Корни гор, кн. 2: Битва чудовищ - Елизавета Дворецкая

Если он отступит, Хродмар из Валхаллы проклянет своего конунга. Торбранд точно знал, что Хродмар скорее предпочтет погибнуть, но покорить «полуостров ведьм», чем выжить и уйти отсюда с позором. Выживет он или нет – Торбранд собирался выполнить его волю. В Хродмаре было все то, чего не хватало ему самому: молодость души, пылкая нерассуждающая отвага, горячая непримиримость и готовность умереть, но настоять на своем. Порой это неумно, но именно эта молодая пылкость начинает большие дела, на которые трезвый ум не отважился бы. Холодная душа Торбранда отогревалась возле этого огня. Если Хродмар умрет, он останется один, равнодушный в равнодушном мире. Половиной решимости продолжать войну он был обязан Хродмару, потому что именно Хродмар теребил его тогда, первой зимой, и торопил скорее вернуться на Квиттинг. Его вело чувство горячей любви к той, что ждет его сейчас в Аскефьорде…

Если он умрет, нужно будет взять в жены его вдову. Воспитать его сыновей. И пусть болтают, что она – квиттинка, да еще и взятая без соблюдения обычаев. Это нужно будет сделать для Хродмара, и ради его памяти Торбранд не побоялся бы пойти наперекор всему Аскефьорду. Но туда еще нужно вернуться.

– Кто пойдет к Гримкелю? – не отводя глаз от Хродмара, спросил конунг. – Сёльви?

– Пойду, – согласился тот и по привычке посмотрел на брата.

Слагви сидел на земле, вытянув раненую ногу. Сыновья Стуре-Одда не привыкли ходить по отдельности, но Слагви теперь не скоро удастся куда-нибудь пойти. Если бы брат его не вынес, он вообще остался бы на поле. Его лицо выглядело осунувшимся и очень серьезным, и оттого близнецы стали совсем неразличимы. И эта их новая, небывалая прежде одинаковость громче кровавых повязок кричала о беде.

Сёльви сын Стуре-Одда долго искал Гримкеля конунга между квиттинских костров, но так и не нашел. Хмурые израненные квитты кивками посылали его дальше, от одного костра к другому и, похоже, сами не знали, где их конунг. Сёльви подозревал, что тот спешно сбежал на Острый мыс, бросив остатки собственной дружины, но хотел убедиться, что возле Ступенчатого перевала его действительно нет.

Гримкель Черная Борода, называющий себя конунгом квиттов, и правда сбежал, притом гораздо дальше, чем предполагал Сёльви. Он находился не на таком уж большом расстоянии, но за пределами воображения честного парня. Сразу после наступления темноты, пока фьялли еще перевязывали свои раны и искали живых среди погибших, он уже знал, что нужно делать. Явление валькирий над полем битвы ясно показало, на чьей стороне боги. А Гримкель сын Бергтора был не такой дурак, чтобы идти против их воли! Едва стемнело, как он тайком покинул стан и с двумя хирдманами поднялся по ступеням перевала.

Жутковатая дорога стоила ему не меньше холодного пота, чем сама битва: серые плиты песчаника были усеяны бурыми пятнами и исчерчены целыми дорожками пролившейся днем крови. Темнота скрыла ее, но Гримкель чувствовал в ночном воздухе знакомый душный запах. Зажечь факел он не решался, чтобы не выдать себя, и несколько раз ему пришлось споткнуться о трупы. Каждый раз обдавало ужасом: а вдруг мертвец проснется от удара?

Из-за перевала, из Пестрой долины, доносился волчий вой. От мысли, что придется пойти туда, обливало холодной жутью. Воображение живо рисовало, как с наступлением темноты убитые начинают шевелиться, подниматься, оглядываться вокруг… В их мертвых глазах горят тусклые синеватые отблески… Как он пойдет между ними, равно ненавидимый и презираемый каждым, каждым из тех, кто нашел смерть на поле битвы? И что ждет его в конце пути? Гримкель отлично понимал, чем рискует, но не видел другого выхода. А безвыходность даже последнего труса сделает храбрым, заставит идти туда, куда не хочется.

Костры за Пестрой долиной были видны еще с вершины. Спускаясь, Гримкель решился зажечь факел: за перевалом фьялли уже не могли его увидеть, а идти через мертвое поле без огня – немыслимо. Так и жди, что снизу схватят за ногу… В бликах дрожащего огня казалось, что по мертвым телам перебегает неуловимое движение, что каждый из убитых только что шевелился, силился встать и замер, застигнутый светом, затаился, выжидая…

Добравшись до конца поля, Гримкель конунг был бледен, как березовая кора. Ручьи пота заливали лицо, зубы щелкали, борода дрожала, и даже в животе ощущался опасный холодок, грозящий постыдными последствиями. Знали бы несчастные квитты, какие муки терпит ради них их конунг!

Костры квиттинского стана были ясно видны, когда глухой голос из-за дерева резко спросил:

– Кто тут?

Еще полный впечатлений мертвого поля, Гримкель сильно вздрогнул и остановился. Сердце сжалось, вдох оборвался.

Между двумя соснами смутно виднелась человеческая фигура, и собственный факел Гримкеля бросал блики на клинок нацеленного на него копья.

– Мы с миром! – поспешно отозвался один из хирдманов, сообразив, что они наткнулись на дозор.

– Кто вы такие? – спросил суровый юный голос с другой стороны. Он показался Гримкелю смутно знакомым. – Откуда вы?

– Мы от Гримкеля, конунга квиттов, – сказал хирдман. Нацеленные в их сторону острия двух копий советовали остановиться в трех шагах, и они послушно замерли. – Гримкель конунг прислал нас поговорить с Ингвидом ярлом. Проведите нас к нему.

– А это кто? – Второй дозорный указал концом копья на молчавшего Гримкеля. Лицо конунга прикрывал капюшон плаща, но на виду была весьма знакомая черная борода. – Уж не сам ли Гримкель конунг? Или его дух-двойник? В таком случае, плохи его дела![16]

Презрение в голосе дозорного задело Гримкеля. Помедлив, он сбросил капюшон и устремил на того укоризненный взгляд. Теперь он тоже его узнал.

– Не тебе, Сигурд сын Сигмунда, упрекать меня! – с укором произнес Гримкель. – Не так давно я принимал тебя в гостях на Остром мысу и ничем тебя не обидел. Не сделал ничего такого, что могло бы оправдать твое… поведение.

Он не посмел прямо назвать Сигурда предателем, но парень почувствовал себя задетым.

– Я не клялся тебе в верности! – с дерзкой надменностью ответил он. – Да и кто пойдет за таким трусом, как ты! Зачем ты прибежал? Не понравилось играть с фьяллями? Чего ты хочешь?

– Отведите меня к Ингвиду ярлу, – смиренно попросил Гримкель, не замечая оскорблений. – Я расскажу ему, с чем я пришел.

Подозвав людей, Сигурд с товарищем поручили им ночных гостей. Прослышав о таком госте, к костру Ингвида подошел и Вигмар Лисица. Он не вынес из жестокой битвы ни одной царапины, хотя его рыжие косы и его золоченое копье неизменно мелькали в самой гуще схватки. И, как говорится, никто не ждал ран там, где он находился[17].

Увидев Гримкеля, который лишь сегодня утром бранил их перед началом битвы, Вигмар негромко просвистел. Ингвид Синеглазый, напротив, не слишком удивился: он знал Гримкеля лучше и ждал чего-то в таком роде.

– Ты, конечно, понимаешь, родич, зачем я к тебе пришел, – начал Гримкель, усевшись и очень кстати вспомнив об их родстве. Что Ингвид сегодня при всех от этого родства отрекся, как-то не всплыло в его памяти.

Южный Ярл кивнул, с внимательным ожиданием глядя на гостя. Вигмар уселся на землю прямо напротив Гримкеля и с выразительным детским любопытством рассматривал «великого героя». Гримкель воспринимал его взгляд как издевательство и старался обращаться только к Ингвиду. Жесткое лицо и желтые глаза Вигмара казались ему нечеловеческими, а с троллями лучше не связываться! О боги Асгарда! В какую разбойничью ватагу вы завели конунга квиттов, с какими разбойниками и убийцами заставили говорить!

– Боги ясно показали, что больше не даруют удачи фьяллям, – продолжал Гримкель, подавив вздох о своей тяжелой участи и стараясь казаться бодрым. – И любой умный человек поймет, что пришла пора квиттам объединить свои усилия, чтобы избавиться от ненавистного врага и отплатить за все обиды. Может быть, мы раньше не понимали друг друга и ссорились, но… э, ты понимаешь, Ингвид ярл, как умный и благородный человек, что надо позабыть прежнюю вражду. Сейчас наилучший случай вернуть державе квиттов ее былую силу…

На этом месте Вигмар Лисица выразительно хмыкнул, и Гримкель поправился:

– Ну, хотя бы предотвратить ее дальнейшее разорение и развал. Сейчас фьялли изранены, обессилены и потеряли много людей. Хродмар Рябой убит, а без него фьялли не верят в свою удачу. Они думают только о том, как бы унести ноги. Их нельзя упускать! Нам нужно ударить на них вместе, с разных сторон. И с ними будет покончено! Кончится эта злосчастная война, и квитты заживут по-прежнему вольно и мирно… И выберут нового конунга из тех, кто им покажется достойным.

С этими словами он выразительно посмотрел на Ингвида.

– Значит, ты предлагаешь нам союз против твоих вчерашних друзей фьяллей? – спросил Ингвид, пропустив намек мимо ушей.