Снова на Луне - Борис Карлов

— Я прячусь? Как это глупо! Я только выглянула, чтобы узнать, почему вы не идёте в дом.

— Надеюсь, ты узнала всё, что хотела, дорогая, — сказала Синеглазка, — и теперь нам нет нужды здесь стоять.

В доме всё дышало теплом и уютом: в печке мерно потрескивали поленья, на стене стучали ходики. Незнайке сразу сделалось хорошо и захотелось сказать малышкам что-нибудь приятное. Но что именно, никак не приходило на ум.

— А телефон у вас есть? — сказал он совсем не то, что хотелось.

— Нет, — ответила Синеглазка. — Телефона у нас нет, но переписываться, мне кажется, гораздо интереснее. Вы согласны?

Она посмотрела на Незнайку многозначительно, и тот не нашёлся что ответить.

Разговор подхватила Снежинка:

— У нас в больнице есть один телефон, иногда оттуда мы звоним знакомым в другие города. По правде говоря, у нас были телефоны в каждом доме — малыши из Змеёвки однажды протянули к нам провода, чтобы мы тоже не скучали. И вы знаете, не прошло и года, как мы попросили их смотать всё обратно. Сначала мы заметили, что многие наши малышки, даже живущие в соседних домах, стали подолгу болтать по телефону, вместо того чтобы ходить в гости или вместе гулять на свежем воздухе.

У многих от этого стал портиться характер, они становились ленивыми и замкнутыми.

Потом и вовсе начались хулиганские звонки из Змеёвки. Нашлись такие не очень умные малыши, для которых телефонный аппарат сделался ещё одной вредной игрушкой, вроде рогатки. Они звонили наугад и говорили в трубку какую-нибудь глупость, кричали петухом или хрюкали. Конечно, они не называли своего имени, потому что были к тому же ещё и трусишками… А однажды такой хулиган напугал одну малышку до истерики, сообщив ей среди ночи, что под её кроватью спрятался серый волк. Спросонок бедняжка выбежала из дома в чём была и простудилась. С тех пор она боится спать одна в комнате. В общем, мы поблагодарили их за заботу и попросили свернуть всё это хозяйство. Неудобно, конечно, получилось, ведь многие приличные малыши в Змеёвке тоже стонут от своих хулиганов…

— А телевизоры вам пока ещё жить не мешают? — ехидно поинтересовался Шпунтик.

В гостиной действительно стоял телевизор, который сразу можно было и не приметить, потому что он был накрыт кружевной салфеточкой.

— Некоторые наши малышки действительно очень увлекаются телевидением, — призналась Синеглазка. — Но это увлечение проходит, потому что читать книжки гораздо интереснее. Ведь книжки развивают ум и воображение, а телевидение всё делает за вас и опустошает душу.

— Это ещё ничего, — сказал Винтик. — Вот я недавно был в Солнечном городе, так там многие увлеклись компьютерными играми. Таких любителей приходится буквально за уши оттаскивать от экрана, чтобы они могли хотя бы поесть и поспать. Это просто какая-то болезнь.

— Мне кажется, — сказала Синеглазка, — что такие коротышки обкрадывают себя. Что у них будет вспомнить в жизни?.. Вы знаете, у нас теперь как-то даже не модно сидеть перед телевизором. С такой малышкой совершенно не о чем поговорить, у неё совсем не развито собственное воображение.

За разговорами никто не заметил, как стало смеркаться. Поездку домой отложили до утра, и малышки захлопотали насчёт ужина.

Винтик и Шпунтик отправились в больницу, чтобы навестить Шурупчика, а Незнайка остался в доме, рассчитывая всё-таки выяснить, о какой переписке говорит весь город и что по этому поводу думает сама Синеглазка.

Винтик и Шпунтик застали Шурупчика в окружении двух нянечек и докторши. Больной лежал в кровати, укутанный одеялом, горло его было обложено компрессами, замотано бинтом и тёплым пуховым платком поверх бинта. Из этого кокона высовывался раскрытый рот Шурупчика, в который Медуница просовывала десертную ложку с микстурой.

Когда процедуру закончили, больной заметил посетителей и попытался вскочить с кровати, но нянечки удержали его за руки и уложили обратно. Облокотившись о подушки, Шурупчик с обречённым видом захлопал глазами.

— Ничего, ничего, дружище, — ободрил его Винтик. — Всё хорошо, что хорошо кончается. Один малыш у нас заблудился в лесу и забрался на верхушку сосны.

Своих-то он увидел, только слезть обратно не сумел. Голос у него пропал уже через час, а сидеть на дереве пришлось всю ночь до утра и ещё полдня, пока не нашли.

Шурупчик с видимым сочувствием выслушал историю и, как казалось, силился что-то сказать. Ему дали бумагу и карандаш.

«Как теперь?» — написал он нетерпеливо.

— Что как? — не понял Винтик. «Голос!»

— Ах голос! Голос, конечно, появился. Не сразу, но восстановился полностью, даже лучше стал. Он теперь у нас в хоре поёт, — приврал Винтик для пущей убедительности.

— Сколько же он лечился? — поинтересовалась Медуница. — Зная методы лечения вашего несносного Пилюлькина, могу предположить, что его промучили никак не меньше месяца.

Шурупчик беспокойно заёрзал на кровати.

— Не волнуйтесь, больной, — заверила его Медуница. — Моя микстура и компрессы поставят вас на ноги в считанные дни. Главное для вас сейчас соблюдать режим и не напрягать связки.

Лицо Шурупчика несколько прояснилось. Он взял карандаш и написал: «Спасибо, доктор!»

— Ладно, ладно, — проворчала растроганная Медуница. — Благодарить будете после.

— А чем он будет тут заниматься? — поинтересовался Винтик. — Ведь одуреть можно со скуки, всё время лёжа в постели. Если не найдёте ему подходящее занятие, пожалуй, он сбежит или взбунтуется.

— Что же такое ему предложить? Телевизор, разве что, книги, настольные игры…

Шурупчик что-то быстро написал и протянул блокнот.

— «Инструменты»! — прочитал Винтик. — Правда, давайте оставим ему все инструменты; он здесь у вас что-нибудь усовершенствует.

Медуницу быстро уговорили, и механики притащили из «Метелицы» ящик с набором инструментов и деталей, как говорится на все случаи жизни. Глаза у Шурупчика заблестели, он схватил блокнот и немедленно принялся делать в нём какие-то наброски.

— Ну теперь вы можете быть за него спокойны, — заверил Винтик докторшу. — Сторожить этого больного вам не придётся.

За ужином много разговаривали и даже танцевали, но о загадочной переписке всё ещё не было сказано ни слова. Потом Винтик и Шпунтик отправились спать в свою машину (сиденья в салоне раскладывались для таких случаев), Незнайку же малышки уложили в одной из свободных комнат, желая до конца проявить своё гостеприимство.

Незнайка провалился в пуховую перину и вдруг услышал осторожный стук в дверь.

— Да, да, — откликнулся он с готовностью. Таинственно оглядевшись позади себя, в комнату проскользнула Снежинка и тихонечко прикрыла за собою дверь. Она была одета в пушистый розовый халат, перехваченный по талии, и в мягкие тапочки.

— Вы ещё не спите? — прошептала она.

— Нет, знаете, почему-то совсем не хочется спать.

— Мне тоже не хочется. Давайте немножко поговорим.

— Давайте…

Снежинка присела на краешек его кровати, и Незнайка, в смущении от такого неожиданного манёвра, натянул одеяло до самых ушей.

— Почему вы совсем не танцевали?

— Я, знаете ли, не очень хорошо… умею.

— А на коньках вы умеете кататься?

— Да, конечно, на коньках я умею.

— Жалко, что вы уезжаете; ведь завтра вечером у нас на пруду новогодний бал, будет очень красиво.

— Я бы остался, но у нас ведь тоже будет на реке праздник, нужно всё хорошенько подготовить.

— Неужели без вас никак не обойтись?

— Почему, можно обойтись; в городе у нас ещё много толковых коротышек.

Незнайка подумал, что было бы хорошо и на самом деле остаться здесь на денёк-другой. Возвращаться домой ему совсем не хотелось.

— Да, да, — подтвердил он уверенно. — Могут прекрасно обойтись и без нас. Если вы мне поможете, завтра я уговорю Винтика и Шпунтика.

— Правда? Какой вы славный! — Снежинка заулыбалась. — А знаете, я бы тоже хотела с кем-нибудь переписываться. Не обязательно со знаменитостью, а просто с каким-нибудь воспитанным и скромным малышом. Ведь это так приятно — получать письмо, особенно если оно красиво написано и не про глупости…

Незнайка подумал, что сейчас всё, наверное, разъяснится.

— Пожалуй, конечно… — произнёс он осторожно.

— Я даже не думала, что у вас такой прекрасный слог, совсем как в книжках. Вы, наверное, не только с Синеглазкой, а ещё с кем-нибудь переписываетесь?

— Нет, — честно признался Незнайка, — не переписываюсь.

И, рассчитывая разрубить всё одним махом, он пошёл ва-банк:

— А не могли бы вы показать мне эти письма? Снежинка удивилась:

— Вы разве уже не помните, что сами написали?

— Я-то помню, конечно. Только, знаете ли, мне интересно посмотреть на марки, — нашёлся Незнайка. — Я, знаете ли, разные марки собираю.