Их любимая злодейка (СИ) - Жнец Анна

«Кто убил Мхил Дракар? Ты?»

Да, Кхалэ её убила, но по их с Миалэ личной договорённости. Обе понимали, насколько опасным могло быть безумие в сочетании с безграничной магической мощью.

«Когда придёт время, ты знаешь, что делать».  

«Да, Миалэ».

Кхалэ знала, что делать, но с каждым разом выполнять свой долг становилось сложнее: спятившая Мхил Дракар была не согласна с инструкциями, которые давала советнице её вменяемая версия. Чтобы убить её, приходилось проявлять чудеса изворотливости.

В глубине души Кхалэ понимала Верховную ведьму Цетрина, её желание избавиться от угрозы такого масштаба. Мхил Дракар ненавидели, её боялись. Теряя разум, та превращалась в чудовище. Да только Кхалэ любила это чудовище, как сестру.

Мхил Дракар была злодейкой. Их с Сивером любимой злодейкой. И они собирались защищать её несмотря ни на что.

Глава 55

«Никогда не произноси своё имя вслух или мысленно. Никому не называй. Оно — твоя единственная слабость».

— Что со мной будет, если я скажу вам своё имя? Я умру?

— Вы потеряете силу. И избавитесь от проклятия.

И тут меня озарило. Впервые за наш с ведьмой продолжительный разговор я обратила внимание, что на мои вопросы не отвечают прямо. Кхалэ предупреждала, что клятву на крови при желании обойти несложно, и, пожалуй, я начинала понимать, как это делается, замечать приёмы, которые использует Верховная, чтобы говорить правду, но не всю, а только удобную.

К примеру, сейчас она ответила на первый вопрос, но не на второй — самый важный. Поэтому я его настойчиво повторила. Повторила так, чтобы не оставить ни малейшей возможности переключить моё внимание. 

— Я умру?

— Нет.

Вероятно, стоило сформулировать вопрос иначе.

— Вы меня убьёте? После того, как узнаете моё имя?

На долю секунды альбиноска запнулась. Всего на долю секунды. Но стало ясно: этот вариант она рассматривала в том числе.

— Нет смысла убивать того, кто более не представляет угрозу.

Вот! Опять! Опять она это делала — отмахивалась  общими фразами. Мне нужен был конкретный ответ. Однозначный. «Нет смысла убивать того, кто более не представляет угрозу» —  философские рассуждения, которые ничего не говорят об истинных намерениях ведьмы. 

— Вы. Меня. Убьёте?

— Я хотела, — призналась Верховная словно против воли. — Но не стану. Не вижу в этом необходимости. Да и что такое смерть? Путешествие из одного тела в другое.

Путешествие или нет, смерть меня пугала, как пугала всякого человека неизвестность, тем более та означала неизбежную потерю личности. Жертвовать собственной жизнью я была не готова, а магией — вполне. Одно дело с кровью, с болью отрекаться от того, к чему привык, чему знаешь цену, и совершенно другое — от некой абстракции, вещи, которой по сути не обладаешь. А магией я не обладала. Не помнила себя колдуньей, не знала, каково ею быть.

— Как вас зовут?

Хитрый приём. Ведьма не надеялась, что я отвечу, — она караулила мои мысли. Стоило задать вопрос, и  ответ промелькнул в голове сам собой. Д’аар. Впрочем, я на девяносто процентов была уверена, что Кхалэ солгала, назвала неверные имена. Разочарованный вдох Верховной подтвердил мои подозрения.

— Что ж, — сказала она, — попробуем по-другому. — И приложила пальцы к моим вискам. Попыталась добраться до глубинных воспоминаний. Воспоминаний Мхил Дракар.

* * *

Мхил Дракар

Я не пытаюсь держать глаза открытыми, при всём желании не могу себя контролировать, но мне и не надо: за тем, чтобы я не уснула, фанатично следят другие — вот эта старуха с угрюмыми складками в уголках рта. Бьёт меня по лицу всякий раз, когда веки, тяжёлые, налитые свинцом, опускаются и я начинаю заваливаться вперёд.

Удар. Хлёсткая пощёчина. Злые слова. Капли чужой слюны оседают на коже.

Снова я задаюсь вопросами. За что эта незнакомка — женщина, которую я впервые увидела здесь, в сырых застенках, — меня ненавидит? И сама себе отвечаю: за  дар, за моё желание быть другой, за то, что сама она другой быть не может.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Проходит ещё час, ещё немного вечности в темноте — и последние мысли растворяются в боли. Под кандалами, этими широкими массивными полосками железа, кровоточат содранные до мяса запястья. Красные отхлёстанные щёки горят. На спине не осталось живого места, но я всё равно прижимаюсь ранами к холодным шершавым плитам. И клюю носом, за что получаю очередной тычок.

— Не спать!

От удара голова откидывается назад, и затылок со всего размаха встречается со стеной. Словно колокол звенит внутри черепной коробки, но мне не больно. Уже — нет.

— Не спать!

Это испытание наихудшее, хотя, когда отец его озвучивал, оно казалось простым. По крайней мере, не таким пугающим как недавнее избиение в кабинете. Меня стегали кнутом, пока я не потеряла сознание, а до этого макали головой в воду, заставляя захлёбываться. Но я всё равно победила.

— Не спать!

Старуха в ярости. Она устала и хочет домой, к семье, а моё упрямство — бессмысленное, на её взгляд, — не даёт отдохнуть нам обеим. Удерживает старуху здесь, в вонючем подвале. Рядом со мной.

«Сделай то, что тебя просят, — требует надзирательница раз в несколько часов, а потом то же самое требует от меня её сменщица, повторяя как заведённая: —  Покорись. Покорись. Покорись — и тебе позволят поспать».

Я смотрю в её усталые глаза и понимаю: не ненавидит, она меня не ненавидит — просто хорошо выполняет свою работу. Возможно, даже без удовольствия. Каким-то нелогичным образом это придаёт сил. Ненадолго. Головная боль нарастает. В глазах — резь.

За дверью кто-то стоит: тень заслоняет свет, падающий в камеру из маленького зарешеченного окошка. Я почти уверена: это отец. Пришёл проверить, не сломалась ли пленница. Я улыбаюсь ему разбитыми губами, пусть он этого и не видит, а потом позволяю себе рухнуть на пол и отключиться.

Я сплю. Сплю и не чувствую, как пытаясь разбудить, меня молотят ногами.

* * *

— Я такая же, как ты! Во мне тоже есть дар! Почему я не могу его развивать? Почему должна притворяться, будто его нет?

— Потому что ты — женщина! Твой удел — рожать. Ты выйдешь замуж за того, кого я скажу, и будешь  молчать о своих способностях.

— Но…

— Как думаешь, почему среди магов нет женщин? Потому что вы все бездарны, слабы и умом, и духом. Женщина не может колдовать! Это против вашей природы.

— Но ты же видел, как я не дала вазе упасть с камина и разбиться. Как подхватила её в воздухе силой мысли.  

— Чушь. Ты это придумала. Тебе приснилось.

— Но ты там был. Ты видел.

— Ничего я не видел.

* * *

— Прекрати это!

Отец подбегает ко мне сзади и яростно дёргает за волосы. Наматывает длинную косу на кулак, вынуждая забыть о своём занятии — о том, что я управляю роем диких пчёл, случайно залетевшим в наш сад. Создаю в воздухе живые жужжащие фигуры.

— Никогда! Слышишь, никогда!

— Но…

Пощёчина обрывает слова и мысли. В ушах звенит. Рот полон крови.

— Ты наденешь антимагический браслет, — шипит отец. — Замаскируем его под обычное украшение.

— Зачем мне браслет, блокирующий магию? — я сплёвываю под ноги ярко-красную слюну. — Ты же сам говорил, что женщины не умеют колдовать, — усмехаюсь и зарабатываю ещё одну пощёчину.

* * *

— Что ты говоришь! У неё и правда проснулись магические способности? — голос моего дяди полон удивления, смешанного с отвращением.

Отец оправдывается:

— Совсем слабые. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я подслушиваю под дверью его кабинета — места,  куда меня притащили после двух бессонных суток, где истязали и морили голодом, пока не заставили согласиться на все условия.

Кожу запястья холодит браслет из деларской стали, усыпанный вязью магических рун. Надеть его легко — снять можно, только отрубив кисть. На это я не готова.