Золушка из глубинки, или Хозяйка большого города - Юлия Шилова

— Не думаю, что это заставит его ко мне вернуться.

— Он что, такой черствый? Он из другой жизни, что ли?

— Точно, совсем из другой, — не могла не согласиться я с соседкой.

— Марсианин?

— Золотой марсианин.

У меня соседка таблетками отравилась и умерла, — принялась рассуждать женщина. — Наглоталась различных снотворных и психотропных лекарств, и никто не успел ее спасти. Прежде чем на тот свет отправиться, ты хоть подумай, как ты после такой страшной смерти будешь выглядеть? Какой люди тебя найдут и запомнят? То, что ты красивое платье надела и в волосы розу приколола, еще ни о чем не говорит. Моя соседка тоже нарядилась, будто на праздник. А когда я ее нашла, то чуть сознание не потеряла: перед глазами стоит ее перекошенное в бессознательной судороге лицо… От той красавицы, которой она всегда была, не осталось даже следа. Она тоже, как и ты, решила умереть красиво, а для того чтобы умереть, надо знать, сколько и чего ты должна выпить. Умереть от передозировки таблеток не так просто, как ты думаешь. Ведь у тебя было жуткое отравление: считай, что врачи тебя с того света вытащили, ты уже практически там была. И что теперь? Ты выкарабкалась, а многие органы посадила. Организм полностью отравлен, того и гляди, что-нибудь откажет. Здоровье-то подорвано, и скорее всего не только у тебя, но и у будущего ребенка. Сама инвалидом станешь и инвалида родишь. Аборт тебе делать нельзя, а вот искусственные роды на шестом месяце вызвать можно. Когда у женщины слишком много противопоказаний, врачи обычно идут на это.

Я замолчала и дала понять своей соседке, что мне не хочется продолжать разговор на данную тему, потому что она для меня слишком болезненна и у меня еще нет сил о ней говорить. Услышав, что открывается дверь в палату, я повернула голову и не поверила своим глазам: в палату зашла бледная Дашка.

— Ну что, очухалась? — испуганно спросила она и взяла меня за руку.

— Даша, а ты как здесь оказалась? Как узнала? Ведь я никому не давала твой номер телефона: наизусть его не помню.

— Это же я «скорую» тебе вызвала! Я вместе со «скорой» тебя сюда и привезла: рядом с тобой все время сидела, пока ты была без сознания.

— Ничего не пойму. А как же работа? Почему ты не на работе?

— Позвонила и сказала, что заболела. Не могу же я тебя тут одну бросить. Больничный в нашей стране еще никто не отменял.

— Спасибо тебе!

— За что? — По Дашиному лицу было нетрудно догадаться, что ей совершенно не нужна моя благодарность. Кроме того, она ей неприятна.

— За то, что ты рядом. Этот город научил меня никому не доверять и рассчитывать только на себя, не думала, что встречу в Москве такую подругу, как ты. Даже странно как-то для этого города. Спасибо.

Да прекрати ты меня благодарить, мы же с тобой подруги! Если бы я попала в беду, ты бы меня бросила?

— Нет, — убежденно сказала я.

— Тогда в чем дело? Это дружба, и не надо никаких высокопарных слов и благодарностей. Если люди дружат, значит, они друг на друга могут рассчитывать. Или я что-то неправильно говорю?

— Ты говоришь все правильно.

— Света, я, конечно же, счастлива оттого, что ты осталась жива, но не сказать тебе то, что ты дура, не могу. А ведь ты дура!

— Я знаю, — всхлипнула я.

— Еще какая дура. Это надо же было так глупо с собой поступить!

— Правильно, поругай ее посильней, — дала о себе знать подслушивающая разговор соседка. — Разве можно так распоряжаться собственной жизнью?! Ей мать не для того жизнь давала, чтобы так из нее легко уходить. Одни жить хотят, да болезнь им не оставляет никаких шансов. А эта — молодая, здоровая и жить не желает. Любовь, видите ли, у нее в одном месте играет. Израненная романтическая душа не выдерживает московской реальности. Нечего тогда было в Москву ехать. Любовь для нее бедой обернулась! Разве это горе? Горе — это когда война и кто-то из близких умирает. А то устроила шоу: если любовь закончилась, то и жизнь тоже. Любовь и жизнь — это разные вещи. Хорошо, когда они вместе идут рука об руку, но это редко бывает, и что, из-за этого всем травиться и из окон выбрасываться? Еще одна недолюбленная и непонятая.

Тьфу, смотреть на таких дур тошно и уж тем более лежать с ними в одной палате. Если бы я знала, что меня в палату с самоубийцей поместят, то я никогда бы сюда не легла. Здесь даже атмосфера какая-то неприятная и смертью пахнет. А я люблю жизнь, и для меня воздух этой палаты слишком тяжел.

— Оставьте меня в покое, — дала я отпор раскритиковавшей меня в пух и прах женщине и тут же добавила: — Отстаньте от меня со своими нравоучениями: так можно, а так нельзя. Я сама во всем разберусь — это моя жизнь, и вас она не касается.

— Разберешься, как же. Мы уже имели честь убедиться в том, как ты с ней разбираешься, — никак не соглашалась оставить меня в покое соседка. — Угораздило же меня лечь в одну палату с самоубийцей. Как только такое врачи допустить могли?! Ее надо класть с ей же подобными.

— Если вас что-то не устраивает, то перейдите в другую палату, — не могла не заступиться за меня Дарья. — Это ваше право.

— Мест нет.

— Тогда соблюдайте правила поведения в медицинском учреждении и не мешайте нам разговаривать. Вы были бы очень любезны, если бы не встревали в наш разговор.

Недовольная женщина что-то пробурчала себе под нос и взяла в руки книгу. Даша наклонилась ко мне как можно ближе и заговорила почти шепотом:

— Светка, я сейчас не хочу уподобляться твоей соседке, но все же не могу не сказать, что отправлять себя на тот свет из-за мужика — последнее дело.

— Не из-за мужика, а из-за любимого мужчины, — поправила я ее.

— Какая разница?

— Большая.

— Ни один мужик этого не стоит. Слышишь, ни один! Хоть любимый, хоть нелюбимый. Я надеюсь, что ты просто была пьяна и искренне раскаиваешься в том, что сотворила.

— Даша, я беременна. Уже три месяца. Меня в последнее время немного подташнивало, но я не придавала этому значения.

— Я знаю. Я тебя поздравляю!

— Ты это серьезно?

— Конечно, а ты что, разве не рада?

— А ты считаешь, что в моей ситуации можно этому радоваться? — удивленно спросила я Дашку.

— Мне кажется, что этому событию радуются в любой ситуации. Если бы ты не хотела ребенка, то ты бы предохранялась. Ты же прекрасно понимаешь, что иногда после интимных отношений с мужчиной появляются дети. Если тебе ребенок сейчас не в радость, то почему ты не предохранялась? Ведь вся ответственность за это должна лежать на наших плечах, но никак не на плечах мужчины. Сейчас даже совсем юные девчонки думают о том, как бы не забеременеть.

— Я не знала…

Что ты не знала? — с грустной усмешкой спросила меня Дарья. — Ты не знала о том, что от занятий сексом бывают дети?

— Я не знала, что нужно предохраняться.

— Как не знала? Так не знала или не хотела об этом думать?

— И то и другое.

— А как же с другими мужчинами? Ты всегда так безответственна?

— А других мужчин не было.

— Как не было?

— Так, не было.

— Так он у тебя первый, что ли? — опешила Дашка.

— Первый, — кивнула я и ощутила жуткую неловкость.

— Ну мать, ты даешь!

— У меня до него не было никого: я в Москву девушкой приехала.

— И все же я поздравляю тебя с беременностью. Аборт уже делать поздно. В любом случае придется вынашивать. Ребенок от любимого человека — это не так уж и плохо.

— Говорят, можно вызвать искусственные роды на шестом месяце и избавиться от ребенка.

— Это если у тебя будут противопоказания. А если нет, то зачем от него избавляться, он же не виноват в твой собственной глупости?

— Страшно мне все это. Я не готова к такому повороту событий. Ни жилья, ни денег, ни прописки — ничего нет.

Про это будем думать позже. Мы еще не знаем, навредило ли то, что ты с собой сотворила, твоему ребенку или нет.

— Даша, и все же, как ты здесь оказалась?

В моей памяти возникали какие-то смутные отрывки. Я вдруг вспомнила, что последнее, что я еще могла видеть, перед тем как потерять сознание, так это лицо мужчины. Я видела его ровно два раза: один раз в театральном институте, а другой на квартире у деда, когда стояла за дверью. Если я не ошибаюсь, то этого человека зовут Матвей. Точно, Матвей. Его так называл его товарищ.

— Даша, я плохо что-то помню. Виски. Очень много виски, почти бутылка. И таблетки. Самые разные. Я позвонила Диме, но его мать не позвала его к телефону. Она сказала, что если я не забуду его телефон, то она позвонит в милицию и меня выкинут из Москвы. А потом кто-то позвонил в дверь: на пороге стоял мужчина. И все, больше ничего не помню. Что было дальше?

Ты знаешь, я как будто чувствовала, что с тобой что-то случится. Я когда еще тебя до дома везла, то думала о том, что тебя лучше не оставлять наедине с самой собой. Когда человек в критическом состоянии, он может натворить все, что угодно. На тебе лица не было. Одним словом, я тебя домой отвезла, доехала до своего дома и почувствовала какой-то страх. Я вдруг поняла, что поступила неправильно, что друзья так не поступают, что я не имею морального права сейчас оставить тебя одну. Я уже машину на стоянку поставила, дошла до своей квартиры, но тут меня прямо переклинило. Я развернулась и побежала на стоянку, села в машину и поехала обратно. — Даша наклонилась ко мне как можно ближе и, покосившись на читающую книгу соседку, шепотом заговорила: — Я в твой подъезд захожу и ничего не понимаю. Ты лежишь на лестничной площадке, а над тобой мужчина стоит. В его руках пистолет.