Метагалактика 1995 № 1 - Игорь Волознев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Забвенье… теперь он лишен и его, и высокого светлого дня. Мрак впереди. Постой, Эа говорила, что есть план — они же там пытаются что-то сделать, изменить, для этого я им и нужен. Но что я могу рядом с ними?
«Усталый ум скользит.Сгустились тени.В окно стучится куст сирениИ птица черная глядит.В душе покоя нет…»
Алексей встал, зашагал из угла в угол.
— Да черт с ним со всем! Пусть будет, что будет. Не терзай себя раньше времени.
Он подошел к окну и смотрел долго вниз на людской муравейник, ничего не видящими глазами. Сейчас, накануне встречи, которая должна повернуть все в его жизни (да все уже перевернулось, он только еще не знает — куда), ему на память пришла одна из книг по древнеиндийской философии из библиотеки Андрея. Как она называлась, он сейчас точно не помнил — может «Мокшадхарма»… или «Нараяния». Его тогда поразило то место в ней, где описывался путь к сокровенному. От строчки к строчке постепенно, но неуклонно убеждают вас, что вы приближаетесь к величайшей из истин. От строчки к строчке нарастает накал чувств и нетерпение читающего открыть для себя это сокровенное. И вдруг, в конце пути обескураживающий финал: приносите жертвы… Алексей был удивлен и разочарован. Так убедителен был путь к истине, так захватывал и влек, а упоминание о жертве показалось таким незначительным, образ этот — таким скудным, что он просто прошел мимо него. Тогда Алексей решил, что вся суть и есть в самом пути познания, пути к вершине. Теперь же это, казалось, давно и прочно забытое, вдруг поднялось в памяти из какой-то глубины и осветилось по-другому. Неужели и там наследили эти «посвященные»!? И только теперь, в это мгновение, впечатление кошмарного сна превратилось для него в реальность. Как будто все небо закрылось крепкой тюремной решеткой. Он вдруг почувствовал, что страшно обкраден и на всю жизнь, навсегда! Вот чего не мог пережить Андрей! Теперь он это знал. Но не бессилие кролика перед удавом ощутил он в себе, а неожиданный прилив энергии. Не злоба, не ненависть, а ясная пронзительная сила как бы подхватила его и подняла.
— Нет! Черта вам в глотку! Со мной у вас так просто не выйдет! Я всю эту свою психоплазму до последней корпускулы брошу против вас и вашего дьявольского дела! Даже если эта богиня не появится больше, все, что нужно делать здесь, на Земле — ясно! Абсолютно ясно!
Но… она появилась. Раздался стук в дверь. Алексей глянул на часы, время пролетело совершенно незаметно — было уже четверть третьего.
Прошло еще несколько часов. Край неба побагровел. Над крышами домов медленно остывали пунцовые облака. Собственно самое главное — зачем Алексей должен отправиться в сопряженное пространство, как и что конкретно он там будет делать — они уже детально обсудили. Он на все согласился без колебаний. Эа, видя как он это воспринимает — просто и спокойно, без эмоций, как быстро и свободно он проникает в суть дела — была счастлива. И… немного обескуражена. Почему он так легко прощается с этим миром? Впереди столько опасного и неизвестного. Ведь даже если он когда-нибудь и вернется сюда, пройдет столько времени, что никого из его современников, даже нынешних детей, уже не будет в живых. Его встретит совсем другой мир. Все корешки, связывающие его с этим миром, обрываются безвозвратно. Чего больше в его решимости: чувства долга высоконравственного человека, ненависти к силам зла или простого разочарования в жизни?
Разговор, уже перешагнувший рамки «обязательной программы», шел, в основном, о том мире, куда они теперь перенесутся. Эа, в меру возможности, подробно рассказывала ему о жизни на ее родной планете, о дедушке, о брате, а сама, как бы исподволь, иногда спрашивала, пытаясь найти ответ на свой вопрос. И еще. Когда Эа рассказывала о свойствах нательного креста и его будущем назначении, Алексей, положив крест на ладонь и разглядывая его, сказал с усмешкой. — Крест, так крест, хотя я предпочел бы носить на груди солнышко. Впрочем, крест, наверное, больше подходит к тому, что меня ждет.
Неужели он не верит в наше дело? Тогда она не стала спрашивать — нужно было многое еще объяснять и уточнять. Теперь она осторожно вернулась к этому, начав издалека: почему он предпочитает солнце кресту, разве он не христианин?
— Опять христианство, — улыбнулся Алексей. — Один мой друг, философ, светлейшая голова, утверждает, что это такой сложный вопрос, что без бутылки в нем разобраться нельзя. — Он улыбался, Эа тоже улыбнулась, хотя смысл слов дошел до нее не сразу.
— А если серьезно, то мы, русские — закоренелые язычники, несмотря на тысячелетие христианства на Руси. И даже само христианство превратилось у нас в нечто свое, как говорит мой философ: в религию по размерам души — души народа. А что касается солнца, то у Христа мы все рабы — рабы Господа Бога, а в своей первородной вере мы — божьи дети — Даждьбожьи внуцы — дети солнца.
— А крест Вам кажется символом страдания? — допытывалась Эа.
— Нет, отчего же. Это символ веры. Все мои предки носили кресты и на радость и на страдания… одним словом — на жизнь.
Эа задумалась. Тень грусти мелькнула в ее глазах.
О чем это она? — подумал Алексей. Он поймал себя на том, что все время любуется ею. — Смотри, «старый пень», не влюбись! Добра от этого не жди.
Она подняла глаза и встретила его слегка затуманившийся взгляд.
— Скажите, Алексей Иванович, — она решилась на прямой вопрос. — Почему Вы так легко расстаетесь с этим миром?
— Почему? — он задумался. Как ей ответить, если он сам не знал этого. — А разве Вы не могли это выяснить используя…как оно у вас называется… колдовство Ваше?
— Колдовство? А, — закрытый контакт. Вы обо мне плохо думаете. Я использовала его только, чтобы обнаружить, найти Вас. Это было ночью в гостинице, когда Вы спали. И еще там, в парке, когда Вы сидели на скамейке в саду. — Вас нужно было подготовить к этой встрече. Да, и еще немного в первое время встречи — Вы все же были сильно взволнованы. Все остальное время мы были с Вами на равных. Да и не очень это приятное занятие. Мне, по крайней мере, не нравится… Только в случае необходимости…
— Спасибо, Эа, — и, помедлив. — Скажите, а что Вы тогда на скамейке подслушали… нет, извините… услышали?
— Тогда Вы вспоминали стихи брата. Он мне тоже читал некоторые… Они понравились даже моему дедушке, который не любит, как он утверждает стихов. Вам ведь они тоже нравятся?
— У меня это по-другому. Когда я их вспоминаю, Андрей как бы становится рядом со мной… это трудно объяснить.
— Я понимаю, — тихо сказала девушка. Глаза ее затуманились и потемнели, стали почти синими. — Как тонко он чувствовал и как много понимал. Помните?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});