Акарат а Ра, или Исповедь военного летчика - Сергей Михайлович Крупенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Монолог вождя очень удивил Михаила знакомыми мотивами. Неужели во все времена одни и те же проблемы. Он внимательно вглядывался в лицо вождя. Оно было в морщинах и шрамах. Очевидно, не один кабан задал ему перцу в жизни. Но это лицо было неотличимо от лица любого современника Михаила! Он почему-то представлял, что древние люди – люди со звероподобным лицом и жестоким взглядом, узким лбом и массивными челюстями, как в школьном учебнике истории. Да, они, конечно, иные по мироощущению. И не ведают ватерклозетов. Но за минусом знания технических достижений это точно такие же люди. Он обратил внимание, что вождь с таким же интересом всматривается в Михаила. И почувствовал, что их мысли созвучны. Он тоже занимался сравнением. Но кто в нем имел выигрышную позицию, Михаил не знал. Жаль, конечно, что он застрял тут, но, судя по обстоятельности слов вождя, обсуждению вопрос отбытия Михаила ранее указанного срока не подлежит. Михаил было открыл рот для дальнейших расспросов, но вождь остановил его жестом руки.
– Я познакомлю тебя с племенем. Они тебя очень ждали. Только… Ты поменьше рассказывай о том, откуда ты пришел. Им не очень нужно это знать. Лучше придумай чего-нибудь про звезды или еще, какой чепухи.
Было видно, что вождь смущается, озвучивая свою просьбу. Но именно это вызвало жгучий интерес Михаила. А почему?
– А почему? Ведь ты не знаешь, откуда я прибыл?
– Знаю. Ты наш отдаленный потомок. Из будущего. Но они еще слишком чисты, чтобы воспринять то, что ты можешь им рассказать. Они еще живут по законам Отца. Но уже не все. И это неизбежно. Но мне их жалко. Это просто дети. Во мне борются понимание неизбежности пути и жалость к ним. Наверно я не должен был тебя об этом просить. Прости.
Эта реплика поставила Михаила в полный тупик. Была масса вопросов. Он был готов их выплеснуть на вождя, но тот снова сделал останавливающий жест рукой и сказал:
– Племя ждет тебя. Познакомься со всеми. Мы с тобой еще будем иметь время для разговоров.
Михаил повернулся назад и вскочил, увидев множество одетых примерно одинаково людей. Молодых и не очень, мужчин, женщин и детей. Они стояли полукругом почти у самого навеса и с интересом разглядывали Михаила. Их лица выражали доброжелательность. Многие из взрослых улыбались. Они явно смущались подойти ближе, и он сделал шаг на встречу. Это явилось сигналом для всех и его тут же окружили. Каждый, включая детей, мягко касался Михаила, что-то говорил ему, но в общем гомоне трудно было разобрать что. В целом все говорили примерно одно, что они рады его приходу. Особенно радовалась молодежь. Михаил не успевал разглядеть каждого, но отмечал то, что эти люди, одень их в современную одежду и подстриги соответственно моде, не будут отличаться от его соседей по подъезду. Единственное, что их отличало, была, пожалуй, непосредственность, основанная на неискушенности. Все они держались с достоинством, в очередной раз, разрушая его стереотипы о диких нравах людей древности.
В конце концов, большая часть племени разошлась по своим делам, а вокруг осталась только молодежь. Но они стеснялись, судя по всему, надоедать гостю вопросами. Михаил также отметил опрятность этих людей. Они явно соблюдали правила гигиены. И лишь волосатость лиц мужчин напоминала о незнакомстве с металлами. Михаил ловил взгляды молодых мужчин, кидаемые на монтировку. Но, памятуя слова вождя, не вылезал с объяснениями. Он нашел хороший выход и попросил хозяев показать их быт и приспособления для охоты. Это было воспринято с воодушевлением, и они гурьбой отправились вводить Михаила в курс дела. Затем все мужчины, включая Михаила и вождя, дружно вытаскивали тушу кабана из ямы веревками из вымоченных лиан и принесли его в поселение. Совместный труд способствовал снятию некоторой напряженности. Кабана тут же начали сноровисто разделывать, а женщины брали отрезанные куски мяса и уносили их готовить. Все, за исключением детей, были при деле.
Приготовления к пиру продолжались часа два. Учитывая тот факт, что всякий член сообщества никем не понукаемый делал какую-то часть общего дела, работа продвигалась весьма быстро. Для такого большого количества мяса в поселении был особый большой очаг из камней, накрытый большой плоской каменной плитой. Женщины натаскали сухого хвороста и старательно раздували огонь, принесенной головешкой. Но получалось плохо. Головешка уже погасла. Михаил взялся помочь. Он содрал с хвороста сухую кору, скрутил из нее жгут и, достав зажигалку, поджег его. Огонь весело разгорелся. Женщины с интересом наблюдавшие за его действиями загалдели удивленно. Одна из молодых женщин подошла к нему и с удивлением смотрела на его руку с зажатой в ней зажигалкой.
– У тебя огненная рука? Тебе не больно?
Спросила она с тревогой в голосе.
– Нет. У меня обычная рука. Это зажигалка зажгла огонь.
Михаил показал ей пластмассовую зажигалку за три рубля, продающуюся на каждом углу в городе. Но он заметил, что женщина смотрела не на зажигалку, а на руку. Он покрутил зажигалкой, привлекая ее внимание именно к ней. Эффекта не было. Та упорно рассматривала кисть Михаила. Михаил еще раз чиркнул зажигалкой. Она отшатнулась от неожиданности.
– А у тебя не сгорят пальцы? Как ты это делаешь?
– Не волнуйся, мне даже не больно. Это зажигалка делает огонь. Не я.
– А где эта зажигалка, которая делает огонь? Я ее не вижу. Она в другом мире и оттуда дает огонь тебе на палец?
Михаил понял, что дело не в том, что женщина не может понять принципа работы зажигалки. По ее взгляду на его руку, Михаил определил, что она просто не видит зажигалки. Он положил зажигалку на землю. Женщина не обратила на нее никакого внимания и продолжала смотреть на его руку. В ее сознании не было аналога зажигалки, как опыта предыдущей жизни. Глаза смотрели, но не видели предмета, не имеющего отпечатка в памяти. Михаил подумал, что окажись она в городе, то высотные дома или автомобили попросту не существовали бы для нее. Мы видим вещи, складывая их образ из знакомых фрагментов. То есть мы сами создаем окружающую действительность. Но тогда возникает закономерный вопрос. Сколько вещей мы видим вокруг себя, если мы даже не знаем, сколько