий от нас дом к западу, а наши владения напоминали Ноев ковчег. Справа от меня ленивец держал путь к курятнику; прямо передо мной тройка капуцинов деловито прихорашивалась, сидя на баках с водой, а соседи надрывались от крика, умоляя нас поскорее прийти и спасти их от второго ленивца.

Как оказалось, кормить животных поручили новенькому, неопытному служителю, и он изобрел совершенно оригинальный метод кормления: для начала отпер все клетки, а потом отправился за едой. Вернулся он как раз вовремя, чтобы окончательно распугать всех выбравшихся из клеток зверей.

В таких испытаниях род человеческий показывает себя в самом выгодном свете. Равнодушие как рукой снимает. Религиозные и профессиональные различия, классовые противоречия — все бывает забыто, даже ненасытное чудовище — корысть — отброшено прочь, и все, как один, ревностно помогают вам по мере сил. На этот раз человечество себя не посрамило: нам на помощь бросились важные персоны, полисмены, индийцы, шествовавшие на базар с рисом, шоферы-малайцы, даже славные темнокожие старые дамы необъятных размеров и, конечно, юное поколение в полном составе.

Сначала мы переловили и сунули в клетки самых неповоротливых зверей, вроде ленивцев; затем загнали в угол животных, которые могли бегать, но только по горизонтали — свиней, оленей и прочих; наконец, и существа, представлявшие собой некоторую опасность, как, например, дикобразы, были накрыты мешковиной и водворены на прежние места. Только после этого мы смогли заняться обезьянами.

Обезьян у нас было несколько видов. Во-первых, грустный маленький Джейкоб, черная паукообразная обезьянка — очень добрый и ласковый зверек; капуцины — они непрерывно чесались и жались друг к другу, притом не выносили табачного дыма; были у нас еще мармозетки, которые, к счастью, не успели выбраться из клетки, и, наконец, тамарины.

Джейкоб, собственно говоря, просто решил навестить соседей, и ничего не стоило уговорить его вернуться. Он вышел из третьего от нас дома, взял Анд за руку и пошел с ним домой. С капуцинами тоже было хлопот: мы манили их к себе бананами, а с тылу подкуривали особенно зловонной сигарой; они сами вошли в клетку.

Но тамарины! Эти странные лемуроподобные зданьица явно недолюбливают род человеческий. Они очень ловкие и хитрые, но до изобретательности настоящих обезьян им далеко. У нас были представители одного вида (Mystax midas), более крупные и черные как смоль, с оранжевыми перчатками на задних и передних руках. На их низколобых мордочках застыло; подозрительное выражение, как у деревенской старухи, а все пальцы вооружены острыми, изогнутыми когтями. Передвигаются они с одинаковой ловкостью и по земле, и по ветвям деревьев.

Когда-то люди рассказывали о «медвежьих парках»; посмотрели бы они на наш сад, кишащий тамаринами и суринамцами, играющими в догонялки. Одну обезьянку мы загнали в книжный шкаф в доме; вторая свалилась в колодец, но отделалась легким испугом; нескольких других изловили на открытом месте, набрасываясь всем скопом; но одна зверюшка потешалась над нами битых два часа — под конец она забралась на верхушку высокого дерева и оттуда перелетела в крону королевской пальмы с совершенно гладким, как и положено, стволом. Андре стал медленно взбираться на пальму, прибивая один за другим деревянные бруски, и прибил их пятьдесят восемь штук, пока добрался до зверька; но тот внезапно метнулся в пустоту и полетел на землю с высоты в пятьдесят футов.

Все застыли в молчании, став свидетелями самого трагического происшествия — непреднамеренного самоубийства. Когда тельце ударилось о землю, мы услышали леденящий душу глухой стук. Все бросились туда, но черный зверек уже мчался по траве, обогнул баки с водой, перескочил загон для свиней и влетел прямо в свою клетку. Там он уселся, дрожа и отдуваясь. Нет, хватит с него свободы!

Содержать зоопарк, пусть самый маленький, совсем нелегко. Даже у себя на родине животные очень капризны. Если бы мы до сих пор держали наш частный маленький зоопарк, не пополняя его постоянно новыми приобретениями, у нас осталось бы не больше десятка прежних питомцев. Во-первых, некоторые виды вообще не выносят жизни в неволе; к ним относятся прежде всего мелкие летучие мыши. Как-то мальчишка принес нам сотню мелких плодоядных летучих мышей — Hemiderma brevicauda. Мы поместили их в просторную затемненную клетку, подвесив на веревочках к потолку массу бананов и прочих фруктов. Мыши с жадностью набросились на лакомство, что не помешало им погибать — примерно по три в час.

Даже виды, легко привыкающие к неволе, нельзя считать надежными. Невесть отчего, без всяких видимых причин, животное просто умирает в расцвете сил, Даже не теряя аппетита. Это случается обычно к вечеру, поэтому препарировать их приходится до поздней ночи. Но звериные горести и напасти подчас оборачиваются для нас выгодой — ведь их болезни, особенно связанные с паразитами, дают самый интересный материал для нашей работы.

О паразитических червях обычно или вовсе не говорят, или упоминают с дрожью отвращения.

Разумеется, вообразить внутри себя копошащуюся массу живых червей — я нарочно подхожу к этому вопросу именно с точки зрения человека — тошнотворно. Если же, однако, посмотреть на дело с другой стороны, оно предстает в ином свете. Сам по себе червь нисколько не отвратительнее любого из нас; это живое существо, живущее нормальной жизнью и вполне эффективным способом добывающее пищу. Более того, жизнь внутренних паразитов — глистов — потрясающе интересна.