Евангелие от атеиста - Питер Богоссян

Со временем классический либерализм Локка развился в социальный либерализм – творение XIX века; его «отцом» является другой английский мыслитель – Томас Хилл Грин (1836–1882). Грин писал о позитивной свободе, считал людей хорошими по своей сути и ратовал за социальный и экономический порядок, способствующий общественному благу.

В XX веке социальный либерализм продолжил свое развитие, и его доминантной чертой стала современная левизна высшей школы.П1 Современное проявление либерализма – это остов из бывших инкарнаций и лучше всего описывается не через то, чем он является, а через паразитические идеологии, которые придали этому остову искривленную форму: релятивизм, субъективность, толерантность, расовое многообразие, мультикультурализм, уважение к иному мнению и инклюзивный подход.П2 Эти инвазивные ценности изменили историю классического и социального либерализма, которые выступали за базовые свободы и боролись со всеми формами тирании.

С исторической точки зрения, либерализму не присуще ничего такого, что обязательно связывает его с идеологиями, идущими за ним «прицепом». Факты таковы, что не существует обязательной взаимосвязи между классическими формами либерализма и ценностями, которые в нынешний момент охвачены академической левизной. Это позволяет надеяться на то, что левизна современного академического сообщества может быть отделена от этих внешних, инвазивных ценностей, подрывающих надежду на освобождение, предложенную классическим и социальным либерализмом, а также на то, что либерализм вернется к своим историческим корням.

Инвазивные ценности и предпочтения

Достаточно сложно выделить и дифференцировать ценности и идеологии, связанные с либерализмом, но точкой отсчета является культурный релятивизм.

Современные ученые левого толка в массе своей усвоили культурный релятивизм и продвигают его как ценность. (Я еще не встречал консерватора, который был бы культурным релятивистом.) Основная идея культурного релятивизма заключается в следующем. Поскольку каждый судит о какой-либо культуре со своей собственной, культурно обусловленной точки зрения, невозможно сделать надежные утверждения относительно других культур и культурных практик, – значит, их нельзя судить. Например, в Бразилии едят авокадо с сахаром и сладостями, а в США – с солью и солеными продуктами (например, с гуакамоле). Это культурные практики, и ни одна из них не является правильной или неправильной.

Постулированная неспособность делать надежные утверждения о культурных практиках была неоправданно объявлена моральной ценностью. Произошел сдвиг от «мы не можем судить о культурных практиках» к «мы не имеем права судить о культурных практиках». Обратите внимание на подлог: невозможность рациональной критики культурных предпочтений подменяется аморальностью суждений о культурных предпочтениях.

Релятивизм и аморальность критики перешли из культурной плоскости в эпистемологическую, то есть от невозможности делать надежные утверждения о культурных предпочтениях к аморальности надежных суждений о системах познания мира. А поскольку нет единой предпочитаемой культурной точки отсчета, опираясь на которую можно выносить объективные суждения, по такой логике, нет и предпочитаемой эпистемологической точки зрения, опираясь на которую можно выносить объективные эпистемологические суждения.

Эпистемологический релятивизм либо сопряжен с идеей, что любой процесс, используемый человеком для формирования убеждений, ничем не хуже других (своего рода эпистемологический эгалитаризм), либо с идеей, что процессы нельзя оценивать, поскольку один процесс всегда оценивается другим процессом. В последнем случае получается, что базис для надежного эпистемологического сравнения отсутствует.

Например, люди из общества А используют Коран для познания и понимания окружающего мира, а люди из общества В – научный метод. Для эпистемологического релятивиста это просто разные способы познания мира. Если человек использует научный метод в попытке привести свои убеждения в соответствие с реальностью, тогда он вынужден оценивать другие процессы – например использование Корана – как менее значимые и смешные. Кстати, это касается и человека, для которого точкой отсчета является Коран. Если человек исходит из предпосылки, что Коран – это идеальная книга и лучший способ познать объективную действительность, то все другие процессы будут расценены как менее значимые и неверные.

Эпистемологический релятивизм привел к повороту к субъективности (субъективный поворот) и конкурировал с ним.П3 Таким образом, мы отказались от мышления с учетом объективно познаваемого мира в пользу субъективно познаваемого мира. В субъективно познаваемом мире все, что истинно для меня, истинно. В объективно познаваемом мире реально существует нечто, с чем можно оправданно привести в соответствие свои убеждения – некая общая, стабильная реальность или, используя философский язык, коллективная, фиксированная, независимая метафизика (Boghossian, 2006b, 2012a). Другими словами, представьте объективность следующим образом: если кто-либо – и вы в том числе – исчезнет, Вселенная останется такой же, как была. Независимо от того, во что вы верите, есть то, что есть. Но в мире, где субъективности отдана пальма первенства, нет объективной истины: то, что истинно, просто истинно для вас.

Таким образом, эпистемологические системы сводятся к предпочтениям. То есть одни люди в конкретной культуре предпочитают использовать для формирования убеждений процесс А (гадание, астрология, обращение к священному тексту), а другие – процесс В (гипотеза и эксперимент, опровержение, научный метод). Эпистемологические системы напоминают начинку в пицце: выбирайте ингредиенты по своему вкусу, который не может быть истинным или ложным.П4

Мультикультурализм

Идея о том, что эпистемологические системы субъективны и, по сути, являются предпочтениями, связана с мультикультурализмом и прокладывает ему дорогу. Здесь все довольно хитро, поэтому необходимо прояснить термины.

«Мультикультурализм» – это слово часто звучит в стенах высших учебных заведений. (Канада использует этот термин, начиная с 70-х годов XX века.) Он базируется на идее, что разные культуры могут и должны мирно сосуществовать. Первоначально мультикультурализм был стратегией, призванной объединить людей в большую инклюзивную культуру, состоящую из множества различных групп. Мультикультурализм – так, как термин используется сегодня в академической среде – означает нечто совершенно иное.П5

Влияние мультикультурализма распространилось на другие виды совместного существования, например когнитивные и эпистемологические системы. И как могут гармонично сосуществовать люди разных культур и национальностей, так же гармонично могут сосуществовать и эпистемологические системы, если на них не нападать.

Теперь мы видим, как классический либерализм трансформировался в идеологию, подрывающую свободный потенциал критической рациональности.

Левизна современного академического общества наложила моральное табу на эпистемологическую критику процесса, используемого кем-либо для познания реальности.

То, что я собираюсь написать, может смутить людей, вращающихся в современной академической среде: критицизм процесса (например, процесса установления возраста Земли по текстам древних книг), или критицизм культурной практики (например, использование метрической системы или принуждение носить паранджу), или критицизм религиозного текста (например, Книги мормона или Книги Урантии) – это не то же самое, что критицизм человека.П6 И не то же самое, что критицизм национальности человека. Мультикультурализм несет ответственность за смешение этих понятий, так как распространил неотъемлемые характеристики человека – национальность, пол, сексуальную ориентацию, религию – на все эпистемологические системы, культурные способы познания, религиозные традиции, местные мифологические системы и т.д.

Другая доктрина современной академической левой политики – это убеждение, что у идей есть достоинство. Когда кто-то верит, что достоинство – это свойство идей, а не характеристика людей, тогда критика идеи становится равной критике человека. Другими словами, с нравственной точки зрения нельзя критиковать физический облик племен, обитающих в странах Африки к югу от Сахары или скандинавов, например, и таким же образом нельзя критиковать идеи, религиозные традиции и т.д.