Доброй ночи, мистер Холмс! - Кэрол Дуглас

Некоторое время мы смотрели друг на друга. Постепенно с лица Годфри исчезло выражение ярости и недоверия, а черты моего лица смягчила улыбка.

Неожиданно он резко опустился в кресло:

– Боюсь, я был слишком поспешен и, не подумав, наговорил глупостей. Непозволительная ошибка для моей профессии. Наверное, я чего-то не знаю. Так развейте тьму моего неведения, мисс Хаксли.

Я снова взяла в руки газету. Набросок был просто великолепен. Ирен выглядела на нем гораздо привлекательней Лилли Лэнгтри. Бриллианты, сверкавшие на ее платье, лишь подчеркивали красоту моей подруги. Однако Ирен на рисунке казалась далекой, словно серебристо-голубая Венера на вечернем небосклоне.

– Внешний вид, мистер Нортон. Вам нужно кое-что о нем знать, – промолвила я, разгладив газету, – Ирен бедна, как и я. Она бедна, как была ваша мать, когда вместе с детьми ушла от вашего отца. Ирен не может состязаться со знаменитыми оперными певицами, усыпанными изумрудами, рубинами и сапфирами…

– Это еще почему? Она ничуть не уступает им в красоте. Это я никогда не пытался отрицать. Она достойна всеобщего восхищения.

– Но она никогда не станет соперничать с другими в красоте. По крайней мере, так, как она, на ваш взгляд, делает.

Годфри прищурился и скептически на меня посмотрел.

– Никогда, – твердым голосом повторила я, – и поэтому она выбирает другой способ. Я уверена, что она уговорила мистера Тиффани одолжить ей украшение, над которым несколько лет проработали его мастера. Во-первых, ювелир восхищается ею – ведь именно по его просьбе она занималась поисками Бриллиантового пояса; а во-вторых, он богат. Кроме того, он достаточно умен, чтобы понять, что поднятая шумиха подстегнет интерес к бесценным украшениям вроде того, что надела Ирен. Бриллианты вернулись мистеру Тиффани, а Ирен не ударила в грязь лицом, нарядившись для дебюта так, что ни в чем не уступила прославленным певицам, продающимся ради дорогих украшений. И что в этом такого плохого?

– Люди будут думать о ней дурно, – тихо проговорил Годфри и его светлые глаза потемнели, как случалось всякий раз, когда он погружался в мрачные воспоминания об оклеветанной матери.

– Ирен плевать на то, что о ней думают другие.

– Так может вести себя мужчина, но чтобы женщина…

– Вы правы, если речь идет об обычной женщине вроде меня, но Ирен никак нельзя назвать заурядной. Запомните это, мистер Нортон, или в противном случае будете часто заблуждаться на ее счет.

– Моя мать очень страдала, – неожиданно признался адвокат. – Конечно, на людях она не подавала виду… Да и при нас, мальчиках… Но я чувствовал, ощущал ее обиду от того, что она была вынуждена уйти от мужа… А потом это жуткое унижение в суде, когда все, что она заработала, досталось ему…

– Поверьте, мистер Нортон, я очень вам сочувствую. Нет ничего хуже, чем видеть, как дорогому вам человеку отказывают в правосудии, вымарывают перед всем миром в грязи… Именно поэтому я не могу позволить вам дурно думать об Ирен, по крайней мере в том ключе, в котором думаете вы…

– Но так будут думать другие. Вы же не можете столь пылко защищать честь Ирен перед каждым человеком.

К счастью, мне удалось не покраснеть от такой похвалы, которая, однако, не сумела меня отвлечь от темы.

– В таком случае мне плевать на других. Я работаю у вас, мистер Нортон. Если вы будете дурно думать об Ирен, мне придется прекратить наше сотрудничество. Я не могу объяснять мотивы каждого ее поступка, однако смею заверить вас в том, что она никогда не продастся, пусть даже на посторонний взгляд все выглядит иначе.

– Надеюсь, ваша вера никогда не подвергнется испытанию, – промолвил Годфри и встал. – Чем искреннее веришь, тем больнее потом расставаться с иллюзиями. Чай остыл, ну и ладно, все равно он у меня получился дрянным. Быть может, вы хотите взять себе эту газету на память?

– Буду вам признательна, если вы, конечно, не хотите оставить ее себе, в качестве напоминания о неверных выводах… – Я замялась.

– Нет-нет, – замахал рукой адвокат. – Вы мне преподали хороший урок, я сделал выводы. Постоянно иметь при себе напоминание о собственной ошибке… Это излишне.

Вернувшись вечером домой, я вырезала из газеты портрет Ирен и вклеила его себе в дневник. Набросок занял почти всю страницу, избавив меня от необходимости писать о непростом дне. Я была не уверена в том, что мне удалось убедить мистера Нортона. Несмотря на его ум, в силу молодости ему было трудно изменить предвзятое мнение. Кроме того, ему была неведома подлинная сила веры. Например, Джаспер Хиггенботтом, несмотря на краткость нашего знакомства, ни разу не разочаровал меня своим поведением, и я не испытывала ни малейших сомнений в том, что он по-прежнему ведет себя столь же достойно, вне зависимости от того, где сейчас находится – в Африке или уже на Небесах. Вскоре я получила письмо от Ирен, из которого узнала, что все произошло именно так, как я предположила, в результате чего я стала чувствовать себя настоящим сыщиком-детективом.

Мне сложно сказать, сумела ли я изменить мнение Годфри об Ирен. Наверняка можно сказать только одно: после нашего разговора он стал относиться ко мне иначе. Он начал советоваться со мной о своих клиентах. С одной стороны, я была лицом незаинтересованным, а с другой – адвокат теперь признавал, что я наблюдательна. Он даже попросил меня вести записи бесед с клиентами, и, услышав его просьбу, я едва смогла скрыть улыбку.

Первый клиент, а точнее клиентка, запомнился мне особенно хорошо. Однажды в кабинет мистера Нортона зашла пожилая дама, одетая в траур. На ней было длинное каракулевое пальто, такое же черное, как и остальной наряд, а в руке она держала странного вида зеленый мешок, напомнивший мне мой старый саквояж. Я сразу поняла, что она за человек. Передо мной стояла одна из тех полубезумных старух, свято верящих в привидения, бродящие по их родовым особнякам, и в заговор фениев[27], собирающихся со дня на день убить королеву Викторию.

Как правило, мы знали о визите чудаковатых клиентов подобного рода заранее. Юрисконсульты, находившиеся в курсе того, что мистер Нортон редко отказывается от исков, в которых фигурируют пожилые дамы, либо направляли нам соответствующие документы, либо являлись за советом лично.

– Вы не юрисконсульт! – воскликнула пожилая дама, вперив в меня взгляд из-за толстых очков.

– Совершенно верно. Точно так же, как и мистер Нортон. Он адвокат. Это большая разница.

– Батюшки! Неужели мне опять придется ходить-бродить по этому лабиринту из домов и переулков? У вас здесь все так и носятся. Нет, я так не могу. Может, мне просто кто-нибудь сможет объяснить, что делать?

Я улыбнулась, представив, как эта старушка переходит Флит-стрит, словно стаей ворон окруженная курсирующими между Темплом и Королевским судом адвокатами в черных мантиях и париках.

– Сударыня, – промолвила я, – насколько я понимаю, вам нужен не адвокат, который представлял бы вас в суде, а юрисконсульт. Только потом, в случае необходимости, он обратится за советом к адвокату.

– Что там, мисс Хаксли? – выглянул из-за перегородки мистер Нортон.

– Тут одна дама ищет юрисконсульта…

– Да я сама толком не знаю, кого ищу, а вот что мне надо, так это помощь, – заявила наша гостья и решительно опустилась в кресло, немедленно став похожей на курицу-наседку.

– Помощь? – Мистер Нортон подошел к старухе поближе и с удивлением посмотрел на мешок. – Вы не могли бы пояснить, какого рода помощь вам требуется?

При виде того, как мистер Нортон из-за своей доброты снова оказывается в ловушке, я не смогла сдержать тяжелого вздоха.

– Мисс Хаксли, вы не могли бы подать нам чая?

Я снова вздохнула, на этот раз громче. Своими стараниями я отучила мистера Нортона от обычных, скучных заурядных сортов «Липтона» и привила вкус к редким букетам «Твайнингса». Понятное дело, мне было крайне неприятно, что такой дорогой чай переводится на всяких бедняков.

Вскоре я поставила на стол две пышущие паром чашки и собралась было снова вернуться к работе, как вдруг мистер Нортон меня остановил:

– Мисс Хаксли, налейте, пожалуйста, еще одну чашку этого превосходного чая – для себя. И прихватите с собой пару листков писчей бумаги, мне бы хотелось попросить вас записать то, что собирается нам сказать миссис Маттерворт.

– Ну конечно, мне это не составит никакого труда, – ответила я, всем своим видом показывая обратное.

– Хватит болтать! – произнесла пожилая леди низким тихим голосом, так что ее услышала одна я.

– Мало того, что она сумасшедшая, так она еще и грубит, – посетовала себе под нос я. Налив себе чая и прихватив бумагу и карандаш, я вернулась к мистеру Нортону.