Королевство ангелов - Мария Кущиди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Важная сердцу Дориана вещь была разбита руками родной дочери, для которой не было понятия семьи с этого проклятого дня.
За ужином все было как обычно. Дориан смеялся, рассказывал о чем-то восторженно, ликовал. Эвагвелия подхватывала его настрой, хоть и сохраняла завидную скромность. Улыбки. Фальшивые улыбки плясали на любимых лицах. Все это только для тебя, наша милая Солия, для тебя одной. Ты зритель в этой постановке. Так почему же не аплодируешь?
Ручки девушки сжались в кулаки, тело напряглось. По столовой разразился ее дрожащий, холодный голос. Таким голосом могли говорить только люди, кем-то специально брошенные под колеса экипажа:
– Сдать Делию в Академию музыки, меня – замуж за графа Шейдена. Очень удобно, не правда ли? В поместье не останется причин играть в этот глупый маскарад. Свобода. Ею можно будет упиваться вдоволь. – Молчание в этом доме впервые овладело пространством. – А меня Шейден тоже разлюбит? Любви ведь нет. Зачем любить? Смешно! Ну, как вам? Сложно играть заботливую, счастливую семью?
– Как это понимать, Солия? – Дориан нервно сглотнул слюну и едва ею не подавился.
– Напрямую, папенька. Видите ли, перед щекотливым разговором нужно убедиться, что вы одни. Или же никто не бывает в яблоневом саду, кроме вас? Ха! Наивно.
– Солия! – Вмешалась Эвагвелия, слегка повысив голос, но это еще больше разозлило девушку.
– Вы лгали нам с Делией. Лгали так долго, что сами себя похоронили. Уж лучше я буду жить на улице, чем в этом доме, в котором нет места чести. А значит, нет места семье! – Девушка схватила скатерть со стола и потянула на себя. Блюда и напитки разом полетели на пол, подняв звенящим шумом весь дом на уши.
Не успели Миллиал собраться с духом, эмоциями, как Солия уже выскочила из поместья, запрыгнула в экипаж и бросилась прочь из дома, в котором счастье было всего лишь молчащим призраком.
Дориан и Эвагвелия выбежали на улицу, чтобы как-то остановить дочь, но было поздно. Последний ангел счастья поместья Миллиал покинул этот проклятый дом.
Граф опоздал. Когда он приехал, желая сделать девушке сюрприз своим поздним появлением в поместье, все его мечты и сказочные мгновения вмиг испарились. Он не понимал, как Солия могла сбежать из дома, ведь на подобные вещи она просто была не способна. Но это случилось, и Шейдену было сложно не то, что поверить в это, но и принять. Солия оставила семью, сестру, его, в конце концов. Этого он не мог себе простить и долго, очень долго истязал себя гнетущими мыслями, от которых только кровь стыла в венах. Его любимая была несчастлива. И эта печаль, ее разочарование были настолько сильны, что сам граф ощущал ее чувства, ее волнения и ту боль, которую ей пришлось испытать. Он корил не ее, а себя, не понимая, как он не смог ее уберечь от этого, как не смог он быть чаще с ней, с его ангелом на земле.
Чувства переполняли его. Он понимал: во всем горе семьи Миллиал он не был виновен. Но его большая вина состояла, по его мнению, в том, что он не смог стать близким другом для Солии, хоть она и называла его таковым. Но ведь она сбежала, сбежала ото всех, кто ее окружал, в том числе и от него. Отрицать это было невероятно сложно.
За время знакомства с этой девушкой Шейден сильно привязался к ней, считал частью своей души и не желал уже отпускать от себя. Солия переросла все стереотипы отношений мужчины и женщины, стала не то другом, не то возлюбленной графа. Но как она смогла это сделать, до сих пор остается для многих людей очень интересным, призрачным секретом.
Бросившись в свой экипаж, граф направился в Горден-Хейл, надеясь встретить Солию именно там. Всю дорогу он подгонял извозчика, и тот не знал, слушать ли графа, идти ли прямиком в колючие лапы смерти, которая начинала поглядывать на них откровенно и демонстрационно? Но Шейден не унимался, просил несчастного человека ехать так, чтобы время за ними не поспевало лететь. Его волнение могло разрушить его нервную систему, мозг и тело, которое донельзя было напряжено.
Когда экипаж едва въехал в меленький городок, граф тут же выбросился из него, бросился разыскивать девушку в тесных улочках, спрашивать каждого жителя, каждую тень о красивой темноволосой девушке в бежевом платье, но никто так и не ответил ему, призрачно проплывая мимо. Горден-Хейл был не тем местом, где можно было у кого-то попросить помощи. Ни один человек не интересовался тем, что происходило вокруг него. Этот город, как и говорил Вальям, был давно мертв. И если оставалась в нем хоть одна клеточка живого, разумного, то все мертвое стремилось ее как можно скорее уничтожить.
Потеряв надежду, граф снова вернулся в экипаж, не зная, где ему стоило искать Солию. Казалось, она пропала из этого мира, провалилась сквозь землю, не оставив ни письма, ни слова для него. Она жестоко с ним поступила. Но опускать руки граф н собирался. Он вообще никогда не сдавался. И именно поэтому он решил объехать все города, в которых ненароком могла оказаться его избранница.
Он должен был найти ее раньше тех неприятностей, которые могли позариться на ее светлую душу. А их было немало.
Правду в счастье не берут. Миллиал никогда и не брали его, боясь потерять где-то на пути в будущее. Хоть они казались радостными, примерными людьми в ячейке общества, но за дверями поместья, за дверями разных комнат, все было не так сказочно, как думали многие. Закрываясь ото всех, в том числе и друг от друга, эта семья была уже давно обречена на плачевный исход, тот крах, который принесло им время. Дочери покинули стены родного дома, родители остались ни с чем. Так бывает всегда, когда связь с родными исчезает, а остается только одно притворство, ложь, дышать которыми вредно не только для разума, но и для рассудка.
Разум Миллиал давно помутнел, почернел и был отравлен. Спасти его уже было нельзя. Кто-то, однако, верил в спасительную силу добра, совести, чести этих людей, кто-то же сомневался в этом, верил: Миллиал обречены провалиться в огромную зловонную пасть бездонной пропасти, в которой даже смертные грехи не могли бы отыскать себе место.
Граф догадывался о душевных терзаниях этой семьи, в тайне жалел Солию и ее младшую сестру. Ему не хотелось, чтобы девушки были несчастны, чтобы они плакали… Слезы он ненавидел больше всего
