Алана Инош - Слепые души
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Настя!
Страшно содрогнувшись всем телом и душой, я моментально просыпаюсь. Меня охватывает такая невыносимая тревога, что я не могу лежать больше ни минуты, вскакиваю и начинаю натягивать одежду. Набираю номер Альбины, но она не отвечает. Костя ещё спит, и я трясу его:
– Костя! Костя, проснись!
Он с трудом продирает глаза, потягивается и сквозь сонный прищур смотрит на часы:
– Насть, что случилось? Пять утра только… Ещё же рано.
– Костя, я не знаю, как тебе объяснить, – отвечаю я со стоном. – Понимаешь, мне нужно срочно… Сейчас ехать!
Костя, заспанно хмурясь, садится и разминает шею.
– Куда тебе так срочно в пять утра? – ворчит он спросонок. – Пожар, что ли?
– Да, Костя, пожар! – кричу я. – Случилось что-то страшное, я чувствую! Пожалуйста, отвези меня! Я объясню, куда ехать. Только скорее, прошу тебя!
Он смотрит на меня встревоженно.
– Господи, да что стряслось? На тебе просто лица нет!
– Костя, быстрее! – умоляю я и тяну его за руку.
– Ладно, успокойся, – соглашается он. – Сейчас поедем, куда скажешь, только дай мне хотя бы одеться.
Одевается он быстро и чётко: сразу видно, что в армии он отслужил честно. Минута – и он полностью одет, а причёсываться ему не нужно: у него такая короткая стрижка, что в расчёске просто нет надобности. Схватив пиджак и ключи, он заглядывает в зеркало, дотрагивается до подбородка и говорит:
– Ладно, бриться не буду. Я готов. Куда ехать?
Я объясняю, как ехать к Альбине, и мы мчимся в дымчато-голубых утренних сумерках. Улицы пустынны, и стрелка спидометра дрожит между цифрами 110 и 120. Мы уже выезжаем на автодорогу, ведущую к посёлку, где живёт Альбина, когда в моей сумочке слышится звонок телефона. На экране высвечивается «Диана Несторовна».
– Настя! – оглушительно кричит телефон её голосом. – Настя, ты где? Что с тобой?
Я тоже кричу:
– Диана Несторовна, мы с Костей едем к Але! Я чувствую, с ней что-то случилось!
Похоже, мой ответ её немало удивляет.
– С Костей? К Але? Ничего не понимаю! – кричит она. – Ты же должна быть сейчас дома!
Теперь удивляюсь я.
– Почему я должна быть дома? Нет, я не дома – я же говорю, мы едем к Але!
– Постой, разве ты не звонила ей?
– Нет…
– Что за ерунда! А мне она двадцать минут назад сказала, что ты позвонила ей и что у тебя был такой голос, будто ты умираешь! Ты сказала ей, что тебе очень плохо, и просила немедленно приехать… И она помчалась к тебе. Что происходит, Настя? Я ничего не могу понять!
– Я сама ничего не понимаю! Я не звонила Але и не просила её приехать! Точнее, я ей звонила, но она не ответила. У меня предчувствие, Диана Несторовна… Ужасное, ужасное предчувствие!
– Хорошо, потом разберёмся, кто кому звонил… Где вы сейчас?
– Мы на автодороге, скоро будем у Али!
– Ладно, будьте там и никуда не уезжайте! Дождитесь…
Голос Дианы Несторовны внезапно обрывается: что-то со связью. Я не перезваниваю, бросаю телефон в сумочку и поднимаю глаза на дорогу…
– Ничего себе, кто-то слетел с дороги под откос! – восклицает Костя, сбрасывая скорость.
Из овражка поднимается столб чёрного дыма. Костя даёт задний ход, а я неотрывно смотрю на дым, как парализованная: страшное свершилось. Наша машина встаёт вровень с местом аварии, и Костя глушит двигатель. Вдали над лесом розовеет заря, небо чистое, как крыло ангела, безмятежно спокойные сосны щекочут его своими верхушками, а в свежем утреннем воздухе пахнет гарью и бедой.
– Ё-моё! – бормочет Костя потрясённо. – Там точно никого не осталось в живых…
Столб дыма поднимается от горящей машины, валяющейся в овражке вверх колёсами. Хоть она и объята пламенем, но я вижу, что это джип, и что когда-то он был серебристым. Лучше бы мои глаза никогда не видели белого света! Это машина Альбины.
– Смотри! – вдруг кричит Костя. – Там человек!
В нескольких метрах от горящего джипа на склоне овражка лежит кто-то в белом. Мои колени подкашиваются, когда я вижу этот костюм – мой любимый костюм из гардероба Альбины, в котором она пришла на нашу вторую встречу, после ромашки, персиков и конфет.
– Куда! – кричит за моей спиной Костя. – Стой, Настя! Сейчас бензобак рванёт!
Мне плевать на это, я бегом спускаюсь по склону, спотыкаясь и оступаясь, к распростёртому телу в белом костюме, испачканном кровью и грязью.
– Настя! – надрывается крик Кости там, наверху.
У меня подворачивается нога, и я падаю прямо на тело, и подо мной слышится стон. Она жива, трепыхается сердце, Аля жива! Я переворачиваю её, а у неё вместо лица – кровавое месиво. Лица практически нет, но это её волосы и её руки, её говорящие часы для незрячих на запястье. Я нечаянно нажимаю кнопку, и приятный женский голос чётко говорит:
– Пять часов тридцать три минуты.
Я кричу, зову её, а она в ответ только стонет. Подняв голову вверх, я ору Косте:
– Вызывай спасателей!
А он, размахивая руками, кричит, как полоумный:
– Бензобак! Бензобак!
В этот момент с окровавленных губ Альбины слетает:
– Утёнок… Милая…
– Аля, я с тобой! – кричу я, вне себя от счастья, что она очнулась. – Я здесь, я тебя не брошу!
– Уходи, – хрипит она. – Бак… взорвётся…
– Аля, я тебя вытащу! – кричу я, как сумасшедшая.
С удесятеренными силами я принимаюсь тащить её наверх, проклиная трусость Кости, и, видимо, делаю Альбине больно, потому что она стонет громче. Я опускаюсь на глинистый склон, задыхаясь от усилий.
– Настя… оставь меня, – шепчет Альбина. – Не надо… Ты не успеешь… Уходи отсюда…
Я глажу её растрёпанные, местами слипшиеся от крови волосы.
– Я с тобой, Аля… Я тебя не брошу, – бормочу я сквозь слёзы. – Я люблю тебя…
Из последних сил приподняв голову, она низким и хриплым, страшным голосом приказывает:
– Уходи!
Я сажусь рядом с ней. Небо над нами чистое и спокойное, мне не страшно подниматься туда. Нет, совсем не страшно, если мы с Альбиной будем вместе. Тёплая пелена слёз застилает мне взгляд.
– Лучше я умру вместе с тобой, – сообщаю я ей своё решение. – Всё равно мне без тебя не жить.
– Дура! – неузнаваемым, грубым голосом хрипит она.
Сцепив зубы, она делает страшное усилие и валит меня на склон, а сама рывком взбирается на меня сверху, закрыв меня собой; в этот момент разверзается ад, и из него, в чёрном плаще, с торжествующей улыбкой на губах и красным огнём в глазах выходит Якушев.
– Я обещал войну – вот тебе война, – громыхает его голос. – А сейчас я возьму мой трофей!
«Я не отдам тебе её!» – хочу я крикнуть, но голос меня не слушается, а Якушев склоняется и берёт Альбину на руки. Я могу только бессильно уцепиться за край его чёрного плаща, а он, обернувшись и взглянув на меня сверху вниз угольно-чёрными провалами глазниц, усмехается:
– И это всё, на что ты способна?
Чёрная ткань его плаща выскальзывает из моих пальцев, на ощупь она как холодная слизь. Якушев уносит Альбину в разверзшиеся огненные врата, и они смыкаются за ним, а в моих ушах стоит гул и рёв пламени.
Глава 20. Седая девушка
Они говорят, что прошло пять дней, а мне кажется, что пять лет. Пять лет странствий по пустыням и болотам, по горам и лесным дебрям, по заброшенным мёртвым городам – и я возвращаюсь домой, в пустую квартиру.
Я мою руки и вижу в зеркале незнакомую женщину с полуседыми волосами и пластырем на лбу. Я хмурюсь, и она хмурится. Я дотрагиваюсь до волос, и она тоже трогает свои седые космы.
– Вы кто? – спрашиваю я, и её губы тоже шевелятся. Она отвечает: – Головина Анастасия Петровна, – а мои губы шевелятся синхронно её словам.
Звонит телефон.
– Настя, похороны завтра в час. Я за тобой заеду. Как ты там, золотце?
Впервые у Дианы Несторовны такой тихий и усталый голос, совсем не похожий на её обычный – бодрый и звучный.
– Приезжайте лучше сейчас, если можно, – прошу я. – Я очень хочу вас увидеть.
– Сейчас не могу, лапушка, – отвечает она. – Хлопот по горло… Завтра увидимся.
Я знаю, что такое подготовка похорон, и понимаю её, но желание увидеть её и обнять не становится от этого слабее. А завтра, на людях, я вряд ли смогу это сделать.
Что же мне делать с этой женщиной в зеркале? Глаза у неё вроде молодые, и морщин как будто не видно, но седые волосы производят странное впечатление. Пойти, что ли, купить пару упаковок краски? Я пересчитываю свои финансы, беру с собой триста рублей и выхожу на улицу.
Улица как улица, всё как всегда: машины, люди, выхлопные газы. Никому нет дела до седой девушки, чьё странное отражение плывёт в витринах и стёклах машин, лужах и дверях. Она шагает размеренно и вроде бы целенаправленно, и никого не интересует, по какому делу и куда она идёт. Она не ругается матом на всю улицу, не раздевается догола, не угрожает себя поджечь – так с какой стати обращать на неё внимание? Напротив, она ведёт себя вполне прилично и законопослушно – идёт себе и идёт молча, постукивая каблуками и никого не задевая, девушка-тень.
