Первый элемент - Алина Розова

class="p1">— А у меня был выбор? — Маг уже повышает голос, резко выдыхая. — Если вы забыли, то я напомню, что до этого она устроила хаос на празднике Небес.

— Весело было, да. — Кивает, по— доброму улыбаясь ректор АС.

Но проректор продолжал, словно и не слыша (или уже не хотя слышать?):

— Это обошлось нам почти в пятьдесят тысяч золотых. А ещё до этого она разнесла боевое поле.

— Но ты же заставил её все исправить. Казна не пострадала! Все хорошо! — Оптимистично подметил маг.

Однако проректор сжимает кулаки, качает головой.

— Ничего не хорошо. — Отзывается глухо, чувствуя невероятную злость и вместе с тем понимая, что это необходимо. Но негодование настолько гложет молодого мага, что он всё-таки решается всё высказать, не смотря на крики разума о том, что так нужно. — Хватит мучить ее. Почему нельзя её просто отпустить? Верните и Женевьеву домой!

— Крис, что с тобой? — Прищурился Никандор, словно действительно пытаясь понять, что происходит с рассудительным сыном графов, которого он брал себе в ученики. — Если бы я не знал, то точно был бы шокирован твоим поведением. Возвращайся к работе, будь добр.

— «Если бы вы не знали» чего? — Спрашивает маг Эфира, щуря изумрудные глаза.

Ректор вытянул лицо так, словно его застали за какой-то шалостью. Глаза его забегали по кабинету, но потом он демонстративно отвернулся на кресле к окну. Но было поздно убегать — Кристофер все понял.

— Вы что прочли мои мысли? — Фыркнул маг Эфира.

Никандор Хильдес был магом Воды, а маги Воды, как известно, не имеют способности читать мысли… до определённого возраста, и то с определённым заклинанием. Ректор действительно был стар, и действительно знал это заклинание, и даже использовал. Однако совсем не любил этого делать, так как считал это чем-то грязным. В любом случае, бывают в жизни и такие моменты, когда ничего не остаётся, кроме как копошиться в чужом грязном белье. Этот день настал по желанию самого Кристофера. Только Никандор собирался прилечь спать после уборки погрома в бальном зале в праздник Небес, как к бедному, старому (как он считает сам) ректору, ворвался маг Эфира и заявил, что собирается если не разорвать, то хотя бы уволить декана факультета Земли, магистра Ллойда. Подобная эмоциональность была не свойственна Крису, поэтому бедному и старому ректору пришлось встать и выслушать молодого мага. Услышанное не удивило, но сильно разозлило Хильдеса. Они выждали буквально два часа, до восьми утра, и созвали академический суд.

Академический суд являлся серьёзным судебным процессом в учебном заведении, на которого призывали узкий круг людей: мага, совершившего преступление, свидетеля, жертву (возможно, одну) и того, кто имел полномочия уволить. В этом случае ректор созвал магистра Ллойда (преступник), магистра Эшфорда (свидетель) и самого себя, как вишенку на торте. Никандор хотел пригласить и Камелию (жертва), но Кристофер настоял на том, чтобы её не трогали.

— Тогда тебе придется дать очень правдоподобное обвинение. — Сказал на это ректор.

— Не беспокойтесь, они у вас будут.

Это звучало слишком серъёзно, поэтому Хильдес напрягся и внимательно посмотрел на ученика.

— Ты же понимаешь, что я имею в виду под правдоподобностью. От одних твоих слов, на сколько бы правдивыми они не будут, я не смогу его уволить.

— Я не собираюсь вам ничего говорить. Вы просто используете своё заклинание и всё. Не усложняйте, магистр Хильдес.

Да, Кристофер был настроен более, чем серъёзно. Ректор не обратил на это внимания тогда… На самом суде картина прояснилась.

Перед Никандором стоял в мало трезвом состоянии декан факультета Земли. Ректор даже несколько раз вытягивал шею, заглядывая дальше за свою высокую трибуну, чтобы полюбоваться тем, как тот шлёпнется уже. На стуле чуть дальше спокойно восседал Крис. Ректор пока не знал, что скрывается за внешним спокойствием, он мог только предполагать.

Суд начался, декан отнекивался от содеянного, как только мог, чем уже злил магов. Не смотря на всё своё отвращение и к заклинанию чтения мыслей, и к этому магу, ректор хотел поскорее с этим закончить, прочитав его мысли и найдя в них то, за то бы его можно было уволить. Однако у магов есть свои законы, и один из них не позволяет осознанно читать мысли другого без его разрешения. За исключением магов Эфира, конечно.

Но разрешения магистр Ллойд, конечно, не давал. Поэтому ещё раз, уже официально, его дал Кристофер.

Ректор понимал, что маг Эфира знает, что именно он будет просматривать, поэтому перешел сразу к делу. Он взял ладонь ученика двумя руками, прикрыл глаза и начал зачитывать заклинание, позволяющее читать мысли. Увиденное не порадовало Хильдеса — за домогательство к адептке Ллойда можно было бы и лишить возможности преподавать в целом. Это было основное. Далее ректор стал просматривать по инерции — увиденное всё больше поражало.

Вдруг перед глазами возникает темнота, больше нет мыслей и памяти Кристофера. Ректор открывает глаза — руки всё также держат ладонь молодого проректора. Поставил блок в своё сознание? Ректор кивнул сам своим мыслям и Кристоферу в знак благодарности.

Полученного было достаточно — нужна лишь одна картинка, не более. Ллойд сдался, признался ещё в некоторых проступках по отношению к адепткам.

Через час жалкий маг был уволен по статье.

— Так как много вы тогда прочли? — Повторяет свой вопрос Кристофер.

— Не много. — Морщится в ответ ректор, отмахиваясь. Ему было неприятно от осознания того, что он влез в чужую личную жизнь.

— Но достаточно. — Усмехается проректор по научной работе.

— Это ты мои мысли читаешь! Прекрати! — Возмущается шутливо Хильдес, но Кристофер снова криво усмехается.

— Ладно. Я вас понял, магистр Хильдес. У меня много дел.

С этими словами, словно, брошенными в пустоту, Эшфорд поднимается с кожаного дивана и уходит, напрочь забыв прикрыть за собой дверь.

* * *

На пыльном чердаке главной башни, куда явно не ступала нога адекватного человека, где в воздухе играли не веселье и хорошее настроение, а грязь и микробы, заливалась слезами бедная девушка, которую насильно закинули в другой мир.

Да, я про себя, но иногда можно.

Мне давно так плохо не было. Словно весь мир раскололся, а я не могу собрать его обратно, не могу в нем найти себя.

Но слезами горю не поможешь. Мне приходится подняться, вытереть кое-как слёзы. Я даже попыталась вдохнуть полной грудью, однако воздуха тут не было — сплошная пыль. Резко выдыхаю, подхожу к окну, дёргаю за ручку, и — о, праздник! — оно открывается. Чердак наполняется свежим воздухом, моё мокрое от слёз лицо обдувает лёгкий ветерок. Я рассматриваю ясное, очень