Наша жизнь с господином Гурджиевым - Фома де Гартман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня ещё несколько раз посылали на базар. Моей «лебединой песней» стала продажа лёгкого шерстяного шарфа. Я уже его продал и шёл домой, когда пожилая женщина, которая его купила, поймала меня и сказала: «В вашем шарфе несколько маленьких дырочек. Верните мне часть денег!»
В результате моего опыта я могу посоветовать всем будущим бизнесменам и финансистам, а также министрам финансов: провести день, торгуясь на базаре. На Западе больше невозможно пережить и понять эту психологию.
У моей жены также был примечательный опыт в это время. У одного из двоюродных братьев г-на Гурджиева была последняя стадия чахотки. Его лечил доктор Шернвалл, но после нескольких бессонных ночей он очень устал, и г-н Гурджиев попросил мою жену посидеть одну ночь с больным человеком. Она согласилась, и вышло так, что это была его последняя ночь. Он умер в тот момент, когда моя жена подняла его, чтобы облегчить приступ кашля. До этого момента она никогда не видела, как человек умирает, и сказала, что у неё было поразительное ощущение, как будто свет выключили.
В Сочи для нас началась новая жизнь. Я больше никогда ничего не продавал на рынке. Я снова вернулся к музыке, а моя жена стала петь, чтобы заработать деньги. Эта деятельность была очень успешной, видимо, наше музыкальное «воздержание» не сказалось на нас. С г-ном Гурджиевым ни пост, ни работа не продолжались очень долго. Казалось, что ни одна фаза не была закончена, но конец всегда приходил неожиданно скоро.
Жуков познакомился с директором почты, очень добрым человеком и любителем искусства. Оказалось, что в здании почты есть большой холл со сценой и посредственным фортепиано, на котором играли во время местных концертов и званых вечеров. Директор передал всё это в наше распоряжение, и Жуков стал нашим «импрессарио». Меньше чем за месяц были напечатаны рекламные листовки о концерте моей жены, выступающей под предложенным Жуковым псевдонимом О. А. Аркадиева. Концерт был назначен на 15 декабря. Она собиралась петь оперные арии из «Фигаро», «Травиаты» и «Тоски», а я аккомпанировал ей, а также играл некоторые из моих произведений. Жуков убедил Филипповича присоединиться к песенной программе и спеть несколько польских песен и дуэт из «Таис» с моей женой.
Тут оказалось, что г-н Гурджиев снова был прав, настояв на том, чтобы мы положили в рюкзаки приличную одежду. Но грабители забрали лучшее платье моей жены, поэтому у неё не было ничего подходящего для сцены. Мадам Островская одолжила ей вечернее платье, но поскольку мадам Островская была намного крупнее моей жены, его пришлось переделывать. В день концерта с помощью иголок, ниток и булавок они сделали нужные изменения, и вечером оно выглядело так, как положено. Г-н Гурджиев пришёл нас послушать. Видите ли, несмотря на всё то, что мы сделали вместе, до приезда в Сочи он никогда не слышал, как я играю на фортепиано, а моя жена поёт для публики.
По настоянию Жукова я начал давать уроки игры на фортепиано для нескольких очаровательных молодых дам, работавших на почте. Они начали очень серьёзно учиться. Во время рождественского сезона мы организовали второе публичное выступление для нас и Филипповича, самостоятельно поставившего пьесу. Это было последним проектом Жукова с нами, поскольку он решил уехать в Новороссийск. Но он очень помог нам в том, что сделал нашу жизнь счастливее и финансово проще. Прекрасные окрестности и тёплая погода способствовали нашему хорошему самочувствию, и мы жили очень свободно.
Два или три раза, всегда поздно ночью, г-н Гурджиев посылал меня достать дузико – греческий напиток, который он очень любил – не в магазин, но в какой-то дом. Мне нужно было найти место, взобраться по внешней лестнице, постучать и разбудить людей, и всё это для того, чтобы попросить дузико. Это был урок по «внутреннему наблюдению», преодолеть мой ужас перед необходимостью разбудить и побеспокоить людей, имеющих право или выгнать меня вон или обругать, или и то и другое, что часто и происходило.
Сочи в это время принадлежало Грузии – новому социалистическому государству, включающему в себя армян и татар – столицей был Тифлис, или Тбилиси на грузинском языке. Г-н Гурджиев почти каждый день ходил в клуб грузинских офицеров в большой гостинице, где он останавливался в первую ночь. Клуб был не только для офицеров, но также для богатых торговцев и богатых людей из Санкт-Петербурга и Москвы, бежавших на юг. Каждый вечер они играли в карты, в игру, которая называлась «винт», очень модную в то время, и г-н Гурджиев умел в неё очень хорошо играть. Намного позже я понял, почему г-н Гурджиев был так увлечён тогда карточными играми; это давало ему возможность быть в курсе всех политических событий.
Добровольческая армия приближалась, и в любой момент в Сочи могли начаться беспорядки. Это был сигнал для г-на Гурджиева уехать в направлении Тифлиса, где ещё существовал старый режим. Жуков уже уехал в Новороссийск, но мы и Шернваллы собирались ехать с г-ном Гурджиевым. Единственным способом добраться до Тифлиса в это время был корабль до Поти на восточной оконечности Чёрного моря, и оттуда на поезде.
XII
Тифлис
В середине января, когда погода была очень холодной и ветреной, а море бурным, г-н Гурджиев пришёл и сказал нам запаковать вещи, чтобы, услышав свисток парохода, мы могли добраться до причала в течение часа. Мы услышали свисток на следующий же день, но из-за сильного шторма корабль не смог пристать. Через два дня снова раздался свисток. Море ещё слишком волновалось, и к берегу подошли только маленькие лодки, добраться до которых можно было, пройдя по узеньким доскам. Корабль был небольшой, и переполнен людьми и всяким сбродом. Мы стояли на верхней палубе под дождём всю ночь и весь день. Потом стало солнечно и довольно холодно, поднялся страшный ветер. Это становилось опасным, потому что из-за задержки в пути топлива могло не хватить. Капитан был счастлив, когда мы, наконец, добрались до пристани в Поти.
Хотя Поти недалеко от Сочи и намного южнее, тут стоял сильный мороз. Водитель на пристани заломил цену
