Альфа-женщина - Наталья Андреева

– Ну, ты давай открывай. Как здоровье-то? Ничего? А я вот сподобился. То есть скопытился.

Причем это идет у них от сердца. От огромного доброго сердца. Они даже не подозревают, что кому-то такое простецкое обращение может показаться обидным. Чего ломаться-то? Подумаешь, какой-то доктор наук. Тем более я не представилась полным титулом.

Веревкин впервые посмотрел на меня с интересом. До этого момента я безуспешно пыталась конкурировать сначала с суфле из семги, потом с бифштексом. Одно утешение: одолела тирамису. Господин юрист так и застыл, держа ложечку у рта в ожидании ответа. Я на всякий случай прикинулась овечкой.

– Разве я могу кого-нибудь убить? Меня подставили. Даже свидетеля нашли. Вашу жену. Я просто уверена, что ей заплатили.

– Это сколько ж денег надо дать Дионисии, чтобы она соврала? – господин Веревкин покачал головой и махом доел десерт. Упоминание о жене разожгло его аппетит. Он проглотил тирамису так яростно, будто этим мог отомстить стройной, как березка, Дионисии. Насколько же они не ладили!

– Она не соврала. Сказала правду. Она и в самом деле меня видела. Только я никого не убивала.

– Да, не похоже. – Веревкин принялся за мороженое.

– Эта Инна… Из вип-отдела. Зачем ей это надо?

– Баба есть баба. Они известные сплетницы, бабы, – сказал он так, будто я не женщина.

– Но звонить просто так? Без выгоды для себя?

– Для бабы выгода, когда другой бабе плохо. Элементарная женская логика.

– В чем логика-то?

– А ни в чем. Просто насрать.

– У нее наверняка счеты с вашей женой.

– Дионисия – это машина, – поморщился он. – Какие счеты? Она никому не пакостит, а если и делает это, никто не догадывается, что за этим она стоит.

– Я подозреваю, что развод выгоден вам обоим. Не сама ли она его инспирировала?

– Что ты, что ты! – замахал он огромными руками. – Все вышло случайно!

– Но зачем это надо Инне? – не унималась я.

– Достала ты меня. Чего не знаю, того не знаю.

Итак, за несколько тысяч, уплаченных мною за обед, я получила лишь имя девицы. Но свобода цены не имеет. Хоть что-то, неважно, за какие деньги. Кое-какие выводы я сделала. Пока Дионисия была замужем и хотела быть замужем, она ни за что не призналась бы в своем визите в коттеджный поселок. Ее сначала развели с мужем, а уж потом «нашли». Девице, скорее всего, заплатили.

– Потом Ниночка сказала: сколько можно прятаться? – услышала вдруг я.

– Ниночка? Ваша новая жена?

– Ну, пока еще не жена, – он погладил огромный живот. – Но хорошая девушка.

Комбинация была многоходовой. Не одна я такая умная. Ох, по-крупному кто-то играет! Значит, деньги есть.

– Ты совсем ничего не кушаешь, – заботливо сказал Веревкин. – Надо кушать.

Я кивнула и заказала кофе.

– Обед заканчивается, – он с сожалением посмотрел на часы. – У меня встреча назначена. Пойду работать, – тяжелый вздох. – Я хоть чем-то тебе помог? – спросил он, оглядев растерзанный стол. Чего не отнять у больших людей, так это их доброту.

– Помогли, – сказала я с улыбкой.

– Ты, если что, звони. – На стол рядом с моей чашкой легла визитка. Я взяла ее с благодарностью. Не хочу играть против Дионисии, но в тюрьму мне тоже неохота. – Ну, всего тебе.

Господин Веревкин, переваливаясь, как откормленный к рождественскому столу гусь, засеменил к лестнице. Вниз его сводил официант, заботливо придерживая под локоток. Проводив парочку взглядом, я сделала знак рукой:

– Счет.

В моей чашке оставалось кофе еще на парочку умных мыслей. Итак, Инна работает в вип-отделе крупного банка, клиентом которого является Удоев. И, зная состояние его счета, девица благоговеет перед Русланом Борисовичем. Сотрудникам вип-отдела строго-настрого велено: ублажать. У банков сейчас проблемы с ликвидностью, с наличностью, да проще спросить, с чем у них нет проблем? И состоятельные люди, которые еще рискуют держать крупные счета не за границей, а здесь, пользуются таким спросом, что вели начальство хорошенькой Инне с Удоевым переспать, она бы не посмела отказаться. Я просто уверена, что девица собой недурна, в вип-отделах крупных банков других не держат. Там полный спектр услуг. А девушка наверняка подарочек получила за маленькую услугу. И сохранила при этом невинность.

Но зачем это надо Удоеву? В борьбе за кресло ректора я ему не конкурент. Вот он мне – да. Станет Руслан Борисович связываться с мелочевкой? Персона значительная, бывший депутат, а до того на поприще международной дипломатии подвизался. Неужели я ошибаюсь и это простое совпадение? Не Удоев заплатил Инне деньги.

С тех пор как в поле моего зрения попал Баран, мне приходилось несладко. Хотя я чувствовала, что на верном пути.

Я крепко задумалась. Веревкин попал в клещи. Его взяли в оборот две девицы, Инна и Нина. Одна стукнула кулачком по столу – сколько, мол, можно прятаться, – другая дала повод к разводу. И Веревкин сдался. Дионисия зануда, к тому же она сидит на диете и мужа презирает. Воли его огромному ненасытному желудку не дает. А Ниночка, напротив, потакает.

Но мне-то какой с этого прок? Ну, узнала. Я понятия не имела, что мне делать дальше. Поэтому с сожалением допила кофе и встала из-за стола. Время работало не на меня, а хуже этого ничего быть не может. В состоянии цейтнота человек совершает массу ошибок. Но ровно столько же ошибок он совершает, когда тянет время. И в том и в другом случае он рискует не получить то, чего хочет. Либо он, опередив события, продешевит, либо его опередят, и все, чем он так дорожил, в одночасье обесценится. Важно уловить момент, и люди, которые это умеют, преуспевают.

– Ну как? – спросил вечером Слава. – Удачно?

– Кажется, да.

– И что мы будем делать дальше?

– Понятия не имею.

– Тогда в чем удача?

– Понимаешь, я ее чувствую. Я, кажется, нашла, только пока не знаю, что.

– Когда поймешь, скажешь.

– Слава…

– Я очень устал. – Он мягко взял мою руку, которая уже ползла вниз по его животу, и, как вещь, отложил ее в сторону. Когда я вновь повторила попытку, он завернулся в свое одеяло. Я возмутилась:

– Но мы не занимались сексом вот уже больше недели! А раньше каждый день и по нескольку раз!

– Значит, наши отношения перешли в другую плоскость.

– Вот именно: в плоскость.

– Давай не будем ссориться.

– Мне кажется, нам лучше разъехаться.

– То есть без секса никак?

– Разумеется, как. Просто раньше моя жизнь подчинялась определенным правилам. Я знала, что хочу от мужчин, и знала, чего они хотят от меня. У меня ни перед кем не было обязательств, но и я ни с кого клятву верности не брала.

– Хочешь, я тебе ее дам?

– Я не понимаю такой любви.

– Потому что ты не знаешь, что это такое, – в его голосе звучало злорадство. – Ты понятия не имеешь, что такое любовь.

– Ты-то откуда это знаешь?

– А потому что я готов взять на себя обязательство жить с тобой при каких угодно обстоятельствах.

– Мне такая жертва не нужна.

– Я люблю в тебе человека, а не секс-машину, – гнул он свое.

– Ах, вот почему ты отказываешься со мной трахаться! Хочешь мне доказать, что любишь мою душу! Остроумно.

– Я и в самом деле устал, – он сердито отвернулся к стене.

Упрямец. Мне уже начали сниться эротические сны. Не хватало еще, чтобы я кончала во сне, как какая-нибудь девственница! Что за идиотизм! Вот и люби после этого идеалистов. Нет уж, лучше любить отъявленных негодяев, типа Козелкова. Бездна разочарований и пропасть наслаждений. Американские горки, по которым, заходясь от восторга, бешено мчится сердце.

Прошлой ночью мне и в самом деле снился Саша. И наутро мне было стыдно. Так стыдно, что я целовала львенка, зажмурив глаза, а он, гад такой, не отвечал. А ведь я выпрашивала ласки, как какая-нибудь собака, истосковавшаяся по своему хозяину. Я и вилась вокруг, и лизала ему руки, и говорила, как его люблю. Бесполезно. Да что он, железный?

Вот и сейчас: отвернулся к стене и сделал вид, что спит.

Я покосилась на Славу и включила телевизор. Вот до чего дошло! Я включила телик! Да кто ж его нынче смотрит? Разве что революционер-шоу, какой-нибудь очередной митинг-концерт, да и то уже поднадоело. Звезды на льду, звезды в цирке, а теперь еще звезды на митинге. У меня уже условный рефлекс выработался на некоторые фамилии: рука сама тянется к пульту.

Не то чтобы я не в тренде. Не борюсь за справедливость. Да дайте мне этой справедливости сколько унесу и не спрашивайте куда. Просто я еще не видела ни одного лозунга «Дайте работу!». Оно и понятно, те, кто на трибуне, не пашут, не сеют, не строят. Между строк их пламенных воззваний легко читается: «Дайте халяву!», «Мало халявы!», «Дали халяву не тем!». Они все никак не могут договориться, кто сядет на трубу, когда она вдруг освободится. А я хочу видеть около нее не очередного наездника, а мастерового с гаечным ключом, вентиль прикрутить. Странно, да? Страна разделилась на тех, кто пашет, и на тех, кто пилит. Пилит бабло. Тем, кто пашет, на митинги ходить некогда и кипеть праведным гневом на очередном ток-шоу некогда тоже, а тех, кто пилит, мне слушать неинтересно, вот я и не смотрю больше телевизор.