Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов

Жемчужин сказал, что никакого противоречия в том, что Совнарком призывает к защите социалистического Отечества и одновременно старается заключить мир, нет. И сослался на недавно опубликованные в «Правде» статьи Карпова «О революционной фразе» и «О чесотке» (а Жемчужин наверняка знал, что они принадлежат перу Ленина). Приведенные оратором выдержки утверждали: толкая Советское государство к войне, русская и англо-французская буржуазия ставит нам западню: видит, что серьезно воевать нам нечем, власть Советов может пасть, стало быть, капиталисты будут в выигрыше. Потому их пресса и подняла вопиющий шум против мирного договора: «Похабный мир!», «Позор!», «Предательство!». Часть большевиков бессознательно, из-за любви к фразе попадает в западню.

— Сущую правду говорит автор, когда пишет, — произнес Жемчужин и, поднеся газету к глазам, размеренно прочитал: — «Надо воевать против революционной фразы, приходится воевать, обязательно воевать, чтобы не сказали про нас когда-нибудь горькой правды: „революционная фраза о революционной войне погубила революцию.“»[44]

Долго рукоплескал ему зал.

Командир отряда мичман Павлов как бы подхватил речь Жемчужина, заявив, что он предлагает объявить войну такому позорному явлению, как расхлябанность, проникшему в наши ряды.

— Проливая кровь на фронте против Каледина и Дутова, мы дрались за революцию, за народ и победили. Теперь же, вернувшись сюда, мы с болью в сердце заметили, что преступные элементы пытаются разрознить ряды гельсингфорсских моряков.

Он заверил, что, пока мир не заключен, отряд моряков готов сражаться с врагами социалистической Родины.

Вопрос о мире был поставлен на голосование. Итоги его весьма показательны. Подавляющее большинство проголосовало за мирную политику. Как это важно было в тот момент! Известно ведь, какую обструкцию на заседании ВЦИК устроили «левые» коммунисты, эсеры и меньшевики, чтобы сорвать заключение мира. И вот Балтика готова и в бой идти, и голосует за мирный договор. Мощная поддержка позиции Ленина!

По окончании заседания отряд Павлова отправился в Петроград. Там его соединят с отрядом путиловских рабочих и под началом Дыбенко отправят под Нарву.

Наступил критический момент, о котором Владимир Ильич на VII съезде партии скажет:

«Мы предполагали, что Петроград будет потерян нами в несколько дней, когда подходящие к нам немецкие войска находились на расстоянии нескольких переходов от него, а лучшие матросы и путиловцы, при всем своем великом энтузиазме, оказывались одни, когда получился неслыханный хаос, паника, заставившая войска добежать до Гатчины…»[45]

В матросской среде Гельсингфорса снова царил боевой порыв. Поголовно все рвались на фронт, спасать революцию, Петроград. Немалого труда стоило Жемчужину, чтобы укротить этот пыл. Окончательно улегся он лишь после 3 марта, когда был заключен Брест-Литовский мир. Но тут же перед нами встала новая задача. Ее определил Совет комиссаров, пришедший на смену Центробалту.

6 марта состоялось пленарное собрание судовых и ротных комитетов с участием комиссаров флота. Речь шла о перебазировании флота в Кронштадт. Жемчужин зачитал пункт мирного договора, согласно которому мы должны или перевести все военные корабли из портов Финляндии в русские порты, или немедленно разоружить их.

Крепкий пунктик, ничего не скажешь! В исключительно сложные условия поставлен Балтийский флот. Главный комиссар Н. Ф. Измайлов определил практические задачи. Но тут выступил представитель штаба флота, который заявил о невозможности перебазирования из-за тяжелого льда, сковавшего Финский залив.

— Но мы уже имеем опыт, — прервал его Жемчужин. — Первый этап пройден весьма успешно.

— Из Ревеля путь короткий, — возразил представитель. — Сейчас же надо преодолеть 180 миль.

И он уцепился за новые аргументы. Мол, в порту более трехсот кораблей и судов, а ледоколов всего три. Не в состоянии они проложить трассу для такой армады.

— Короче говоря, вы предлагаете отдать флот немцам? — бросил кто-то из комиссаров.

— Никак нет. По договору, немцы не стремятся…

— По договору — да, а на деле все помыслы немецких империалистов направлены к этому, — резко сказал Жемчужин. — Хватит разговоров. Командование флота и без того чересчур затянуло операцию. Совнарком еще девятнадцатого февраля дал директиву. Любой ценой мы должны выполнить ее!

Последовало несколько деловых предложений, а затем единодушно принято решение:

«Весь план эвакуации гельсингфорсской базы разработать Совету комиссаров флота… Все их требования должны исполняться беспрекословно. Все команды должны остаться на местах. Немедленно приступить к выводу из Гельсингфорса 1-й бригады линейных кораблей и крейсеров.»[46]

За выполнение этого решения, положившего начало второму этапу перебазирования, взялись без проволочек. В тот же день комиссар «Гангута» Санников начал создавать группы для подготовительных работ, связанных с ремонтом механизмов, погрузкой угля, приемом пресной воды, продовольствия, боеприпасов, военных материалов.

Меня комиссар назначил старшим в группе гальванеров. Нам предстояло вывезти со склада Свеаборгского порта и погрузить на линкор электротехническое оборудование. В нашей группе было человек тридцать. Получив пару автомашин, мы выехали в порт. Благо складское хозяйство и люди его мне были знакомы по профсоюзу.

Работа закипела. Мы грузили электроприборы, электропровода, цветные металлы, везли на корабль, сгружали и снова мчались в склад. День прошел напряженно, а вечером прикинули: дел еще много, придется работать не только днем, но и ночью, делать перерывы лишь на два — три часа для сна.

Так же трудились и другие группы, грузившие материалы, оружие и боеприпасы. Грузами заполнялись жилая и верхняя палубы, каждый метр площади.

Подгоняло нас положение, обострявшееся с каждым днем белофиннами. 7 марта они захватили остров Гогланд, а 11-го — острова Соммерс и Лавенсари (ныне Мощный). Все это на пути предстоящего движения наших кораблей. Конечно, не для приветствий они это затеяли…

Преграды возводили и затаившиеся враги. Они пытались чинить помехи в погрузках, потворствовали хищениям. Совет комиссаров флота принял меры — был создан специальный отряд по охране портового имущества и кораблей. Матросы повысили бдительность, и это явилось лучшим барьером для вражеских происков. Не буду говорить о других кораблях, скажу только о своем.

Пока мы работали на погрузке, на «Гангуте» было предотвращено несколько диверсий. В помещении динамо-машины электрик Иван Кувшинов обнаружил «адскую машину» с часовым механизмом. Не мешкая, Иван обезвредил ее и доложил комиссару. Чтобы не вызвать паники, мину по-тихому убрали с корабля. Хорошо, что она попалась на глаза знающему матросу, иначе взрыв привел бы к жертвам и мог вывести корабль из строя.

Как потом выяснилось, мину принес вестовой по приказу офицера, который тотчас покинул корабль.

Вслед за этим в кочегарном отделении возник пожар. Сознательно или по халатности кто-то разлил там мазут, и он загорелся, угрожая пороховому погребу. Казалось, неминуем взрыв. На линкоре поднялась паника, многие бросились к выходу, пытаясь покинуть корабль. Санников проявил мужество. Он стал