Таежный тупик. Странствия - Василий Михайлович Песков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Странного поведения волк был не единственным зверем, забежавшим в эти края зимой. Дней десять назад к обрыву реки целая стая волков выгнала молодого марала. Олень сорвался с обрыва, сломал ногу и ободрал бок. Спасаясь от хищников, он забрел в реку против избы. Обреченного зверя застрелили. Разделка туши, засолка мяса была последней страницей недолгой «семейной жизни».
Понимая всю деликатность момента, мы не спешили с расспросами, Агафья сама начала. Мы слушали не перебивая, пока она выговорилась. «Теперь все. Написала Сергею Петровичу Черепанову (начальнику геолого-разведочной экспедиции): „Отрекаюсь от Тропина Ивана Васильевича“. Написала матушкам (монашкам) на Верхний Енисей покаяние и моленье постричь в монахини».
Уже вернувшись из тайги в Абазу, разыскали мы несостоявшегося супруга, поговорили с начальником геолого-разведочной экспедиции, посетившим «молодоженов» в «медовый месяц». Сопоставление услышанного проясняет драму, рядовую, обычную в море житейском, но тут, при обстоятельствах исключительных, горько-болезненную.
«В миру жить грешно, в миру жить нельзя». Это воззрение сам старик Лыков сохранил до последнего издыхания и дочери завещал неотступно держаться «праведной веры» – не благословил присоединиться даже к родственникам-единоверцам. И Агафья завета держится крепко. Облегчение ее участи «тятенька» видел в залучении кого-либо в их таежное уединение. Жизнь показала: желание неосуществимо. Несколько человек, в разное время сюда просочившихся, оказывались либо отпетыми прохиндеями, либо людьми наивными, «тронутыми». Агафья с юмором рассказывала об «ищущих», называя иных «в уме не утвержденными», других «заплутавшими в вере» либо ни на что не способными для жизни в таежной закути.
Понимая, что рано или поздно «прихожанство» может кончиться драмой, мы попросили власти в Таштыпе и геологов, без транспорта которых добраться сюда весьма трудно, огородить Лыковых от праздного любопытства и «прохиндейства». И в целом это вполне удалось. Но самой-то Агафье приказать невозможно – характер лыковский. Познав общение с людьми, она без него уже тяготилась и не теряла надежды устроить жизнь по тятенькиному завету. Этой зимой желанный случай как будто бы «приискался». В поле зрения таежницы оказался единоверец, даже по шестому или седьмому колену родня – Иван Васильевич Тропин. Живя в Абазе, он не раз у Агафьи бывал – привозил соль, муку, кое-какие хозяйственные вещи, сочувственно относился к ее судьбе. Священные книги Иван Васильевич читал и толковал ничуть не хуже Агафьи. «Однако заражен мирским духом, горазд на питье и во хмелю богохульствует», – со вздохом рассказала Агафья, посетившая его дом в Абазе во время поездки к родне.
Семейная жизнь бородатого старовера не задалась – жену то ли прогнал, то ли сама ушла. Находясь на пенсии, бобыль устроился на работу к геологам лодочником. Кто кому знак подал, выяснить мы не сумели. Так или иначе, Иван Васильевич появился в Тупике с видами на жительство. Возражения, как мы поняли, не было. Но Агафья предложила «жить как брат и сестра». Без большого труда шестидесятитрехлетний единоверец сумел объяснить ей, что такое житье невозможно: «Мы же живые люди, да и Бог против ничего не будет иметь – надо жить как муж и жена».
О загсе, разумеется, речь не шла – ни бумаг, ни печати, ничего «мирского» Лыковы не признавали, и Агафья на том стоит крепко. Однако средство узаконить союз она нашла – написала монашкам на Енисей просьбу благословить замужество, а Иван Васильевич взял на себя обязательство доставить бумагу по назначению. Сам он, показывая серьезность намерений, пригласил в свидетели начальника геолого-разведочной экспедиции, которого Агафья хорошо знала. Сергей Петрович нам рассказал, что был поражен преображением избы – посуда сверкает, простыни на постели.
«Медовый месяц», однако, оборвался до срока. Причина тому, как можно понять, простая. Все, чем начинается супружеская жизнь, для Агафьи оказалось не медом, а горькой полынью. Возраст (ей сорок пять), строгости веры, запоздалость всего, испуг – все слилось воедино, все несчастная женщина почувствовала как греховное, ненужное и нелепое.
Выяснение отношений по всему происшедшему привело к ссоре. Обозначились два строптивых характера, к тому же из двух различных миров. Не знаю, входил ли в «брачный контракт» вопрос о месте жительства. Иван Васильевич говорит, что, обдумывая житье, купил дом в стороне от поселка Таштып «для уединенной жизни». Агафья будто бы молчаливо согласилась на «вылазку» из тайги, но в решительный момент объяснений отказалась куда бы то ни было перебраться. На что суженый заявил: «Ну а я тут не смогу и не хочу жить». В ответ Агафья написала свидетелю их союза нечто вроде торжественной декларации: «От Ивана Васильевича Тропина отрекаюсь!» А самому Ивану Васильевичу вручила послание «матушкам» на Енисей со слезным покаянием и мольбой о пострижении в монахини. (Речь не о монастыре, а о жизненном статусе.)
В Москву Агафья писала в смятении чувств и мыслей: надо было с кем-то потрясением поделиться. В размышлениях – как же быть? – я напомнил ей о последнем приезде родственников и сказал, что вижу единственный выход из тупика – переселиться в поселок единоверцев.
– Не можно… – задумчиво говорит Агафья, теребя ногтем серебристый барашек вербы.
За семь лет общения мы уже знаем, как трудно Агафью убедить во всем, что не согласуется с ее привычками, освященными крепостью веры. Она всех выслушает, а решение примет, полагаясь лишь на свое понимание обстоятельств. Ломка жизненного стереотипа для нее трудна и может быть в самом деле губительна. Но тут, в таежной ловушке, угроза жизни ее почти осязаема.
– Жалуешься на простуды. А можешь и подвернуть ногу, или медведь заломает. Сляжешь, и некого позвать на помощь – геологов скоро не будет.
Теребит пальцами веточку вербы:
– Что Бог дасть…
Возвращаясь к пережитому, она опять говорит о подробностях появления возле избушки волка:
– Знамение было. Знамение…
Время врачует раны. На пережитое Агафья смотрит уже с изрядной долей иронии, раза два даже весело рассмеялась. Налаживается аппетит. До Пасхи – три дня, и Агафья, показав нам курятник, вынесла решето с яйцами:
– Собрала к празднику…
Домашняя живность – куры, козы, собака – требует внимания и ухода. Но это как раз то, что крайне необходимо хоть чем-то заполнить жизнь. Да и в добротной еде при неважном здоровье нужда острая. «Зимой заколола козла. А с Христова воскресенья буду пить молоко». Из краснотала Агафья связала вершу – надеется в Еринате наловить рыбы.
Прямо у двери висит ружье с патронташем. «Дробь – на рябцов, пули – против медведей».
– А ну, покажи, как стреляешь.
Агафья охотно берет одностволку и целится в
