Разум и чувство - Джейн Остен

– Я встретил миссис Дженнингс на Бонд-стрит, – сообщил он, поздоровавшись. – Она уговорила меня заехать к вам. Впрочем, ей не пришлось слишком усердствовать, поскольку я и сам собирался это сделать. Я предполагал, что застану вас одну, и надеялся на это. Моя цель… мое желание… мое единственное стремление… Мне кажется… я надеюсь, что это может ее утешить… Впрочем, что это я… какое утешение? Сейчас вашу сестру ничто не утешит. Но, вероятно, есть надежда ее убедить… Мои чувства к ней, к вам, к вашей матери… быть может, вы позволите мне доказать их, открыв некоторые обстоятельства, которые ничто, кроме самого искреннего уважения, кроме страстного желания быть полезным вашей семье… Думаю, я заслужил оправдание, хотя и потратил очень много часов, убеждая себя, что поступаю правильно. Но я же могу и ошибаться. – Полковник умолк.

– Я понимаю, – ответила Элинор. – Вы хотите что-то сообщить мне о мистере Уиллоби, причем нечто такое, что даст нам возможность лучше понять его характер. Что ж, с вашей стороны это будет самая большая услуга, которую вы можете оказать Марианне. Я буду вам искренне признательна за все, что услышу. Она тоже, я в этом нисколько не сомневаюсь… только со временем. Прошу вас, рассказывайте.

– Хорошо. Значит, так, я уехал из Бартона в октябре… Нет, так вы ничего не поймете. Мне придется немного вернуться в прошлое. К сожалению, я плохой рассказчик, мисс Дэшвуд, и совершенно не знаю, с чего начать. Наверное, мне придется рассказать вам немного о себе, но тут я буду краток. Понимаете… такая тема… – он тяжело вздохнул, – не вызывает желания вдаваться в подробности.

Он умолк, очевидно собираясь с мыслями, еще раз горестно вздохнул и продолжил повествование:

– Вы, скорее всего, забыли разговор – разумеется, вы совершенно не должны помнить ненужные мелочи, нисколько вас не заинтересовавшие, – это было как-то вечером в Бартон-Парке во время танцев. Я тогда сказал, что Марианна немного напоминает мне одну давнюю знакомую.

– Вовсе нет, – ответила Элинор, – я помню. – Ей показалось, что ему польстило ее внимание.

– Так вот, если меня не обманывают ставшие зыбкими воспоминания, они были похожи не только внешне, но и имели сходные характеры. Та же сердечная теплота, та же пылкость воображения и чувствительность. Эта дама была моей близкой родственницей, осиротевшей в раннем детстве. Мой отец был ее опекуном. Мы были почти одного возраста и всегда дружили. Сколько себя помню, я всегда любил Элизу. А когда мы выросли, я уже питал к ней чувство, на которое вы, судя по моей всегдашней мрачности, должно быть, считаете меня неспособным. Она тоже привязалась ко мне, и ее чувство было не менее пылким, чем то, что испытывала ваша сестра к мистеру Уиллоби. И таким же несчастным, хотя и по другой причине. В семнадцать лет она оказалась потерянной для меня навеки.

Против воли ее решили выдать замуж за моего брата. Она была богата, а у нас не было денег, чтобы содержать родовое имение, – только долги. Должен признаться, только этим объясняется поведение ее дяди и опекуна. Брат был ее недостоин, он ее даже не любил. Я искренне надеялся, что любовь ко мне даст ей силы перенести все несчастья. Некоторое время так и было. Но в конце концов ее положение стало совсем уж отчаянным. Слишком уж с ней жестоко обходились. А ведь она пообещала мне, что ничего… Как же я бессвязно все излагаю! Я еще даже не сказал, что случилось. Нам оставалось ждать всего несколько часов до намеченного заранее совместного побега в Шотландию. Но мы столкнулись с предательством. Нашу тайну выдала горничная кузины. Меня отправили в дом дальнего родственника, жившего в противоположном конце страны, а ее лишили всего – свободы, общества, любых развлечений. Только так мой отец сумел настоять на своем. Я слишком надеялся на ее стойкость, поэтому удар был очень суровым. Но, если бы ее брак стал счастливым, скорее всего, через несколько месяцев я бы с ним смирился – ведь я тогда был еще очень юн. И уж во всяком случае я не продолжал бы сожалеть о случившемся по сей день. Однако получилось иначе. Мой брат не испытывал к ней ровным счетом никакой привязанности, его влекли совсем иные удовольствия, отличные от тихих радостей семейной жизни. Поэтому с самого первого дня он относился к ней дурно. Последствия всего этого для такой юной, живой и неопытной девушки, как новая миссис Брэндон, были вполне естественны. Сначала она смирилась со своей жалкой участью, и, по-моему, было бы лучше, если бы она не пережила тех горьких страданий, которые вызывали в ней мысли обо мне. Понятно, что сохранять верность такому мужу было трудно, а рядом не было друга, который мог бы дать добрый совет или хотя бы удержать ее от ошибочного шага. Мой отец прожил только несколько месяцев после их свадьбы, а я находился вместе со своим полком в Вест-Индии. Короче говоря, она пала. Если бы я только остался в Англии, возможно… Но я решил ради счастья обоих побыть несколько лет от нее вдали, именно поэтому и перевелся в другой полк. Шок, который я пережил после ее свадьбы, – продолжил он дрожащим от волнения голосом, – показался мне пустяком по сравнению с потрясением, испытанным мною при вести о ее разводе. Это произошло примерно через два года. С тех пор я стал мрачным и угрюмым… Даже сегодня мысль о тех страданиях…

Почувствовав, что больше не может говорить, полковник Брэндон резко встал и зашагал взад-вперед по комнате. Элинор, необычайно тронутая его исповедью и волнением, не могла произнести ни слова. Он увидел, что собеседница ему искренне сочувствует, приблизился, осторожно взял ее руку, пожал, а потом и поцеловал с благодарным уважением. Прошло несколько минут. Наконец полковник овладел собой и снова заговорил:

– После этих ужасных событий я вернулся в Англию только через три года. По прибытии моим первым побуждением было отыскать ее, однако все мои поиски были столь же неудачны, сколь печальны. Мне удалось только найти человека, который первым совратил ее, и были все основания предполагать, что после него она пала еще ниже, погрузилась в пучину греха. Ее законное содержание не соответствовало ее приданому и не могло обеспечить достойное существование. А брат мне сообщил, что за несколько месяцев до моего появления право на получение даже этих денег было передано другому лицу. Он предполагал, причем совершенно спокойно, что ее обычная несдержанность и импульсивность заставили мою бедную возлюбленную отказаться от постоянного источника дохода ради ка кой-то единовременной выплаты. Мне понадобилось полгода, чтобы все-таки найти ее. Сочувствие к моему бывшему слуге, который переживал далеко не лучшие времена, привело меня в дом тюремного смотрителя, где он содержался за долги. Именно там, в тех же невыносимых условиях я встретил мою несчастную сестру. Она очень изменилась, увяла, поблекла. Я вглядывался в ее изможденное лицо и никак не мог поверить, что усталая и больная женщина, стоящая передо мной, не так давно была юной, цветущей красавицей, за которую я готов был отдать жизнь. Что я вынес при виде ее… но не буду ранить ваши чувства подробным описанием, я и так уже причинил вам боль. Судя по ее внешности, она находилась в последней стадии чахотки… и это послужило мне единственным утешением, представьте себе. Жизнь уже оттолкнула ее, и могла разве только дать ей возможность достойно подготовиться к смерти. Я создал для нее отличные условия, обеспечил самый лучший уход. И каждый день до последнего вздоха Элизы я навещал ее. Я не отходил от нее до самой последней минуты ее короткой жизни.

И снова полковник был вынужден замолчать, чтобы собраться с мыслями. А Элинор сочувственным восклицанием выразила свое сострадание судьбе его несчастной кузины.

– Я не перестаю надеяться, что вашу сестру не оскорбит найденное мною сходство между ней и моей падшей родственницей. Их судьбы не могут быть одинаковыми. Если бы робкая и нежная натура одной нашла опору в более твердом духе или счастливом браке, она вполне могла бы стать такой, какой, без сомнения, со временем станет другая. Но к чему я веду? Ни за что на свете не стал бы расстраивать вас без нужды. Ах, мисс Дэшвуд! Эти воспоминания дремали в самом дальнем уголке моей души в течение четырнадцати лет… Их опасно тревожить! Я постараюсь сосредоточиться на существе дела и больше не отвлекаться. Несчастная Элиза оставила на мое попечение своего единственного ребенка – крошечную девочку, плод ее первой запретной любви. Тогда малютке было три года. Она обожала дочь и всегда возила ее с собой. Ее доверие ко мне дорогого стоило! Я бы с радостью выполнил наказ умершей и сам следил за образованием и воспитанием девочки, если бы мое положение это позволило. Но у меня не было ни дома, ни семьи, поэтому я отдал малышку Элизу в пансион. Я навещал ее, когда мог. После смерти моего брата пять лет назад я получил фамильное состояние, и Элиза частенько приезжала погостить ко мне в Делафорд. Для всех она была моей дальней родственницей, но для меня не секрет, что общество подозревает между нами значительно более близкое родство. Три года назад, ей как раз исполнилось четырнадцать лет, я забрал ее из школы и поселил в доме весьма почтенной дамы, проживающей в Дорсетшире и опекающей еще нескольких девочек примерно такого же возраста. Два года все шло отлично, и я только тихо радовался, глядя, как она растет. Но в прошедшем феврале, то есть почти двенадцать месяцев назад, она неожиданно исчезла. Я позволил ей, что, как выяснилось, было весьма неосторожно с моей стороны, поехать в Бат вместе с подругой, которая ухаживала там за больным отцом. Дело в том, что я хорошо знал отца этой подруги, всецело доверял ему и считал, что у такого замечательного человека не может быть плохой дочери. Она не заслуживала доброго отношения. Эта дерзкая девица упрямо отмалчивалась и отказывалась сообщить нам хотя бы что-нибудь, хотя ей все было известно. Ее отец, человек безусловно порядочный, хотя и не слишком наблюдательный, скорее всего, ничего не знал. Он редко выходил из дома, девушки гуляли по городу одни и имели возможность заводить любые знакомства. Он всячески старался уверить меня, поскольку был непоколебимо уверен в этом сам, что его дочь ни о чем не знает. Короче, мне не удалось ничего узнать, кроме и без того очевидного факта, что Элиза исчезла. Восемь бесконечных месяцев я мог лишь строить предположения. Можете себе представить, о чем я думал, чего боялся, какие ужасные картины проходили перед моим мысленным взором!