Десять жизней Мариам - Шейла Уильямс

«Тебе ведь нравится Хьюз, правда, Мариам?»

Да, Хьюз мне очень нравится. Тихий, довольно замкнутый, много работает, не пьет. У него семья: он сам, Белянка Энни и двое их малышей.

«У вас будут такие прелестные дети».

– У тебя что, нет пропуска?

Разумеется, есть.

– Нет, мастер Джеймс, нету.

Его смех окатил меня мягкой волной, а рука согрела спину. Я вздохнула. Мы не виделись уже несколько недель. Его наняли на ферму в одном дне езды на юг.

– Хорошо, что Дарфи не знает, что ты сюда пришел.

– Никто не знает, что я прихожу сюда. Кроме тебя…

Его губы коснулись моей макушки, и я почувствовала их даже через повязку на голове. Он взял мою руку, перевернул ее и поцеловал ладонь.

– Что тебя так взволновало, Мариам? Откуда печаль? Уходишь молчком, прячешься… тут.

Из меня потоком хлынули слова: что сказала госпожа Роберт, чем до нее угрожал Дарфи. Я поведала Джеймсу, какие, по моему мнению, записи Роберт Нэш вел в своей книге в толстом кожаном переплете. Челюсть у него напряглась, губы стянулись в ниточку. Я все говорила и говорила, пока не начала повторяться и не расплакалась, размышляя обо всем этом. Поперхнулась и смолкла. Утерла глаза, высморкалась. И ждала, пока Джеймс заговорит. Прислушивалась к птицам, к плеску рыбы, пытавшейся изловить водяного жука, к шороху волн, набегающих на берег, к шелесту листьев, который производила скакавшая туда-сюда крохотная птичка размером с большой палец. Ждала. Джеймс молчал.

Он умеет слушать так, как даже мне не всегда удается. Никогда не перебивает, не лезет со своими высказываниями. Ждет, пока я сделаю вдох, другой, третий. Смотрит мне в лицо, пока я говорю, ловит мой взгляд, иногда даже берет за руку. Но сам молчит, пока я не выскажусь. Он слушает так, будто важнее моих слов для него в жизни ничего нет.

– Хьюз. Он ведь с Белянкой Энни… – Джеймс наморщил лоб и заговорил так медленно, будто обдумывал каждое слово. – Мастер Томас пытался свести меня с ней. Давным-давно, сразу после смерти Аррабет, но…

Он смолк. Понятно: ему тяжело, да и всегда будет тяжело думать о жене, произносить ее имя.

– Но я знал, что Энни меня не хочет. Сказал об этом мастеру, и он не стал настаивать: «Хорошо, Джеймс, значит, подберем тебе другую какую-нибудь». – И Джеймс глубоко вздохнул. – А потом я узнал, что они с Хьюзом перепрыгнули через метлу в присутствии преподобного Иеремии, а потом родилась Кэти, а позже и маленький Бари. – Морщины на его лбу стали глубже. – Мастер Томас ведь знает, что Хьюз с Белянкой Энни. Чего же он…

– Он поступает так, потому что может. Знает, что у Хьюза с Энни за пять лет родилось двое детей, а больше-то нет. Во всяком случае… пока. Должно быть, Томас Нэш решил, что Белянка Энни больше не хочет рожать, и решил попытать удачи с другой. Потому что до Кэти у Белянки Энни вообще не было детей, а Кэти и пяти не исполнилось, как появился Бари. Сейчас мальчику около двух, он все еще сосет грудь, а Белянка Энни, скорее всего, просто не хочет беременеть так скоро.

При моих словах челюсти Джеймса сжались сильнее.

И тут мне в голову пришла мысль.

– Он… Томас Нэш пытался познакомить тебя с другой женщиной, кроме Энни?

Джеймс улыбнулся.

– Да. С Марией, пока Раутт не продал ее, когда обанкротился. Еще с Артемидой, но она…

Теперь была моя очередь улыбаться. Артемида живет в пяти милях вверх по ручью на ферме Донована Килпатрика. Самая красивая женщина из всех, кого я видела где бы то ни было: за темными водами, на Карибах или здесь. Она дочь индейца крик и женщины игбо, высокая, с лицом, похожим на резную маску из слоновой кости, с величественной походкой, но злая, как ядовитый паук. Этой Артемиде нравятся все мужчины, любого цвета и наружности, и она нравится им. И еще она, как говорят, хорошая производительница: чуть не каждый год рожает по ребенку от разных отцов. Но мало кто знает, что дети у нее появляются только те, которых она хочет, и только тогда, когда она хочет. Это женские секреты. Проблема в том, что темперамент у Артемиды огненный, и она умучивает до полусмерти каждого мужчину, с которым ложится, как некоторые паучихи. Хотя их это, похоже, не пугает.

– Злая, как черная мамба, – заметила я.

Джеймс кивнул.

– Точно. Двое ее последних детей больше похожи на мастера Донована, чем на любого другого мужчину с его плантации. А она хорошая прядильщица и швея, так что он с ней не расстанется. Идея улетучилась, как струйка дыма.

– Раз мастер Роберт намерен свести меня с Хьюзом, Томас Нэш, видать, думает свести тебя с кем-нибудь еще.

По выражению лица Джеймса было видно, что он согласен.

– Только я не хочу быть с Хьюзом.

Джеймс сильно сжимает мою руку.

– Я не хочу быть ни с кем… кроме тебя, Мариам. И уж особенно с Артемидой!

Больше мы об этом не говорили. Я делала все, что могла. Джеймс, к которому мастер Томас иногда прислушивался, делал все, что мог. Но там, похоже, воздвигали целую баррикаду из земли, дерева и камня, лишь бы держать нас с Джеймсом подальше друг от друга. Мастер Роберт, мастер Томас, Дарфи – все что было сил спешили выстроить эту баррикаду, норовя упорядочить нашу жизнь по своему плану. А потом случился Иеремия.

4

Распашите себе новые нивы и не сейте между тернами.

Иеремия 4: 3 (Библия короля Иакова)

Как же непросто повитухе встречаться с возлюбленным! Бежать к роженицам по первому зову в любое время и в любую погоду, несколько часов стоять на ногах, то поторапливая ребенка появиться на свет, то, наоборот, придерживая; убирать, мыть, подтирать; рубить и резать травы и корешки и варить зелья. Не говоря уж о том, сколько времени приходится проводить вдали друг от друга, ведь роды могут закончиться в считаные часы, а могут продлиться несколько дней. Можно даже и пожениться, а толку: все равно встречаться предстоит на бегу – один домой, а другой за дверь. Нет времени побыть друг с другом. Это утомляет. Повитуха никогда не оставит мать во время родов. Никогда. То есть находишься рядом час, день или неделю, никуда не отлучаясь, пока не появится на свет ребенок, живой или мертвый, и не выйдет послед. Потом проверяешь, что все