Категории
Самые читаемые
ChitatKnigi.com » 🟠Проза » Зарубежная современная проза » Под знаком Рыб (сборник) - Шмуэль-Йосеф Агнон

Под знаком Рыб (сборник) - Шмуэль-Йосеф Агнон

Читать онлайн Под знаком Рыб (сборник) - Шмуэль-Йосеф Агнон
1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 53
Перейти на страницу:

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать

Смерть встала перед ее глазами. Она еще не решила, хочет она жить или умереть, но тут ей представились все ее министры и подданные – до случившейся с ней беды и во время этой беды, – и она ощутила, что мир ей окончательно опротивел. Она даже слюну стала пускать от отвращения. И если б не жизненная сила, все еще остававшаяся в ее теле, она так бы и выплюнула остаток жизни.

Но мало-помалу слюна кончилась, а с ней кончились и все мысли, которые у нее были. Мысли кончились, да муки не кончились. Потом мысли вернулись, но опять сменились муками, а затем эти муки – новыми мыслями. Непостижимое уму состояние: лежит, как неживая, хотя суть неживого в том, что у него нет мыслей, а у нее мысли так и мечутся и к тому же порождают муки. Она собрала остаток сил, втянула глаза в орбиты, напрягла остаток разума и подумала про себя: не та ли это кончина, о которой пророк Осия сказал: «Даже и рыбы морские погибнут»[72]. И поскольку это была кошерная рыба, то была ей явлена милость с небес и она испустила дух в соответствии со словами пророка.

8. Между рыбой и рыбой

В то время, когда рыбья душа покидала земную юдоль, сирота Бецалель-Моше брел по дороге, согнувшись под тяжестью своей ноши и сопровождавших эту ношу размышлений. Пока он сидел в синагоге, он испытывал лишь одно желание – преуспеть в своем ремесле, чтобы нарисовать красивый мизрах. Когда же он вышел из синагоги, им овладели сразу два желания: стоило ему припомнить мизрах – приходило желание есть, стоило припомнить еду – приходил на память мизрах.

Он покачал головой и сказал себе: «Что толку думать о мизрахе, если мизрах внутри синагоги, а я снаружи? И что толку думать о еде, если у меня нет и кусочка хлеба? Какая она, однако, тяжелая, эта рыба. Кто знает, сколько в ней веса. Видимо, великого праведника душа в ней воплотилась».

Он свернул с дороги и сел на обочине, отдохнуть от тяжести рыбы. Положил рядом сумку с тфилин и талитом, которая стала на время жильем для рыбы, и вот сидит, устав от ноши, и устав от голода, и устав от своего нищего сиротства. Сирота он, захотят – дадут ему поесть, не захотят – не дадут. А если и перепадет ему еда, то не столько он от нее сытее, сколько голоднее, потому что страшится, что завтра душа его опять будет рваться наружу от голода, а уже не найдется тот благодетель, что пригласит его поесть или даст монету купить ломоть хлеба. Не это ли имел в виду пророк Исайя, когда говорил о будущем: «Земля будет наполнена ведением»[73], – то есть в будущем все будут знать все про всех, и если один будет нуждаться в хлебе, другой ему даст. Бецалелю-Моше, разумеется, было известно, что нет иного ведения, кроме как в Торе, и нет иного хлеба, кроме хлеба Торы, но голодный человек порой отвлекается от высшего смысла и толкует «хлеб Торы» просто как обычный хлеб. Велик этот обычный хлеб, ибо даже праведники с их многими постами не могут жить без еды. Иные из них прерывают свой пост по субботам и по праздникам, а также в те дни, когда поститься нельзя, да внутри самого поста порой нарушают пост ради трапезы в честь какого-то доброго дела – к примеру, когда их угощают в качестве восприемников на обрезании, – а вот Бецалель-Моше, напротив, и не постясь постится. Даже голодай он целый день, ему это за пост не зачтется – ведь он не по желанию постился, а просто потому, что есть было нечего. Так что когда б не картинки, которые он рисовал, что он такое даже в собственных глазах? Не больше чем животное, у которого на уме только бы поесть да попить.

Устыдился он этих своих мыслей и хотел было их прогнать, но увидел, что они сильней него, и снова задумался. И поскольку не мог нарисовать себе саму еду, чтобы насытиться ею, но знал, что есть люди, у которых эта еда есть, мысли его перенеслись к тем, кто ест досыта и не отказывает себе даже в рыбных блюдах, и даже в будни, и даже в такие дни, когда на рыбу хотят наложить бойкот. Впрочем, в обычное время рыба никому не в диковинку, кроме него, который никогда в жизни не видел ни живую рыбу, ни вареную, если не считать тех рыб, которых он видел в старинных молитвенниках, там, где молитвы о даровании росы и дождя, и в подражание которым рисовал рыб на тех мизрахах, что вызвали насмешки Фишла Карпа.

Мысль его невольно свернула к сравнению того и этого, тех рыб, которых рисовал он, с той рыбой, которую он нес жене Фишла. И он без стеснения признал, что рыба Фишла красивее тех, которые рисовал он. Чем же красивее? В словах это не выразить, это нужно видеть. Он огляделся по сторонам, увидел, что никого вокруг нет, сунул руку в сумку и вытащил рыбу. Вытащил и стал разглядывать. И сомневаюсь, найдется ли в мире кто-нибудь из когда-либо евших рыбу, кто бы когда-нибудь разглядывал свою еду так, как этот сирота в эту минуту. Его глаза раскрывались все шире и шире, чтобы охватить ее целиком: ее вместе с ее плавниками, и с ее чешуйками, и с ее головой, и с ее глазами, которые дал ей Создатель, чтобы видеть ими Его мир.

И тогда рыба начала на его глазах менять форму за формой, пока не потеряла окончательно форму той рыбы, которую купил за большие деньги Фишл Карп, и уподобилась, наконец, той рыбе, которую хотел сотворить Господь, благословен будь Он, во время сотворения рыб, но не сотворил, а оставил творить художникам. И поскольку это одно из тех чудес, которые нам не позволено комментировать, далее я буду краток.

9. Муки творчества

Художник, когда он хочет что-то нарисовать, отводит свой взгляд от всего на свете, кроме того, что он хочет нарисовать. Сразу же все для него исчезает, кроме этого предмета. И поскольку этот предмет видит, что он для художника единственный в мире, он расширяется и распространяется, пока не заполняет собою весь мир. Так и та рыба. Как только Бецалель-Моше задумал ее нарисовать, она начала расти и разрастаться до размеров целого мира. И когда Бецалель-Моше увидел это, он ощутил озноб и сердце его начало стучать, а пальцы дрожать, как это бывает с людьми искусства, когда они дрожат от мучительного желания поведать дела Господа, благословен будь Он, каждый своим путем – писатель пером, художник кистью. Но у Бецалеля-Моше не было под рукой бумаги. И теперь представь себе мир, в котором все исчезло ради одного-единственного образа, который парит в пустоте и олицетворяет собою все сущее, а у тебя нет и клочка бумаги, чтобы это запечатлеть. В ту минуту Бецалель-Моше напоминал того немого певца, который в попытке извлечь из себя переполняющие сердце звуки открывает рот и так сильно шевелит губами, что его щеки растягиваются и рвутся от этих мук. С той разницей, что немому певцу дано было ощущение мелодии, а лишен он был способности издавать звуки, а Бецалелю-Моше дано было рисовать, а лишен он был куска бумаги. Глаза его стали большими, как те неводы, в которые ловят рыбу, и как те зеркала, в которые смотрят на красоту, и образ рыбы вошел в них, и обосновался там, и получил новую жизнь, словно бы даже больше жизни, чем было в самой рыбе, когда она еще была жива. Бецалель-Моше снова порылся в карманах. Бумаги он так и не нашел, но нашел кусочек черного мела. Он пощупал мел и посмотрел на рыбу. И рыба тоже посмотрела на него. Иными словами, ее истинный образ встал перед ним и овладел его душой.

Он схватил мел и размял его в пальцах, как человек, который разминает в пальцах воск, что помогает памяти. Потом посмотрел на рыбу и посмотрел на мел. Вот, модель у художника есть, мел, чтобы нарисовать ее, есть, а чего нет? Бумаги, чтобы нарисовать, у него нет. Его творческие муки еще более обострились. Он опять посмотрел на рыбу и сказал ей: «Если я все-таки хочу тебя нарисовать, не остается ничего другого, только содрать с самого себя кожу и нарисовать на ней». Он, конечно, мог бы нарисовать рыбу и на коже самой рыбы, нарисовал же герой некой книги, Ицхак Кумар[74], свои рисунки на коже собаки, но собачья кожа удерживает на себе краску, а на коже существа, полного воды, краска растворяется во влаге и не сохраняет форму рисунка.

Опустились у Бецалеля-Моше руки, и он вернул рыбу в сумку и уже собрался было идти к жене Фишла, ибо рыбе уже пришло время готовиться к трапезе. И конечно, пошел бы, и принес бы эту рыбу жене Фишла, чтобы та сделала из нее еду, но только рыба эта была предназначена для большего. Для чего, ты спросишь? Зачем я буду рассказывать, если ты сам сейчас все увидишь?

Так вот, когда Бецалель-Моше вкладывал рыбу в сумку с талитом и тфилин, ему под руку попалась та коробочка тфилин, которую надевают на голову. Он увидел ее и удивился: «Что она здесь делает, эта коробочка? Нельзя же предположить, что реб Фишл видел, что оставляет ее, – как бы он стал молиться без нее? Но невозможно и предположить, что он не видел, что оставляет ее, – какой же человек с головой, вынимая тфилин для молитвы, возьмет тфилин для руки и не возьмет для головы? А если эта коробочка осталась здесь вообще независимо от Фишла, значит, у него есть другая такая. Но зачем тогда в сумке эта? Может, он нашел в ней дефект и перестал ею пользоваться? Или просто вынул из нее пергамент с текстом, и в ней ничего не осталось, и это просто пустая коробочка?»

1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 53
Перейти на страницу:
Открыть боковую панель
Комментарии
Настя
Настя 08.12.2024 - 03:18
Прочла с удовольствием. Необычный сюжет с замечательной концовкой
Марина
Марина 08.12.2024 - 02:13
Не могу понять, где продолжение... Очень интересная история, хочется прочесть далее
Мприна
Мприна 08.12.2024 - 01:05
Эх, а где же продолжение?
Анна
Анна 07.12.2024 - 00:27
Какая прелестная история! Кратко, ярко, захватывающе.
Любава
Любава 25.11.2024 - 01:44
Редко встретишь большое количество эротических сцен в одной истории. Здесь достаточно 🔥 Прочла с огромным удовольствием 😈