Жених благородных кровей - Аурелия Хогарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперешний случай более чем крайний, – твердо произнес Джеффри. Ярость в нем больше не клокотала, он сумел побороть гнев – как обычно, когда для достижения цели было необходимо здраво мыслить и не делать резких движений. – Дай мне ключ, но Вэлари ни слова. Обещаю: никто тебя отсюда не выгонит. Я твой друг и не способен тебе навредить. Потребуется – скажу, что стащил ключ или... В общем, что-нибудь придумаю. Не согласишься – вышибу дверь. Возможно, тут творится нечто странное, почти преступное. Прошу тебя, Салли, – более мягко прибавил он.
Наверное, эта-то капля теплоты и сыграла решающую роль. Салли вдруг на миг закрыла глаза, а когда раскрыла их, посмотрела на Джеффри совсем иначе – смело и прямо в глаза – и решительно кивнула.
– Хорошо.
В комнате было пыльно и душно. Очевидно, Вэлари, хоть и до патологии любила чистоту, не пускала сюда никого даже для уборки и не открывала окна. Ничего странного не бросилось Джеффри в глаза. У дальней стены темнел стол, на нем лежали ровные стопки книг, рядом стоял единственный стул. Больше не было ничего.
Джеффри приблизился к столу, бегло взглянул на книги. И тут заметил за стопками пачку писем в разноцветных конвертах. На верхнем чернело выведенное почти каллиграфическим почерком: «Для В. Локвуд». Штемпелей не было – Вэлари получала послания не по почте. Скорее всего, у портье в гостиницах или через посыльного. Как в позапрошлом веке! Эсэмэски и Интернет она не признавала – воображала себя дамой из тревожных времен Томаса Мура.
Читать чужие письма, тем более столь старательно хранимые, было в высшей степени неприятно. Но обстоятельства требовали забыть о принципах. Каким образом теткина переписка связана с Робертой, Джеффри не имел понятия, но чувствовал сердцем, что объяснение здесь, в этой комнате.
Письмо было короткое, всего в пять-шесть строк. Джеффри, не читая его, взглянул на подпись: Кристоф. Рука машинально легла на одну из верхних книг, и, почувствовав, что обложка с тисненым узором, он посмотрел на нее более внимательно. Натуральная кожа коричневого цвета, замысловатое тиснение, по краю – отделка кожаным шнурком. Обложка была явно ручной работы. Джеффри обвел внимательным взглядом остальные книги и обнаружил, что все переплеты кожаные, а корешки затейливо украшены. Никакие это не книги! Догадка пронзила сознание разрядом молнии. Дневники!
Ни секунды не колеблясь, он взял тетрадь, на которую случайно опустил руку, раскрыл ее на той странице, где лежала кожаная закладка, и пробежал глазами вчерашнюю запись.
Двадцатое апреля
Час назад позвонила Франсине. Платье почти готово, залы заказаны. Свадьба через месяц. Как же долго пришлось ждать! Но игра стоила свеч! Еще совсем чуть-чуть – и мы станем семьей: я и он! Увы, не мужем и женой, однако об этом нельзя и мечтать. Я знаю, давно смирилась. Потому и придумала иной способ стать ближе. У него будет собственная комната – здесь, в двух шагах от моей. Сьюзен не любит Ирландию, он будет приезжать один. Не чудо ли?
В приступе бешенства Джеффри отшвырнул проклятую тетрадь в сторону. Старая ведьма и отец Франсины – любовники! – прогремело в голове. Она специально все подстроила, а начала с того, что избавилась от Роберты! Но каким образом?
Задыхаясь от злости, он принялся листать один за другим дневники в дорогих переплетах, пока не нашел описания рокового дня – того самого, когда у него не стало Роберты. Ровные буквы запрыгали перед глазами.
Девица сдалась не сразу... Пришлось попотеть, чтобы она почувствовала себя куда ниже и грубее нас... Какое счастье, что Джеффри забыл телефон и удалось стереть из памяти ее номер! Как хорошо, что Арчибалд вернулся именно сегодня, а братца и Лилиан вовсе не было! Судьба на моей стороне!
Ее номер, эхом отдалось в голове Джеффри. Какое-то время он стоял в оцепенении и не верил, что находится в отчем доме, что читает собственными глазами строки, чудовищнее которых в жизни не видывал. Потом с силой бросил дневник на стол – так, что чуть не порвались тонкие кремовые страницы, снова схватил его и выбежал из комнаты.
Вэлари не оказалось ни в холле, ни в библиотеке, ни в малой, ни в парадной гостиных. Едва не столкнувшись на лестнице с матерью, Джеффри вцепился ей в руку и прохрипел:
– Где эта сволочь?!
Мать в испуге отшатнулась.
– Какая сволочь?
– Вэлари! – выдохнул Джеффри, крепко сжимая одной рукой дневник, другой – материны пальцы.
– А-а! Больно! – Она выдернула руку и с обиженным видом принялась ее поглаживать.
– Где Вэлари? – Джеффри помахал тетрадью перед лицом матери.
– Занята, – сказала наконец она. – К ней сейчас нельзя – у нее визажист, парикмахер...
Джеффри сорвался с места и, обогнув мать, помчался вверх по ступеням. Едва поспевая, она последовала за ним.
– А в чем дело? Чем тебе не угодила Вэлари? – Ее голос от страха сделался писклявым. – Говорю же, к ней нельзя! Не собираешься же ты ворваться в комнату к даме, когда она...
Джеффри не слушал ее. Несся прямиком к комнате тетки, напрочь забыв, что входить туда Арчибалд и тот имеет право лишь с разрешения. Когда он распахнул дверь, тетка полулежала в высоком кресле с откидной спинкой. Ее лицо сплошь покрывал слой желтоватой кашицы, не намазаны были только губы, на глазах лежало по влажному диску, волосы старательно начесывала девица в коротком халатике. Вторая девушка сидела на низком табурете и терла пятку Вэлари странного вида щеткой. Другая теткина нога стояла в тазике с пенной водой. У стола, заставленного баночками и тюбиками, суетилась третья девица.
Застань свою чопорную тетку в столь комичном виде при других обстоятельствах, Джеффри умер бы со смеху. Теперь же ему было не до веселья. С силой ударив по двери рукой, отчего Вэлари подпрыгнула в кресле и с ее глаз упали диски, он проревел:
– Как это понимать?!
Подбежавшая сзади мать схватила его за рукав.
– Ты совсем сошел с ума, Джефф!
Джеффри дернул рукой, без труда вырываясь.
– Что ты себе позволяешь?! Как ты посмела?! – не своим голосом потребовал он, опаляя тетку взглядом горящих глаз.
Вэлари будто остолбенела. С желтой физиономией, волосами дыбом, ничем не прикрытой обвислой шеей и застывшим ужасом во взоре, который будто прирос к дневнику в руке Джеффри, она походила сейчас на саму смерть.
Джеффри кинул дневник прямо к тазику. Вэлари вся сжалась в кресле, мгновение как будто не дышала и вдруг заломила руки и разразилась рыданиями.
Джеффри был готов к чему угодно, только не к слезам, не к столь неприкрытому страданию. Вэлари Локвуд всю жизнь была для него образцом сдержанности и хладнокровия.