На день погребения моего - Томас Пинчон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стрэй обнаружила, что палаточный городок насчитывает, наверное, 150 палаток, в которых живут девятьсот человек, в основном — семьи, кроме соседей-бобылей вроде Греков, которые были склонны держаться особняком и говорить на своем языке. Как раз выехала семья, так что Стрэй въехала. До наступления ночи она уже сидела у постели страдавшей лихорадкой востроносой девочки-черногорки примерно трех лет, пытаясь покормить ее супом.
— Утром они с соседкой Сабиной несли постельные принадлежности в палатку через дорогу. Она посмотрела на возвышение и увидела орудийные окопы во всех направлениях.
— Не нравится мне это, — пробормотала она. — Черт, тут сектор обстрела открыт настежь.
— Никто в нас пока не стрелял, — отозвалась Сабина, всегда готовая к тому, что стрелять начнут.
Не то чтобы Стрэй когда-нибудь считала себя заговоренной. Когда она выходила при хорошем освещении, пули свистели рядом, не касаясь ее, она привыкла к подпрыгивающим кускам болота и маленьким взрывам вокруг, рассеивающемуся рокоту отскакивающих боеприпасов. Сначала она так нервничала, что бросала то, что несла, и бежала в убежище. Зима продолжалась, она привыкла по возможности крестить прогалины руками, в которых несла лопаты для расчистки снега, одеяла, живых цыплят, возможно, полтора галлона горячего кофе в жестяном кофейнике, который сохранял равновесие на ее голове, не проливалось ни капли. Иногда она была почти уверена: снайперы на возвышенности просто с ней играют. Она узнавала тех, кто с нею флиртовал, по выстрелам в молоко.
Когда в один прекрасный день она вернулась из одного из таких путешествий, угадайте, кого она встретила.
— Привет, мама.
— Как, черт возьми, ты здесь оказалась?
— Колорадо и южнее. Не волнуйся, мне это не стоило ни цента. Я тоже рада тебя видеть, мама.
— И Джесс, это безумие. Ты должна быть не здесь, а рядом с Уиллоу и Холтом.
— Там особо нечего делать. Все мои крупные дела с Холтом, Паско и Паловерде закончены задолго до того, как выпал первый снег.
— Здесь опасно.
— Значит, еще одна причина для того, чтобы кто-то прикрыл твою спину.
— Ты — совсем как твой отец. Чертов продавец шарлатанских зелий. Никогда не удавалось никого из вас уговорить, — она посмотрела в его лицо, она находила в нем всё больше своего по мере его взросления, когда у нее была такая возможность. — Не пойми меня превратно, ты — вовсе не его плевок, ничего такого, во всяком случае — не всё время, но так часто...
Прожекторы Компании, установленные на башнях, начали освещать палатки всю ночь напролет.
— Мама, это доводит меня до безумия. Я не могу спать.
— Ты всегда ненавидела темноту.
— Я была маленьким ребенком.
Из-за милиции Колорадо у освещения фактически была дурная слава. Военная мудрость гласила: если направить прожектор на врагов, это позволит вам их видеть, а их ослепит, благодаря чему вы получите неоценимое преимущество, тактическое и психологическое. Той ужасной зимой в палатках темноты жаждали так же, как тепла или тишины. Многим это казалось формой милосердия.
В конце концов, однажды ночью Джесс взял свои часы с репетиром и пошел на разведку.
— Только посмотрю, — вот что он сказал матери, которая, бог знает почему, довольно часто использовала эту фразу.
Иногда после полуночи Стрэй, привыкшей спать при всех видах шума, снилось, что она слышит вдали треск одинокого оружейного выстрела, и она просыпалась в благословенной темноте. Немного позже Джесс вошел на цыпочках и аккуратно свернулся калачиком рядом с ней, они оба притворились, что она спит. Она учила его никогда не требовать похвалы, если он может без нее обойтись, что не помешало на следующий день расхаживать с торжествующей улыбкой — это напомнило ей Рифа, который улыбался так же, когда думал, что ему удалось смошенничать и остаться безнаказанным.
В ту зиму все ели рагу из кролика. Ряды забастовщиков насчитывали примерно двадцать тысяч мужчин, женщин и детей. Ветер занял и завладел угольнокаменным бассейном Тринидада, холод усиливался.
Никто не помнил бурь хуже тех, что были в начале декабря. Попадались сугробы высотой четыре фута. Палатки падали под весом снега. Где-то в середине месяца начали появляться штрейкбрехеры, приезжали в фургонах для перевозки скота аж из Питтсбурга, Пенсильвания, хотя многие были из Мексики, всю дорогу от границы их сопровождали Гвардейцы, обещавшие всё, не говорившие ничего.
— Как тогда в Крипл-Крик, — заметили те, кто помнил.
Тогда, десять лет назад, штрейкбрехерами были Славяне и Итальянцы, некоторые из них остались и присоединились к Профсоюзу, а сейчас принимали участие в забастовке.
— И хотя, конечно, надлежит разбить голову любому Мексиканцу, пребывающему в слепом невежестве, привезенному сюда, чтобы украсть вашу работу, — проповедовал преподобный Мосс Гэтлин, который никогда не отказывался от хорошей драки и приехал сюда сразу же после объявления забастовки, — каким в высшей степени практичным в долгосрочной перспективе является Христианское долготерпение, если с его помощью мы сможем чему-то научить тупых штрейкбрехеров, как в ваши головы, разбитые в Крипл-Крик и Сан-Хуане, мы вобьем в их головы урок: работа, как бы она ни была получена, священна, даже работа штрейкбрехера, поскольку она предполагает нерушимое обязательство в дальнейшем сопротивляться силам собственничества и зла с помощью любых средств, которые вам доступны.
Как в былые времена, он хромал на поле битвы с тростью, заваливаясь на один бок, регулярно проводил воскресные службы возле палаток и читал полуночные проповеди в дружественных салунах.
В январе настроение милиции вдруг резко ухудшилось, словно кто-то знал, что надвигается. Женщин насиловали, детей, которые дразнили солдат, хватали и били. Любого горняка, пойманного на открытой местности, могли обвинить в бродяжничестве, арестовать, подвергнуть физическому насилию, а то и похуже. В Тринидаде национальная конная милиция атаковала толпу женщин, которые шли маршем в поддержку забастовки. Нескольких девушек порубили шашками. Некоторых отправили в тюрьму. По милости Господа или благодаря слепой удаче никого не убили.
Однажды Джесс вернулся в палатку в странной отчужденной экзальтации, его мать это не обрадовало, поскольку напоминало слишком многих безумных виртуозов стрельбы из ее прошлого, думавших, что поразили окончательную цель.
