Чейзер. Крутой вираж - Вероника Мелан

Он знал. Обо всех ее сомнения и тревогах – прочитал невидимую информацию, а в этом случае и обманывать не имело смысла.

– Не очень… если честно.

– Ну, «очень» сложно было бы даже мне.

Неправда. Это Лайза не принадлежала этой жизни, а Дрейк принадлежал – и этой, и той, которую она оставила; он принадлежал всем жизням сразу.

– Вам… было бы не так сложно.

– Ты не можешь этого знать, – голос прозвучал так мягко, что Лайза впервые повернула голову и взглянула на собеседника прямо.

«Расскажи мне больше», – мягко приказывали его глаза, но она вдруг потерялась, не знала, что именно рассказывать. Об этом утре? О чувствах? О том, что никак не может вжиться в обычную для других жизнь?

– Я обогнала его вчера на трассе, – зачем-то выдала она обрывочную информацию и тут же поправилась: – Мака. И он обиделся.

Теперь Дрейк отвернулся к окну – кажется, он улыбался и тщательно пытался это скрыть.

– Значит, начало положено?

Начало? Это не начало, это конец! Какое развитие возможно теперь, когда он обидел ее, а она – его? Вновь кольнуло чувство вины – надо было проиграть.

«Не надо было».

– Все идет не так, – призналась она с горечью. – Все.

Дрейк повернулся; теперь она отчетливо видела половину его улыбки – вторая была скрыта полусогнутыми пальцами.

– Откуда тебе знать? Зная прежний вариант истории, ты просто определила для себя понятие «так», а теперь сравниваешь новый ход событий и расстраиваешься, что он не соответствует твоим ожиданиям. Но означает ли это, что все идет «не так»?

Мудрость, мудрость, сплошная мудрость. Что Дрейку – шутка, то для нее – катастрофа. Это он, Начальник, что-то видит наперед, а она лишь тычется, подобно слепому котенку, в холодные стены, ищет мягкое, теплое, родное, а этого родного все нет и нет. Разве это «так»?

– Я не могу прижиться здесь, понимаете? Я чужая. Вроде бы вокруг жизнь, люди, дома. Эмоции, отношения, разговоры… но я постоянно будто вижу все со стороны.

– Боишься принять?

– Боюсь.

– Потому что тогда ты предашь старое?

– Не знаю…

Она действительно не знала. Но он хотя бы понимал, не корил; ей стало легче. С ним почему-то было спокойно – как на острове, когда не нужно плыть сквозь суровые волны, сражаться со шквалистым ветром, противостоять шторму. Машина у Реактора, странный и мудрый сосед, затишье. Лайзе могла бы сидеть так вечно – здесь не нужно решать, здесь за тебя решит кто-то другой.

– Ты хотела меня о чем-то попросить? – тактично напомнил он ей, когда тишина в салоне затянулась настолько, что ее, разнеженную и странно успокоившуюся, начало клонить в сон.

Господи, она едва не заснула у Дрейка в машине! Лайза моментально встрепенулась, вспомнила, зачем приехала, и напряглась.

– Да, простите… я что-то… расслабилась. Хотела попросить, да.

– Я тебя слушаю.

На нее смотрели чуть насмешливые и невероятно глубокие серо-голубые глаза; неторопливо возвращалась тошнота, волоски на руках не желали приглаживаться.

Осознав, что до того момента, когда ее окончательно «сплющит» от близости Дрейка, осталось совсем немного времени, Лайза шумно втянула воздух, мысленно скрестила пальцы и начала говорить.

Он дал ей денег! Дал!

Ей не верилось в это. Дал легко и безмятежно, так, как будто она просила не пятьдесят тысяч, а носовой платок, сачок для ловли бабочек; будто не бесценные (дорогие, золотые) купюры она просила вовсе, а… закурить?

От этого сравнения Лайза широко улыбнулась – глупо, но другое на ум не шло.

Не стал спрашивать зачем, хоть она как заведенная талдычила ему про бизнес, называла имена клиентов и будущих работников; отмахнулся от фразы «Я начну отдавать уже через полгода, а может, и раньше…», лишь фыркнул и улыбнулся.

Полгода. Этот бесконечно долгий срок здесь ее пугал, но Лайза должна была начать думать рационально: если она в этой ветке, значит, вероятно, она проживет здесь еще полгода.

Ужасно долго.

«Ничего, все будет хорошо».

И она, что удивительно, будто впервые увидела мир – этот мир, мир новой временно́й ветки – плотным, осязаемым, красочным. Он чем-то пах, этот мир, и пах вкусно; весело светило с прозрачно-синего неба солнце.

А ведь с утра были тучи.

Она постепенно впускает эту реальность внутрь?

«Заходи, милая, заходи. Может, сживемся?»

На этот раз от подобной мысли страх не проснулся. Она никого не предает – ни себя старую, ни себя новую, вообще никого, – она просто учится жить заново, и разве это наказуемо – улыбаться? Улыбаться здесь?

Может, все действительно не так плохо?

Первое «касание» – легкую пульсацию в области затылка – она почувствовала несколько минут спустя, когда стояла на светофоре и пыталась решить, поехать ли домой по короткой дороге или же дать веселый скоростной заезд (да, в «Мираже» бренчало, но душа так отчаянно просила ветерка) по пригородной трассе. Почувствовала и… сжала крепче руль.

Касание! Он ищет ее! Мак! Ищет ее местоположение, проверяет, сканирует. Зачем?

Может, Дрейк прав, и это только начало? На лице Лайзы вновь возникла робкая неуверенная улыбка – отразилась в пыльном ветровом стекле, осветила собой салон машины, заставила радостно вздрогнуть сердце.

Зачем «этому» Маку Аллертону искать ее местоположение?

Ответ явился секундой позже и заполнил собой логическую брешь – ну конечно, он проверяет свои способности!

Вчера после гонки в порыве обиды она закрылась от него, «зазеркалилась» – как любила называть этот процесс Лайза, – представила, что покрылась снаружи отражающей поверхностью, которая полностью скрывала ее от ви́дения Преследователя, сбивала ему нюх, грубо говоря, «щелкала по носу». Наверное, Чейзер пытался искать ее и вчера, но наткнулся на пустоту и был ошарашен, а сегодня он вновь проверял наличие своих способностей.

«Не импотент ли…»

Лайза хихикнула. Дорога впереди ожила, заурчала, задвигалась; ведомый ногой водителя «Мираж» медленно покатился следом за красной скрипучей машиной.

«Ищешь, значит? Ну, ищи-ищи».

Она не собиралась больше закрываться. Вчера – исключение: разозлилась и по привычке захлопнулась. Ничто, помнится, так сильно не злило прежнего Мака, как ее редкие капризы «А вот и не найдешь меня!» в моменты ссор – не ссор даже, обычных размолвок.

– И что за привычка сразу становиться невидимой? Я как тебя искать должен? А если беда? Если придется?

И в моменты примирений она всегда ласково гладила пальцами колкую щетину, терлась об нее носом и мурчала:

– Так ведь твоя кровь, сам наделил способностью.

– Но не от меня же закрываться?

– А от кого? Кроме тебя меня никто больше не ищет…