Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе - Саймон Мюррей

Сегодня на рассвете тронулись дальше и через четыре часа достигли провинции Руфи. Это поистине мертвая земля — голые, покрытые пылью красновато-коричневые скалы с разбросанными кое-где клочками кустов. Деревья здесь не приживаются, так как почва представляет собой сплошную глыбу из глины и камня. Дикая, высохшая до предела местность, при одном взгляде на которую хочется напиться. Рано утром эти ощущения притупляются из-за ледяного ветра, но, когда поднимается солнце, они возрождаются с новой силой.

Машины наконец остановились, и мы, высадившись, оказались прямо над величественным ущельем, точнее, даже трещиной в скалах — как будто кто-то прорезал их по дуге гигантским ножом. Это ущелье Руфи — настоящее природное чудо. По дну его течет река, описывая вместе со всем ущельем дугу; стены совершенно отвесные, и, когда глядишь с одной из них на закругляющуюся противоположную, создается впечатление, что находишься в развалинах Колизея.

По стене ущелья тянется выступ шириной три фута, на котором проложена тропа. Мы спустились по этой тропе к реке. Вдали на берегу реки виднеются крохотные арабские жилища квадратной формы, прижавшиеся к скале. В скале выбиты пещеры, в которых устроены стойла для мулов. Есть хижины и выше, их двери выходят прямо на тропу, и можно с порога, перепрыгнув тропу, нырнуть в реку с высоты сотни футов, если возникнет желание покончить с собой. В дверях хижин сидят пропыленные арабы и провожают нас лишенным всякого выражения взглядом. Их жены, сбившиеся в стороне кучками или рассевшиеся рядами, как они всегда делают при нашем появлении, напоминают в своих черных лохмотьях ворон, взгромоздившихся на ветку дерева.

Спустившись на дно ущелья, мы пересекли реку и поднялись по противоположной стене. Перед нами высился горный хребет — сплошные скалы и песок, — и мы начали взбираться на него.

Мы шагали и шагали час за часом; солнце нещадно жгло наши головы и спины и, отражаясь от твердого грунта, било в лицо. Многие из нас совершенно выбились из сил; оглянувшись, я увидел еле плетущегося далеко позади Колье. Л'Оспиталье между тем топал впереди как заведенный, не снижая скорости. Стоило нам добраться до вершины хребта, как перед нами, откуда ни возьмись, возникал следующий. Позади до самого горизонта расстилался холмистый океан, а ущелье Руфи выглядело сверху как тоненькая ниточка, протянувшаяся на плоскогорье.

Примерно в половине пятого 2-я рота, которая находилась в двух милях западнее нас, подверглась нападению феллахов, засевших в пещерах на одной из миллиона вершин. 4-я рота и наша 3-я, примыкавшие ко 2-й с флангов, стали приближаться к этой вершине, охватывая ее, как клещами, и открыли по пещерам огонь. Основную работу выполняли легкие пулеметы и минометы; вольтижёры с их пистолетами-автоматами ждали команды на сближение. Первой приблизилась к противнику 2-я рота, а мы прикрывали ее огнем. В итоге пятнадцать арабов были убиты, пятеро сдались в плен; мы захватили целый арсенал оружия: автоматические пистолеты, ручные пулеметы «брен» и даже парочку «томпсонов». Арабы, похоже, не имеют недостатка в оружии британского производства. Полагают, что оно осталось после Суэцкого кризиса пятилетней давности,[52] когда французские и британские войска сделали попытку захватить канал, но Иден, увы, слишком быстро отозвал англичан. 4-я рота потеряла трех легионеров, 2-я — двух рядовых и двух сержантов, а также несколько человек ранеными. Нам же повезло: ни у кого ни одной царапины. К семи вечера все было закончено.

Утром, ввиду того что нам предстоял нелегкий подъем в гору, а к вечеру мы собирались вернуться вниз, мы оставили там свои вещмешки с пайками и спальными мешками, выставив охрану. Однако уже начинало темнеть и спускаться было поздно — не только из-за того, что в темноте можно запросто сломать шею, но и потому, что феллахи могли устроить засаду. Ничего не оставалось, как готовиться к ночевке наверху. У большинства из нас кончилась вода, мы умирали от жажды, испытывали голод и к тому же начинали замерзать. Но вот над нами закружились вертолеты, и мы обрадовались, что они доставили наши вещмешки. Не тут-то было. Вещмешки-то они доставили, но только не нам, а другой роте.

Темнота спустилась быстро, и нам предстояло коченеть на вершине без воды и пищи. Снег, прятавшийся от солнца кое-где в расщелинах скал, отчасти решил проблему с питьем, но в остальном помощи от него было мало. Часов в одиннадцать к нам на выручку пришла 2-я рота, которая была измучена даже больше нас, если такое возможно. Они разделили с нами свой скудный рацион, а спали мы по двое, укрывшись одним туаль де тант (полотнищем палатки), — ничтожная защита от холода. Спать в эту ночь почти не пришлось. Сбившись в кучу, мы пытались согреть друг друга своими телами, но все равно дрожали, так как ветер продувал нас насквозь. Впрочем, дрожь как раз играла положительную роль, помогая разгонять кровь по сосудам. Редкий случай, когда все ждали, чтобы поскорее наступило утро.

Наконец появились первые лучи солнца. Мы поднялись с осунувшимися лицами и ввалившимися глазами и начали спускаться с вершины, обыскивая по пути каждый куст и каждую пещеру. В связи с этим спуск был довольно напряженным и занял у нас семь часов. В конце пути ноги у всех были разбиты в кровь, лица потрескались от ветра — вид был несчастный. Внизу нас ждал наш склад с одеждой, обувью и пайками, но других наград мы за свои подвиги не получили. Тем не менее все были рады добраться до своих вещмешков и до еды, которую должны были съесть еще накануне.

Заночевали мы на плато с видом на ущелье Руфи. В полночь я заступаю на два часа в караул.

Весь следующий день стояли ан алерт на том же самом месте, и солнце выпарило из нас последние остатки влаги. Тени вокруг никакой — ни веточки, ни листика. Все предельно устали, все подхватили инфекцию того или иного вида, в основном фурункулы. Это результат, во-первых, плохого питания — слишком долго мы не ели ничего, кроме консервированных сардин и сыра, — а во-вторых, того, что долго не снимали ни днем ни ночью грязную, пропотевшую одежду и толком не умывались, так что грязь и пот за все эти недели въелись в наши тела. К вечеру тебя охватывает жар, пот льет ручьями, а ночью опять дрожишь от холода.

Наутро мы вернулись в наш базовый лагерь около Батны. К нашему приезду палатки уже были расставлены, но не успели мы распаковать свои мешки, как был дан приказ снимать палатки. План операции был в корне изменен, и завтра с первыми лучами солнца мы уже должны прибыть в Филипвиль.