Жена государственной важности - Ирина Градова

Ночь, проведенная в гостинице с Региной, стала, пожалуй, лучшей из всех, что Дмитрий помнил – и не только с ней. Чем та ночь была для него, он до сих пор не разобрался, но много отдал бы за то, чтобы узнать, чем она стала для Регины. Может, это был акт благодарности? Или, не дай бог, благотворительности? Он до сих пор ощущал под своими пальцами ее атласную кожу цвета лесного ореха, а перед его мысленным взором все еще стояло ее маленькое, компактное, упругое тело в облаке жестких каштановых волос, волнами спадающих на ее грудь и спину. И ее глаза – такие голубые, каких он не видел ни у кого…

Нет, что ни говори, а о возвращении к бутылке не может быть и речи. Хотя вряд ли кто-то, кто никогда не пытался избавиться от зависимости, сможет его понять. Дмитрий проживал каждый день, считая часы, чтобы сказать себе: да, и сегодня я продержался без выпивки. Но наступал следующий день, а за ним другой, и порой этот подсчет становился до того мучительным, что хотелось все бросить и забыться в алкогольном бреду, не думая о последствиях и о том, как будет стыдно и больно после, когда туман в голове рассеется. Как он дошел до этого? Ведь когда-то, много лет назад, все было хорошо, и ему не требовался допинг просто для того, чтобы продолжать жить, двигаться, дышать…

– Да, Анна Уварова у нас училась, – подтвердила дородная женщина, одетая в теплый трикотажный костюм, несмотря на то что было довольно тепло. Как выяснилось, в школе отсутствовала такая должность, как секретарь, поэтому Дмитрием занималась сама директриса, Гера Арнольдовна Трешина. – Я ее отлично помню!

– Так мне повезло? – пробормотал Носов.

– Не знаю, не знаю, – покачала головой Трешина. – Она ваша знакомая?

– Нет, – честно ответил Дмитрий, – мы никогда не встречались.

– Так я и думала.

– Почему?

– Да потому, что человек вроде вас… Понимаете, Дмитрий…

– Можно – просто Дмитрий.

– Так вот, Дмитрий, Анна была девочкой сложной. Правда, удивляться тут нечему – при родителях алкоголиках-то!

– Неблагополучная семья?

– Это еще мягко сказано! С позволения сказать, кормилец, Уваров, нигде не работал дольше двух месяцев, потому что пил, почти не просыхая, как, между прочим, и его супруга. Единственное, что у них получалось хорошо, так это рожать детей – Уваровы плодились как кролики.

– Значит, Анна не была единственным ребенком? – уточнил Носов.

– Единственным? Да их было человек восемь!

– Да что вы говорите…

– Она рожала – детей отбирали, рожала – отбирали… Короче, схема всегда была одна и та же. Я даже помню, когда однажды органы опеки приехали за очередным отпрыском, мамаша Уварова выскочила на улицу в исподнем, пьяная вдрызг, и орала, хохоча: «Давайте-давайте, увозите, а я еще нарожаю – на всех у родного государства денег не хватит, разоритесь!»

– А Анна?

– Она была самой старшей, когда опека решила всерьез взяться за Уваровых. Ее забирали, она сбегала и всегда возвращалась сюда. В конце концов решили оставить ее в покое: девчонке на тот момент уже стукнуло четырнадцать!

– Значит, вашу школу она все-таки окончила?

– Нет. Доучилась до девятого класса, с грехом пополам получила аттестат – и все. Родители ее к тому времени померли от пьянки, а братьев-сестер либо усыновили, либо… Не знаю, но домой никто не возвращался. Да и дома-то нет уж: спалили его, еще когда мамаша Уварова была жива!

– Вам известна дальнейшая судьба Анны?

– Она говорила, что собирается поступать в училище, на швею-мотористку, но что-то мне подсказывало, что не приспособлена она для такой работы.

– В самом деле?

– Анна вообще не любила работать, все мечтала о красивой жизни. Это в нашей-то глуши, представляете?! Но, похоже, она все же получила то, чего так желала – по крайней мере, отчасти.

– Вы о чем, Гера Арнольдовна?

– Я видела Анну всего пару раз после того, как она покинула нашу школу, но выглядела она неплохо, даже, по нашим меркам, хорошо. Дорогая шубка на ней была, сапожки выше колена – таких в райцентре не купишь.

– Значит, она неплохо устроилась – может, замуж вышла?

– Да мы не разговаривали – она мимо прошла, будто бы и не знает меня вовсе!

Директриса выглядела обиженной. Что ж, оно и понятно, ведь обычно ученики всю жизнь сохраняют привязанность к школьным стенам. Значит, одно из двух: либо Анне в этих самых стенах жилось несладко и она не хотела вспоминать, либо она попросту была неблагодарным человеком. Интересно, какое из предположений верно? Чем дальше, тем более загадочной выглядела личность Анны Стрельниковой. Если она окончила всего девять классов сельской школы, то как, черт подери, смогла поступить в педагогический институт? Каким образом выучила несколько языков и устроилась работать в туристическую компанию, которая практически сразу отправила ее в Сингапур? Только одно Дмитрий мог объяснить после разговора с Трешиной – почему Анна не желала поддерживать отношения с прежними знакомыми и родственниками.

– Скажите, а могу я посмотреть выпускной альбом уваровского класса?

– Так Ани нет в альбоме, – развела руками директриса. – Понимаете, школы ведь с родителей деньги на фотографирование собирают. Кто заплатил, тот и снимется, а за Анну платить было некому… Впрочем, как и за большинство наших учеников – семьи живут бедно, и на такую роскошь, как приглашение профессионального фотографа, им не хватило бы денег. Вам нужно поговорить с Верой Лосевой.

– Кто это?

– Подруга Анны. Во всяком случае, в школе они дружили. Не знаю, правда, общаются ли до сих пор…

– Можно адрес этой Лосевой?

Устинья не смогла – просто не успела – его задержать: Крымов ворвался в предбанник, как будто за ним гналось стадо бизонов, проскочил мимо ее стола и резво взбежал по лестнице, ведущей в Регинин кабинет. Девушка никогда не видела его живьем, только на сайте университета, где был вывешен список преподавателей разных факультетов. Приходилось признать: мужик эффектный, но в данную минуту он выглядел так, словно пришел осуществить кровную месть. Устинья не сомневалась, что начальница способна за себя постоять, однако ее разбирало любопытство, поэтому она, по обыкновению, пристроилась возле двери и вся превратилась в слух.

Захар, дернувшийся было при виде нежданного визитера, почему-то не попытался его остановить, вернувшись к столу, возле которого стоял, беседуя с Мамочкой. Взгляд его был прикован к кабинету Регины, однако он не стал подниматься по лестнице.

– …подсылать ко мне шпионов?! – кричал Крымов. Устинья могла видеть, как движутся за пластиковой полупрозрачной дверью тени двух человек. – Как ты могла?!

– Миша, я не…

– Ты могла поговорить со мной, спросить, я бы ответил!

– Я надеялась, ты сам…

– Не звони мне больше, слышишь? Ты едва не разрушила мою жизнь своим вмешательством, в университете возникло много вопросов, мне проходу не дают… В общем, не хочу тебя больше видеть, ясно? Прощай!

Так вот, оказывается, в чем дело? Устинья все гадала, кем приходится боссу этот Крымов, а он, получается, ее бойфренд, что ли? Теперь, выходит, бывший… И она, Устинья, сама того не желая, приложила к этому руку!

Крымов вылетел из кабинета так же быстро, как и влетел. Лицо его искажала гримаса гнева, и девушка инстинктивно вжалась в стену из страха, что он собьет ее с ног – она, конечно, тоже не Дюймовочка, но Крымов мужик здоровый, да и росту в нем почти два метра!

Выждав пару минут, она тихонько поскреблась в дверь.

– Входите, Устинья, – раздался усталый голос Регины.

– Регина Савельевна, простите меня! – забормотала девушка, опустив глаза в пол и не решаясь поднять взгляд на босса. – Это я виновата, что он так разозлился, ведь вы просили не продолжать расследование, а я… мне так хотелось сделать для вас что-то полезное, что…

– Бросьте, вы не виноваты, – перебила Регина. – Виновата я: мне и впрямь не следовало ничего выяснять за его спиной, я могла спросить обо всем и получить интересующие меня ответы! Я забыла, что в личных делах нельзя действовать профессиональными методами, впредь мне наука… Адвокат еще не звонила?

Они ожидали звонка общественного защитника, назначенного Ольге Лавровой. Судя по всему, девица молодая, «зеленая», справиться с ней особого труда не составит. Когда Регина связалась с ней, едва прибыв в Питер, та сказала, что с утра будет в суде, но позвонит, как только освободится. Поэтому Регина уже несколько часов сидела как на иголках.

– Не звонила, – ответила Устинья. – Есть какие-нибудь распоряжения?

– Нет, пока нет…

– Маруся, надо поговорить!

В дверной проем просунулась патлатая голова Захара.

– Наконец-то! – воскликнула Регина, обрадованная тем, что можно сменить тему и больше не говорить с Устиньей о Михаиле. Сама того не желая, она подпустила девчонку слишком близко к своей личной жизни и была этому не рада. В следующий раз, как бы занята ни была, она станет действовать сама, не привлекая к делу посторонних.