Князь тумана - Мартин Мозебах

Теодор Лернер, как никогда, почувствовал себя на коне и потому особенно остро ощутил резкий контраст между своим докладом, повествующим о жизни в условиях дикой природы, и обстановкой салона, с переизбытком уснащенного всеми ухищрениями обойного искусства. Перед ним открывался амфитеатр розовеющих на просвет внимающих ушей — ушей, словно высеченных из мрамора, морщинистых и прочерченных голубыми венами, ушей, для которых он расписывал Медвежий остров как "перевалочный пункт для заготовки и переработки китового жира, звериных шкур, оленины и гагачьего пуха". Здесь можно организовать скупку всего пушного товара, поступающего со Шпицбергена, производить его предварительную обработку, оставлять на хранение, а затем переправлять отсюда на пушные аукционы Лейпцига и Санкт-Петербурга.

В пропитанном чайным ароматом зале словно повеяло вдруг запахом крови и кожи. Казалось, здесь воскрес из небытия древний Новгород: дух отважного купечества, напомнивший не о домоседах-толстосумах, которых прозвали "перечными мешками", а, скорее, о бродячих рыцарях торговли, — мужественный и разбойный дух отчаянных удальцов. Герцог-регент поднялся со своего места. Все непринужденно последовали его примеру и собрались в тесный кружок, а бывалый африканский охотник взял Лернера за локоть:

— Ваше сообщение мне чрезвычайно понравилось. Дуглас не солгал, вы вполне оправдали наши ожидания. Так он теперь окончательно поселился в Висбадене? Не хочет возвращаться в Лондон после этой дурацкой истории?

Герцог пояснил Лернеру, что чувствует себя в долгу перед Дугласом, он обязан "господину Дугласу" самыми замечательными неделями в своей жизни.

— Ах, эта вольная жизнь, полная приключений, без вечных подсчетов и перепроверок! Увы, увы! Что было, то прошло!

Тон сказанного не показался Лернеру действительно таким уж печальным, скорее это звучало слегка несерьезно. Ему показалось сомнительно, чтобы герцог мечтал променять Мекленбург на Танганьику, равнину вокруг Шверинского озера на озеро Виктория, а поседевшую герцогиню на поставляемых Шолто Дугласом рабынь. Да и было ли у него когда-нибудь хоть малейшее желание сделать нечто подобное?

— Вот что, почтеннейший! — произнес герцог, устремив на Лернера суровый и повелительный взгляд. — Смотрите, чтобы впредь вы держали меня в курсе любого шага, предпринимаемого вами в отношении Медвежьего острова! Не годится, чтобы я оставался в неведении по поводу этих дел, но, разумеется, только в тех случаях, когда вы сочтете необходимым. Это я предоставляю на ваше усмотрение. Но надо вам сказать, что тут у нас в верхах народ подобрался сплошь очень любопытный. Сегодня вы очень подогрели это любопытство. — Он устремил невидящий взгляд куда-то в пространство, затем мгновенно, точно очнувшись, вновь обратил его на Лернера, легонько хлопнул себя по лбу — это было красивое движение — и негромко, так, что слова трудно было разобрать даже с близкого расстояния, проговорил: — А вы знакомы уже с генералом фон Позером Гросс-Недлицем? Жаль, что он сегодня не мог вас слышать. Сделайте мне великое одолжение, пошлите ему, пожалуйста, манускрипт вашей речи от моего имени! Уверен, что господин Позер именно тот человек, который вам нужен.

Лернер понял, что аудиенция закончена. Камер-юнкер Энгель проводил его через пустынную анфиладу к карете. Теодор наконец ощутил, какое сильное впечатление произвели на него как бы парящие в голубизне салона люди и чашки. То, что он только что пережил, было великим и непостижимым событием. Сегодня впервые Медвежий остров выдвинулся из области сомнительных, надуманных, проблематичных вещей. Сейчас он вышел на орбиту, пролегающую в непосредственной близости от властного центра. Все, что до сих пор было связано для него с открытием Медвежьего острова: госпожа Ганхауз, инженер Андрэ, господин Шёпс, — отпало как шелуха. Колонизация острова и распространение ценностей и достижений коммерческого ума до самых дальних окраин обитаемого мира — вот, что всегда было его истинной целью! Возможно, из газет герцог знал и про такие сомнительные комплименты, как "Князь Тумана и авантюрист" или "король Теодор" (об этом Лернер никогда не узнает, такой человек, как герцог, не станет цитировать газетную болтовню), но вопреки латинской поговорке "Смело клевещи, что-нибудь да пристанет" — к Лернеру, очевидно, ничего не пристало. Врожденным взором высокопоставленного человека герцог-регент тотчас же отделил истинный характер предмета от опилок и стружек упаковки. И затем, после доклада в Голубом салоне — самой, как мысленно признал Лернер, красивой комнатой из всех, в которых ему когда-либо довелось побывать, — он получил руководящие указания, как это и должно быть при общении с высокими особами. Сделав свой доклад, он ушел из дворца с соответствующими приказами. Государь на то и государь, чтобы не только слушать, но и отдавать распоряжения. Господин генерал фон Позер Гросс-Недлиц был не просто отставным офицером, пользующимся особой благосклонностью регента, он был также движущей силой Колониального общества. Если уж герцог отсылал его к фон Позеру, это значило ни много ни мало как то, что герцог желает, чтобы слова претворялись в дела. Да, именно дела!

Лернер велел ехать в гостиницу. Пробило девять часов. До часу ночи, когда Эльфрида Коре должна была уехать с бала у советника коммерции Граугофа, чтобы вернуться к своей подруге на виллу "Вальтаре", ждать оставалось еще долго. После напряженного вечера у Лернера проснулся аппетит. В ресторане отеля он заказан столик в отдельном кабинете, спросил себе супа и жаркого. Лернер не стал переодеваться. Он с удовольствием представил себе, как встретит приехавшую в бальном платье, разгоряченную танцами и окрыленную вином Эльфриду, представ перед ней во фраке- Как развязно он будет держаться после вечера во дворце! Он явится перед ней не робким просителем, а гусаром, который, подхватив ее на коня, вихрем умчится с ней, не разбирая дороги.

Лернер выпил большую кружку пива. Ресторан был обставлен под пивной погребок, который напоминал бы северянам-мекленбуржцам о Баварии. Город точно вымер. Вся светская знать Шверина была сегодня во дворце или у советника коммерции Граугофа на маскараде планет. Этот магнит вымел всех подчистую, не оставив для ресторана ни одного метеора. Шверинцы, не приглашенные к Граугофу, принадлежали к серой массе засевшего в своих унылых жилищах мещанства. А что если позвонить сейчас госпоже Ганхауз? Ему не терпелось сообщить кому-нибудь о своем успехе. Знает ли Шолто, какой фурор вызвал его посланец?

"Я жду от вас, что вы будете держать меня в курсе любого шага в отношении Медвежьего острова! Мне нельзя быть в неведении… Впредь… На ваше усмотрение. Сделайте одолжение, пошлите ему рукопись…" — вот каким языком разговаривают с Лернером после молодецкого демарша на Медвежьем острове!

Перед мысленным взором Лернера, как наяву, проходило все, что он только что пережил. Полученные приказы, конечно же, подлежали немедленному исполнению. Послезавтра все материалы по Медвежьему острову будут вручены господину генералу фон Позеру, как сказано, по поручению герцога. "По приказанию его высочества посылаю вам…" — так будет начинаться его сопроводительное письмо.

А что потом? Лернер так точно вспомнил недавний диалог, что смысл слов вдруг пробился сквозь то настроение, в котором они были восприняты. Так что же конкретно он получил в руки? Что, в сущности, можно было рассказать госпоже Ганхауз? У него вдруг возникло такое чувство, словно ему снится сон, в котором ты никак не можешь выполнить какую-то простую задачу, оттого что все, за что ни возьмись, ускользает сквозь пальцы, не задерживаясь в руках. Неужели он неправильно истолковал настроение, с которым его приняли во дворце? В конце концов, ведь не всякого немца, предложившего неплохую коммерческую идею, пригласят в Голубой салон шверинского дворца делать доклад перед узким кругом сиятельных и компетентных слушателей! Следовательно, сам факт приглашения мог служить верным знаком, но вот только знаком чего? Нет, он не желает разбирать по косточкам великое событие своей жизни! Он выступил прекрасно. Он был горд собой. Зря господин Коре не похлопотал о том, чтобы получить приглашение на этот доклад, вместо того чтобы плясать на балу со своими дамами. Лернер оставил позади мир гостиничных номеров, где только работают языком, грозятся что-то сделать и витают в фантазиях. Его слово имеет вес для людей, занимающихся реальной политикой. Ему не приходится жаловаться на недостаток интереса в этих сферах. Герцог взял его под руку: "Почтеннейший…" Это тоже можно положить на чашу весов. Крахмальная сорочка размякла. К приходу госпожи Коре он тоже будет выглядеть будто только что с бала. Пускай не думает, что он тут ее дожидался!

Теодор Лернер вышел на улицу. Переулками выбрался к озеру. Путь вел прочь от дворца. Чем дальше он от него уходил, тем громаднее казалось строение из разноцветного мрамора — театральные кулисы в лунном освещении. Потянулись виллы с участками на берегу озера. Из-за заборов на улицу смотрели стеклянные веранды, на озеро выходили эркеры.