Кузнец Песен - Ким Кириллович Васин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мендея похоронили на цветущем лугу возле речки. Обернув тело белым полотном, опустили в могилу.
— Эх, Мендей, Мендей, вот она какова, твоя судьба… — тихо промолвил Акпай, смахивая слезу со щеки.
— Пусть будет тебе земля пухом, — сказал Юкрем.
— Мы тебя не забудем, друг, — сурово сдвинул брови Тоймет. — Мы отомстим за тебя и за всех павших в этом бою.
Несмотря на ночное поражение, пугачевцы не думают уходить от Казани. Силы Михельсона оказались не так уж велики: восемьсот конных карабинеров, примерно столько же конных гусар и казаков, полторы тысячи пехоты.
Пугачев готовился к ответной атаке. «Били генералов, полковника тем более побьем», — рассудил он.
Два дня пугачевцы готовились к новому сражению. За эти два дня их ряды пополнились. Подошли отряды татар, удмуртов, марийцев. Две сотни джигитов привел Махмет.
Из марийцев, пришедших с Акпаем после ночного сражения не осталось и половины: кто погиб, кто, испугавшись, вернулся домой. В отряд Акпая влились марийцы из-под Елабуги, Кукмора и Ципьи.
За эти два дня армия Пугачева увеличилась почти вдвое, теперь в ней было около двадцати тысяч человек.
15 июля начали новое наступление на Казань.
Но Михельсон опять опередил повстанцев. Не ожидая, пока они приблизятся к городу, первым атаковал их.
Освещенные ярким ослепительным солнцем, плотными шеренгами, ощетинясь штыками, шли солдаты навстречу пугачевцам. Время от времени они останавливались, раздавался залп, стрелявшая шеренга окутывалась белым дымом. Вслед за ружейным залпом раздавался артиллерийский залп.
Пугачев приказал бить по солдатам из пушек. Но ни ядра, ни картечь не могли остановить солдат. Пороховой дым, смешавшись с пылью, окутал сражающихся.
Битва все разгоралась. В единый неумолчный гул слились ружейные выстрелы, грохот орудийной пальбы, крики людей. Солнечные лучи, прорвавшись сквозь дым и пыль, вспыхивают и играют на остриях штыков.
Противники сошлись. Бой кипит вокруг Акпая. Отбиваясь от солдат, в пылу боя, он не заметил, что ранен. Увидел заструившуюся по руке кровь и только потом почувствовал, что рука не действует. Тоймет подхватил его, выволок из боя в лесок, перевязал руку тряпицей.
Пугачевская артиллерия не остановила наступление солдат Михельсона. Тогда Пугачев пустил на них свою конницу. Уральские казаки и башкиры налетели на левый фланг наступающих. Бешено рубя и топча конями солдат, они расстроили их ряды. Солдаты побежали назад. Пугачевцы уже были готовы торжествовать победу, но не тут-то было.
Пугачев находчив, но и Михельсон не хуже его знает законы боя. Михельсон в отличие от всех прочих офицеров и генералов, с которыми приходилось встречаться Пугачеву в бою, получил чин не за дворянское происхождение, он не из благородных, а из мужиков. Личной отвагой и собственной сметкой выбился в офицеры.
Михельсон держал в резерве два эскадрона конных карабинеров, и когда казацкая и башкирская конница начала теснить его пехоту, он двинул в бой эти эскадроны. Карабинеры врезались в гущу сражавшихся. Пытаясь спастись от ударов кавалерийских палашей, забегали, заметались мужики, но разящая сталь настигала их.
Однако вскоре карабинеры приостановились, завязнув в толпе, и вот уже толпа понесла их назад…
Четыре часа длилось сражение. Много раз схватка прокатывалась по полю то в одну, то в другую сторону. Пугачевцы бьются не на жизнь, а на смерть. Солдаты опрокинут, рассеют их — глядь, на смену павшим вступают в бой новые бойцы.
Но в конце концов хорошо обученные и хорошо вооруженные солдаты регулярной армии взяли перевес и пошли в наступление по всему фронту.
Пугачевцы были разгромлены. Свыше двух тысяч полегло на поле убитыми, пять тысяч попали в плен. В плену оказался и пугачевский фельдмаршал Иван Белобородов, и друг Мендея Юкрем…
Пугачев с тремя сотнями казаков спасся в леса. Пройдя марийскими землями — мимо Корамас и Петъял, через Кожла-Солу и Кокшайск — вышел на Волгу, переправился на другую сторону и двинулся к Алатырю.
Оставшиеся в живых марийцы из отряда Акпая решили пробираться в свои деревни. Ночь застала их на Юшуте, недалеко от того места, где он впадает в Элнет-реку.
Акпай проснулся, когда едва только забрезжил свет. По крутому обрывистому берегу он спустился к воде.
Река была прекрасна, как всегда. Серебром блестела вода. Задумчивые деревья склонились над прозрачной рекой.
Небо между тем посветлело, стало багрово-красным. Наконец, показался пылающий край солнца. Нежно-золотым светом озарило верхушки деревьев. Потом яркие солнечные лучи пронизали лес, заиграли золотистыми блестками по реке.
— Вот и солнце снова взошло, — тихо проговорил Акпай. — Господа, наверное, думают, что побив нас под Казанью, заставят навек покориться. Нет, они ошибаются: народная война еще продолжается.
С Юшута в родную деревню — прямая дорога. Но на ней стоят гусарские заставы, хватают каждого прохожего, поэтому придется пробираться домой чащей и болотами.
ЭЛНЕТСКИЕ ЛЕСА
Пугачевцы вошли в деревню потихоньку — без шума, без песен. Но об их возвращении сразу же узнала вся деревня. Улицу заполнили мужики, бабы, ребятишки. Окружили, обнимают, расспрашивают. Кто радуется, что муж, отец или брат жив остался, кто, узнав о гибели родных, рыдает, убивается…
Слышен резкий голос Топкая:
— Ах, киямат! Это Акпай виноват! Это он обманом завлек народ! Это он погубил моего сына!
Эшплат послушал, послушал и сказал:
— Нельзя тебе, Акпай, в деревне оставаться.
Эшплат увел Акпая далеко в лес.
— Сюда никакой чужой человек не заглянет, — сказал Эшплат. — Тут ты скоро поправишься.
Рана у Акпая не особенно страшная, но рука двигается с трудом. Надо ему отдохнуть, набраться сил…
Но не удалось Акпаю спокойно отсидеться…
Красное закатное солнце опустилось за лесом по ту сторону Элнета. Полупрозрачный, словно легкий туман, сумрак покрыл реку, лес, поле, деревню.
Старик Топкай с батраком вернулись домой с поля. Батрак под навесом распрягал лошадь.
— Стой, чего топчешься? Волк тебя заешь, — сердито ругал он неспокойного коня.
Жена Топкая в дымном кудо варит ужин, время от времени выглядывая на улицу. Из дверей тянется сизый дымок. Теперь старухе работы много: Актавий, узнав, что Ямбатыр сгорел, в тот же день ушла к отцу.
Топкай, угрюмый, недовольный, сидел у амбара и что-то бубнил про себя.
— Слышь, Шолпай, не годится так ругать лошадь, — проворчал он. — Она, небось, устала.
— И я устал?, — ответил батрак. — И голоден, как собака!
— Не огрызайся! Кто здесь хозяин? — рассердился Топкай.
— Ты не очень-то кричи, хозяин. Мы еще покажем…
— Кто покажет? Ты что ли, сопляк? Или Акпай? Или ваш Емелька Пугачев? Зря языком бьешь: нет его больше…
— Придет время, отыщутся
