Хозяйка замка (СИ) - Ирина Лазаревна Муравьева

Вода… Правда, там была вода. Она заполняла всё помещение. Я пыталась спасти себя и ребенка. Леди Джулия отдала его мне.

Телефон загудел в третий раз. Джон хотел снова скинуть звонок, но я перехватила трубку. Вдруг это что-то важное? Иначе, зачем звонить так рано и столь настойчиво? Может, у Генри с Мэри что-то произошло, или…

Я взглянула на экран. Нет, это были не хозяева «Старого замка».

Над вызовом настойчиво светилось: «Сэм Прат»

— Джон?

— Да?

Я показала Джону экран телефона. Несколько секунд тот озадаченно смотрел на него, затем снова сбросил вызов, встал с кровати, оделся и, взяв телефон, спустился вниз, оставив меня одну и в полном недоумении.

Оказалось, Сэм звонил предупредить о своем приезде ранним Лондонским экспрессом, выйдя из которого, он появится в замке не позже десяти утра.

«Странно, — задумалась я, — раньше он несильно утруждал себя предупреждениями о визитах».

— Сейчас он заявил, что должен обсудить со мной очень важное дело, — мрачно ответил Джон. — И мне это тоже не нравится.

— Думаешь, он снова будет предлагать выкупить замок?

Джон пожал плечами:

— Не знаю. И не понимаю, почему меня нельзя просто оставить в покое…

Мое беспокойство также нарастало. Но делать было нечего, и нам оставалось лишь ждать.

Сэм Прат приехал, как и обещал. Ровно в десять утра.

О, эта хваленая английская пунктуальность! Вместе с ним в замок явились невысокий сморщенный старичок с залысиной в седых волосах и снежная королева. Точнее сказать, леди Гортензия Кеннет.

Мы с Джоном приняли их в гостевой комнате башни.

Джон пожал руку старичку и несколько неохотно Сэму. Спросил Гортензию, как она и что привело её сюда. Та с улыбкой ответила, что просто не хотела упускать случая еще раз побывать в Кеннет Кастл. Затем Сэм предложил Джону поговорить наедине, то есть без дам, и мужчины удалились в кабинет лорда замка. Мы же с Гортензией остались вдвоем.

Жена Джона, в её дорогом светлом пальто, бежевом костюме и с её жестко высветленными волосами, казалась каким-то нереальным, светящимся пятном в темной комнате в башне. И при этом Гортензия была прекрасно ухожена. Да, наверное, это самое лучше слово для восприятия её красоты.

Бывают люди с красивыми лицами. И красоту эту зачастую создает не правильность черт лица, а напротив: то яркое, не свойственное никому более, порой даже несуразное, что в них есть. Щербинка между зубов ребенка. Горбинка на носу. Кривоватая улыбка. Раскосые глаза. Своеобразные черты, делающие их обладателя не менее притягательным, но более необычным.

Есть также правильная, стандартная красота. Образец красавицы целой эпохи — Вивиен Ли в сороковые. Мерлин Монро — в шестидесятые. Клаудия Шифер — в девяностые.

Им подражали. Их стиль перенимали.

А есть такие люди, как Гортензия Кеннет.

В её лице не было ничего необычного, как не было и ничего неправильного. Обычное лицо самой обычной женщины. Но за счет того, насколько идеально были накрашены её губы, четко подведены глаза, равномерно лежал тон на щеках и подбородке, Гортензия выглядела красивой. Как рекламная картинка, тщательно прорисованная художником.

Гортензия отпила кофе, изящно придерживая чашечку и отгибая немного мизинец при этом.

Я хотела распрощаться с ней и отправиться работать, но Гортензия, словно читая мои мысли, сказала:

— Пожалуйста, не уходите. Давайте посидим и посекретничаем. Как девочки.

Она сладко улыбнулась нарисованными губами.

— Простите, мне надо работать, — сдержанно ответила я.

— Бросьте. Картина никуда не убежит от вас. Нам же не помешает поближе познакомиться, — не отступала Гортензия, — скажите, милочка, какие гадости Джон наговорил вам обо мне?

Вопрос застал меня врасплох.

— Джон ничего не рассказывал о вас, — вынуждена была признать я.

— Ах, а он быстро учится! — Гортензия поставила на стол чашку и картинно всплеснула руками. Затем слегка подалась вперед, делая вид, будто раскрывает какую-то необыкновенную тайну.

— Знаете, раньше он говорил своим девушкам, что я ужасная жена. Не понимаю его. Больше забочусь о себе и прочее, прочее.

Я всё еще хотела уйти, нет, убежать! Но не могла. Слова Гортензии парализовали меня, заставив вернуться в свое прошлое и наш неудавшийся с Антоном брак. Гортензия тем временем продолжала:

— Редко можно найти мужчину, который говорит новой пассии: «Моя бывшая жена была прекрасным человеком. Это я — причина крушения нашего брака». И я рада, очень рада, что Джон смог найти мужество хотя бы не обвинять меня во всех грехах.

Картинно вздохнув, леди Кеннет продолжила:

— Мне ведь пришлось с ним очень нелегко. Вы ведь знаете Джона? Хотя, о чем я говорю? Вы, вряд ли, его знаете по-настоящему. Вначале он всегда такой хороший. Галантный. Начитанный. Умный. Просто сказка, а не мужчина. Не переживайте, я тоже на это купилась. В свое время. А затем… Знаете, я говорю это вам как девушка девушке, так как вы очень милая… А Джон… Не подарок. Поверьте. Он изменял мне со всем, что движется. Переспал почти с каждой моей подругой. И эта его зависимость…

— О чем вы? — едва смогла выдавить я.

— Джон не рассказывал? — глаза Гортензии хищно блеснули. — Боже! Тогда и я лучше промолчу. Наверняка, Джон не хочет, чтобы его новая пассия знала некоторые эпизоды из его бурной биографии…

Я встала с дивана с трудом и попробовала сказать как можно более спокойно:

— Спасибо за беседу. Но мне, правда, пора работать.

Гортензия снова вздохнула. Лицо её помрачнело. Глядя в пол, а не на меня, она произнесла:

— Вы мне не верите. Думаете, я говорю это всё специально. Но это не так. Я лишь хочу предупредить вас. Бедная, глупая девочка. Если интересно, проверьте мои слова у Джона. Или просто просмотрите светскую хронику за прошедшие несколько лет.

— Благодарю за увлекательный рассказ, — процедила я сквозь зубы, — но в замке у меня есть работа. Я вынуждена покинуть вас.

На ватных ногах я вышла из гостиной.

Я не хотела, правда, не хотела верить Гортензии. И я была не столь глупа, чтобы не понимать, чего та добивалась. Но, вместо всего, я поверила ей. Просто потому, что знала — все сказанные ею слова — чистая правда.

Это объясняло многое. В определенной степени затворничество Джона. Его разговор с лордом Робертом. Недовольство Генри всякий раз, когда у Джона в руках оказывался стакан.

Живя в Лондоне, я видела такие истории. В большинстве среди знакомых-знакомых Лиззи. Люди, обладающие деньгами, могли позволить себе многое. Часто позволяли лишнее. А, если подумать, мы с Джоном и встретились от того, что он был знакомым-знакомых Лиззи.

Но разве должно волновать меня прошлое, когда в настоящем ничего этого нет?

Я