Охотники до чужих денежек - Галина Романова

– Хочу. – Анна пристроила свою головку на его плече, по которому он гостеприимно похлопал ладонью. – У нас ведь есть время, ты не торопишься?

– Не знаю. Я уже ничего о себе не знаю. Даже затрудняюсь ответить, куда я пойду, покинув твою квартиру. Ладно, слушай...

Анна оказалась очень дисциплинированной слушательницей. Она ни разу не перебила его. Ни разу не задала ни одного встречного вопроса. Единственное, на что она осмеливалась, так это вскидывать голову в моменты, особенно сильно взволновавшие ее, и внимательно вглядываться в выражение его лица.

– Тебе не надоело меня слушать? – закончил он час спустя. – Я тебя не утомил?

– Нет, – совершенно искренне ответила Анна и, сладко зевнув, потянулась. – Может, поспим немного?

– Устала?

– Есть немного. Целую смену откардебалетить на сцене, это похлеще, чем у станка постоять. К тому же с полуночи до двух народу было – не продохнуть. Мужики слетелись, словно мухи на мед, и липли без конца...

Девушка свернулась калачиком рядом с Вениамином и почти сразу отключилась. Он заботливо накинул на нее край одеяла и прижал к себе. Сказать кому, что ему тепло и покойно рядом с этой проституткой, не поверили бы. Вениамин слыл среди друзей эстетом в вопросе выбора партнерш для секса. Другое дело, когда работал в модельном бизнесе. Там музыку заказывали те, кто платил. Потом же, когда обрел стабильное и независимое материальное положение, он никогда не опускался до второсортных дамочек или, упаси господи, до танцовщиц из стриптиз-баров третьего разряда. Если уж это была проститутка, то непременно элитная. С образованием, со знанием языка, умеющая поддержать интересную беседу и сведущая в вопросах культуры, искусства, возможно, даже и математики. С такими женщинами Вениамин встречался лишь единожды и выжимал из них все, за что были заплачены деньги (причем немалые). Образованным жрицам любви он устраивал экзамен в разных отраслях знаний – от живописи и кино до теории относительности. Секс был апогеем после столь изысканной муштрующей прелюдии. Ему отводилось несоразмерно короткое время, и спустя полчаса, самое большое – час, он выставлял даму за дверь. Вениамину хотелось поскорее избавиться от посягательства на святая святых – на его территорию, которую он пометил и делить которую ни с кем не собирался. И уж тем более никогда не приходила ему в голову мысль пускаться в подобных случаях в откровения. Откуда вдруг сегодня возникла в нем такая потребность – вспороть все самые грязные и потаенные швы своей изрубцованной души, – Вениамин и сам затруднялся ответить.

Может быть, виной тому была Эльмира, оставленная им на окраине города в домике-развалюхе, обессиленно упавшая на кровать, сделавшись при этом до отвращения слабой и соблазнительной.

Да, ему удалось в тот момент подавить в себе гнусное желание растоптать ее, отомстить за свое ущемленное детство. За то, что, приблизив его к себе, отец так и не попытался стать для него настоящим отцом, называя при всех только лишь партнером. А ведь он даже во сне видел выражение ее глаз в тот момент, когда он признается ей после дьявольской вакханалии, что он ее родной брат. Видел вспыхнувший ужас, затопивший их чистейшую синеву. Видел отвращение, которое (чего греха таить) и сам к себе испытывал в моменты подобной мерзкой слабости...

С чего-то же он разговорился, черти бы их всех побрали!!! Что-то же его сподвигло выплеснуть все из себя?! Неужели эта бесхитростная девчонка возымела на него такое влияние?! Эта дешевая девка, готовая за лишнюю сотню долларов пахать в три смены на постыдном ложе продажной любви!

Вениамин скосил глаза вниз и чуть в сторону, но рассмотреть ее лица не сумел. Волосы плотным облаком накрыли его, лишая его такой возможности. Он попытался было смести их в сторону, но Анна обеспокоенно заворочалась во сне, и парень оставил свои попытки. Пусть спит. Пусть отдыхает после трудов неправедных и даст отдохнуть ему от необходимости выслушивать ее инквизиторские выводы, переворачивающие все с ног на голову...

– Который час? – пробормотала она вдруг еле слышно. – Почему ты не спишь?

– Не знаю. – Он вдруг наклонился и поцеловал ее в макушку, чем удивил и ее, и себя в не меньшей степени. – Не спится что-то.

– Ты так вздыхаешь... – Анна потянулась, прижимаясь к нему плотнее, и сладко зевнула. – Спокойно как, Венечка! Почему мне так спокойно? Я даже проснулась от непонятного чувства какого-то. Проснулась, а в ухо мне сердце твое стучит. Тук-тук, тук-тук, славно так, надежно. Идиотизм, да?

– Да... нет, вообще-то. – Он недоуменно дернул плечами. – Мне тоже спокойно отчего-то, хотя земля должна в настоящий момент гореть у меня под ногами. Странная ты, Анька. Ты прости, но на шлюху ты мало похожа...

– Хотя и шлюха, – обреченно закончила она за него. – Договаривай, договаривай, я не обижусь. Я пойму.

– Все-то ты понимаешь. – Вениамин подтянул ее повыше и, затащив на себя, жарко задышал ей в ухо. – Тогда ответь мне, прорицательница, почему мне хочется тебя целовать, хотя я ни разу не целовал проститутку?!

– Ну... наверное, потому что я хорошая. – Она слабо улыбнулась, глядя на него излишне серьезными глазами. – И я не похожа на других представительниц моей профессии. И еще, мне кажется, мы с тобой в чем-то похожи.

– Да? И в чем же?

Она действительно занимала его все больше и больше. Анна не казалась чересчур мудреной, когда женщина из желания набить себе цену накручивает вокруг своего откровенного примитивизма этакий кокон таинственности и неприступности. Она была проста, без затей, и в то же время от нее трудно было оторваться. Может, глаза ее были тому виной? Умный прямой взгляд. Все схватывающий на лету, все понимающий и все умеющий простить...

– Веня, а ты способен совершить безрассудство? – вместо того чтобы ответить на его вопрос, поинтересовалась она вдруг со шкодливой улыбкой.

– Не знаю, – честно ответил он. – Смотря какое. Может быть, и способен, а может, и нет. Все зависит от обстоятельств. Бывает, что они крепко хватают за горло и спасти ситуацию может, только безрассудство.

– А разве сейчас обстоятельства складываются в твою пользу? – загадочно заблестела она глазами и поцеловала его в щеку.

– Нет, сейчас тупик. Выражусь грубее и точнее – я в дерьме по уши.

– Коли так, значит, обстоятельства способствуют тому, чтобы подвигнуть тебя на безрассудство, правильно?

– Ну... так, или почти так, – все еще не понимая, куда она клонит, ответил Вениамин, не забывая поглаживать ее по спине и ягодицам. – А чего ты хотела?

И тут Анна, смущенно заморгав большими зелеными глазищами, еле слышно его попросила:

– Возьми меня замуж... пожалуйста!

Глава 23

Потехин Альберт появился в его жизни года три назад, и его появление сразу ознаменовалось целой сетью трагических событий. Он, подобно зловещей комете, расчертил безоблачный небосклон его существования на две половины. Он мгновенно уничтожил все хорошее и щедро засеял ниву его славной и честной жизни сплошными несчастьями. Но ему и этого было мало, он даже из могилы продолжает гадить ему, словно сгоревшая небесная пришелица до сих пор продолжает чадить своим мерзким хвостом.

Гончаров Виталий Эдуардович плакал, не пряча слез от домработницы, облокотившейся о притолоку и глазами, полными сострадания, взиравшей сейчас на своего Виталика. Спина его ссутулилась, локти распластались на рабочем столе его домашнего кабинета. Седая голова упала на сцепленные кисти рук, а плечи судорожно вздрагивали.

– Я не могу больше, баба Таня! Я больше не могу! Все ушли!!! Я совсем один! Почему они, а не я?! Мне больно!!! Теперь еще и Валя...

Он глухо бормотал что-то в стол, но она не слышала. Она просто стояла, тихонько вторила его плачу и жалела всем сердцем этого такого сильного на вид мужчину.

Произошло что-то страшное, что-то такое, что заставило его примчаться раньше времени с работы, запереться в своем кабинете и бесноваться там в течение часа. Лишь когда он затих, она осмелилась открыть дверь своим ключом. Вид разбитого горем Виталика больно ударил ей в сердце, но она была мудрой и старой, поэтому тихонько встала и принялась терпеливо ждать, когда он выльет из себя горечь и злость вместе со слезами. Потом он будет молчать. Долго молчать. После смерти Леночки он молчал месяц, после смерти Софьи Егоровны – недели две. А потом кому-то будет плохо. Так же плохо, как и ему сейчас, или много хуже. Нужно только дать ему время вновь обрести себя. Вновь стать сильным, чтобы наказать своих обидчиков, которых с каждым днем становилось все больше и больше...

– Этот мерзавец! – Гончаров поднял голову от стола и затряс кулаками, угрожая невидимому противнику. – Он до сих пор жив!!! Я не могу поверить, что его больше нет! Он жив в своих детях! Понимаешь, баба Таня, он оставил свою подлость им в наследство, и зло продолжает плодиться! И сколько бы ни прошло лет, оно не закончится, пока... Точно! Нужно испепелить это дьявольское семя! Нужно их всех уничтожить. Иначе не будет мне покоя за моих неотмщенных родных людей...