История войны 1814 года во Франции - Модест Богданович

Действительно, в это время сии корпусы и главная квартира Блюхера двигались к Сезанну. 28 января (9 февраля) Блюхер получил из главной квартиры императора Александра извещение, что неприятельская армия сосредоточивается у Ножана, и вместе с тем изъявлена была воля государя, чтобы корпус Клейста поступил на усиление войск графа Витгенштейна, а в замену его корпус Винцингероде присоединился к Силезской армии7. Фельдмаршал, полагая, что корпусов Сакена и Йорка было слишком достаточно для действий против слабого макдональдова корпуса, направил 29 января (10 февраля) корпусы Клейста и Капцевича к Фер-Шампенуазу, отправился вслед за ними из Этожа (куда перешла главная квартира из Вертю ввечеру 9 февраля н. ст.) и предполагал соединить оба корпуса с войсками Олсуфьева на следующий день у Сезанна. Еще находясь в Этоже, 29 января (10 февраля) утром Блюхер получил от графа Витгенштейна известие, что Наполеон направился к Сезанну. Генералу Йорку было послано приказание идти к Монмиралю и устроить переправу у Шато-Тиери, на случай отступления за Марну корпусов его и сакенова. Несколько спустя, около полудня, Блюхер узнал от прибывшего из Монмираля поручика Герлаха, что Сакен, убедившись в совершенной безопасности от нападения со стороны Сезанна, двинулся к Ла-Ферте для отрезания Макдональда; тогда же подтвердились показания пленных, что Наполеон ночевал в Сезанне; а на марше в Фершампенуаз пришли донесения о поражении Олсуфьева8.

Генерал Олсуфьев, не обращая внимания на единогласное мнение подчиненных ему генералов, решился обороняться до последней крайности в невыгодной позиции, занятой его войсками впереди Шампобера. Причиной тому были упреки, которым подвергся он за то, что в сражении при Бриенне, не заняв своей пехотой города, допустил туда вторгнуться неприятелю. Это обстоятельство произвело на него такое сильное впечатление, что, несмотря на явную опасность, угрожавшую его войскам, он упрямо оставался у Шампобера и стал отступать только тогда, когда уже было поздно. Дивизия Рикара с кавалерией Бордесуля овладела селением Байе, а французская гвардия – Банне: русские войска, обойденные с обоих флангов, были принуждены отступать к Шампоберу. Едва отправили назад 12 орудий, как замечено было движение неприятеля чрез лес наперерез шоссе, ведущего в Этож. Олсуфьев, опасаясь потерять сообщение с Блюхером (о передвижении коего от Вертю к Фер-Шампенуазу не имел никаких сведений), повел к шоссе большую часть своих войск, а генерал-майору Полторацкому с Нашебургским и Апшеронским полками и с девятью орудиями приказал держаться в Шампобере. Французы, считая войска Полторацкого несравненно сильнейшими, нежели они были в действительности, выставили против них большие батареи и открыли огонь по местечку, занятому русской пехотой[41], а между тем кавалерия продолжала обходить русских с флангов. Генерал Полторацкий удачно отразил несколько кавалерийских атак, но вскоре, исстреляв все свои патроны, был принужден отбиваться штыками; вслед за тем дивизия Рикара вытеснила из местечка русскую пехоту. Тогда Полторацкий, отрезанный от прочих войск Олсуфьева, обратился к лесу, лежащему в двух верстах от Шампобера. Французы, заметя расстройство в его отряде, два раза присылали парламентера, требуя сдачи, и, получив отказ, выдвинули вперед несколько конных орудий и открыли огонь по пехоте, построившейся в каре и спешившей к лесу. Неприятель успел предупредить русские войска и, заняв лес стрелками, встретил отступавшее каре сильной пальбой; в то же время кавалерия возобновила атаки. Окруженные со всех сторон французами, громимые картечью и осыпаемые градом пуль, войска Полторацкого были частью истреблены, частью взяты в плен; десять орудий, находившихся при отряде, достались неприятелю.

В продолжение времени этого боя Олсуфьев с большей частью своего корпуса покушался пробиться к Этожу, но, не успев в том, повернул влево по дороге на Эперне, к селению Лакоре, чтобы пробраться в обход к Монмиралю. Темнота вечера и густая грязь замедлили движение отряда. Достигнув прудов, именуемых Пустыней (les Deserts), русские войска были одновременно атакованы пехотой Рикара, вышедшей из Шампобера, и кирасирами Думерка, свернувшими влево с этожской дороги. Сражаясь целый день, исстреляв все патроны, обороняясь штыками, войска Олсуфьева наконец были расстроены, и сам он в суматохе попался в плен. Неустрашимый генерал Корнилов, как старший приняв начальство над войсками, «решился вместе с генералом Удомом защищаться до последней капли крови, не отдаваясь в плен. Собрав остатки корпуса, тысяч до двух нижних чинов с штаб- и обер-офицерами и 15 орудий, они сохранили все знамена, а вместе с ними и честь, пробились сквозь неприятеля и прошли лесами в Порт-а-Бинсон»9, на дорогу из Эперне в Шато-Тиери. По словам Споршиля, «русские войска при Шампобере не только сохранили честь, но покрыли себя бессмертной славой, сражаясь без кавалерии против четверных сил, предводимых самим Наполеоном, с утра до поздней ночи»10. Урон корпуса Олсуфьева в этом деле вообще простирался до 2 000 человек, девяти орудий и нескольких зарядных ящиков. В числе пленных, кроме генералов Олсуфьева и Полторацкого, находился артиллерии полковник Засядко11. Со стороны французов урон вообще не превышал 600 человек; в числе раненых был генерал Лагранж12.

Наполеон пригласил к себе ужинать генерала Олсуфьева, но как Олсуфьев с большим лишь трудом объяснялся по-французски, то Наполеон послал за Полторацким и в присутствии маршала Бертье, Нея, Мармона и министра иностранных дел Маре спросил у него:

– Сколько вас сегодня было в деле?

– 3 690 человек с 24 орудиями, —отвечал Полторацкий.

– Вздор! Не может быть! В вашем корпусе было по крайней мере 18 000 человек.

– Русский офицер не станет говорить вздора: слова мои – настоящая истина. Впрочем, вы можете спросить о том других пленных.

– Если это правда, то, по чести, одни русские умеют так жестоко драться. Я прозакладывал бы голову, что вас было по меньшей мере 18 000.

– Однако же мы разбиты, и я в плену.

– Это ничего не значит. У вашего императора в плену до пятидесяти лучших моих генералов, которые вам ни в чем не уступят. Хотя в победе моей нет большой чести, потому что войска мои дрались с вами целый день, однако же последствия дела для меня важны: сегодня я разбил вас, завтра уничтожу Сакена, в четверг авангард Витгенштейна, в пятницу нанесу Блюхеру такой удар, от которого ему не опомниться, а потом на Висле предпишу мир императору Александру.

– Дело довольно трудное, – возразил Полторацкий.

Затем Наполеон завел разговор о войне 1812 года и сознался, что Кутузов обманул его своим фланговым маршем. Но когда дошла речь до пожара Москвы, то он, рассердясь не на шутку, сказал:

– Сжечь столицу – варварская мысль, пятно для вашей нации. Я брал Берлин, Мадрид, Вену, и нигде этого не случалось.

– Русские не раскаиваются, а восхищаются последствиями своих дел.

Наполеон, топнув ногой, приказал пленному выйти вон, но вслед за тем опять

потребовал к себе, осыпал похвалами и вдруг спросил:

– В каком числе русская гвардия? Как сильна ваша армия? Где ваш государь? Где генерал… и проч.

На все такие вопросы Полторацкий отвечал: «Не знаю».

– Я хотел бы иметь удовольствие побеседовать с вами, но ваш ответ «не знаю» меня останавливает.

Полторацкий объяснил, что расположение армии есть тайна, которую не позволяют ему нарушать присяга государю и долг отечеству.

Наполеон, снова потеряв терпение, вторично выслал пленного из комнаты и приказал отправить его в Париж и иметь за ним особенное наблюдение13.

За ужином, на котором кроме Олсуфьева были Бертье, Ней и Мармон, Наполеон, обрадованный одержанной победой, сказал:

– От чего зависит судьба государств! Если завтра мы будем иметь такой же успех над Сакеном, то неприятель уйдет за Рейн скорее, нежели пришел сюда, и я буду опять на Висле.

Заметя, однако же, что такие порывы не находили сочувствия в его сподвижниках, Наполеон прибавил:

– И я помирюсь на том, чтобы Франция сохранила свои естественные границы14.

Еще до окончания дела при Шампобере Наполеон послал несколько офицеров генерального штаба в Мо, к маршалу Макдональду, с извещением об одержанной победе и с приказанием наступать против преследовавших его союзных войск. В сумерки главная квартира французской армии расположилась в Шампобере. Гвардия с частью дивизии Рикара встала биваками на поле сражения; дивизии Лагранжа с кавалерией Бордесуля и Думерка – близ Этожа, а Нансути с двумя гвардейскими кавалерийскими полками (dragons et lanciers de la garde) и с одной бригадой дивизии Рикара двинулся к Монмиралю и прогнал казачью партию, занимавшую сей город. На следующий день, 30 января (11 февраля), Наполеон оставил Мармона с дивизией Лагранжа и с кавалерией Груши (в составе корпуса Бордесуля и дивизии Думерка), всего до 3 000 человек пехоты и 2 000 человек кавалерии, у Этожа для наблюдения за войсками Блюхера, стоявшего близ Вертю, а сам с остальными полками гвардейской кавалерии, гвардейской пехотой и одной бригадой дивизии Рикара выступил в 5 часов утра к Монмиралю, где вместе с высланными туда прежде войсками Нансути предполагал собрать более 15 000 человек пехоты и 5 000 кавалерии15.