Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅) - Автор неизвестен

– Сколько тебе лет? — спросил Жэнь.

– Я родился в год лошади[5]. Мне только что исполнилось двадцать четыре.

Перед настоятелем в самом деле был смышленый и расторопный малый, которому он дал монашенское имя Чэнь Цзуннэй. Дело в том, что старшего ученика звали Цзинь Цзунмин, второго — Сюй Цзуншунь, Чэня поэтому назвали Цзунмэй[6]. Ван Сюань велел внести подарки, и настоятель их принял. Служка зажег фонари. Накрыли стол. Сперва подали рис, потом вино и всевозможные закуски. Стол ломился от яств. Были тут куры и свиные ножки, гуси и утки, рыба, креветки и прочая снедь. Старец пил немного, но настоятель и его ученики по очереди подносили ему чарки. Вскоре Ван отказался от вина и, выйдя из-за стола, направился в отведенную ему опочивальню

На другой день рано утром служка принес ему таз воды. Едва он успел умыться и причесаться, как настоятель подал чаю, а немного погодя накрыл стол и опять начали угощать вином. Лошадь Вана тоже получила щедрую порцию сена. Наградили и отпустили носильщиков.

Перед отбытием Ван Сюань позвал Цзинцзи.

– Будь прилежен и старайся, — наказывал он. — Изучай священное писание и внимай поучениям отца наставника. А я буду наведываться, одежду к каждому сезону тебе привозить. — Старец обернулся к Жэню и продолжал. — А вы наказывайте его всякий раз, как перестанет слушать ваши наставления. Нерадивого ученика баловать нечего. — Ван отвел Цзинцзи в сторонку и предупредил. — Давай у меня начни новую жизнь, встань на путь праведный. К делу приобщись. А будешь еще куролесить, на меня больше не надейся!

– Даю вам слово, батюшка! — заверил его Цзинцзи.

Ван Сюань простился с настоятелем и, выйдя за ворота, отбыл верхом домой.

Так Чэнь Цзинцзи стал послушником даоса в обители преподобного Яня. Настоятель Жэнь был уже в годах. Тучный мужчина со щетинистой бородой и багровым носом, он был любитель выпить и мастак болтать, обладал зычным и раскатистым голосом. Главное его занятие состояло в приемах да проводах паломников и посетителей. Все же дела обители и большие и малые, он передал своему старшему послушнику Цзинь Цзунмину.

Как раз в то время открылся Его Императорского Величества канал, и два построенных в Линьцине шлюза помогли упорядочить орошение полей. К пристани то и дело прибывали казенные и частные корабли. И всякий почитал за долг посетить обитель преподобного Яня. Тут молились об удаче и счастье, исполняли обеты, интересовались судьбой или просто раздавали милостыню. Одни жертвовали обители серебро и рис, другие — благовония, масло, бумажные деньги и свечи, третьи — сосновые жерди и тростниковые циновки. Так обитель оказалась заваленной излишним товаром. Настоятель Жэнь направил послушников на пристань, где и была открыта лавка. Вся выручка от продажи шла в настоятелеву мошну.

Старший послушник Цзинь Цзунмин, непутевый малый лет тридцати с небольшим, был завзятый пьяница и волокита. Целыми днями пропадал он в теремах певичек или наслаждался с откупленными красотками, а кроме того держал при себе двоих совсем еще юных служек, с которыми делил ложе. Со временем они ему надоели. Он стал приглядываться к Цзинцзи, у которого в обрамлении алых губ сверкали белизною зубы, а розовое лицо казалось напудренным. Бойкий и смышленый Цзинцзи бросал в сторону старшего послушника многозначительные взгляды, и Цзинмин заманил его к себе в спальню.

С вечера Цзинмин пригласил Цзинцзи выпить и угощал до самой полночи, пока тот не опьянел. Они легли на одну кровать, сначала головами в разные стороны, но потом Цзинмин дал понять, что ему неохота нюхать вонючие ноги Цзинцзи, и велел ему лечь на подушку рядом. Лицом к лицу они пролежали недолго. Цзунмин заявил, что у Цзинцзи изо рта дурно пахнет, и заставил его отвернуться. Теперь Цзинцзи своим задом упирался прямо Цзунмину в живот.

Цзинцзи сделал вид, будто спит, а Цзунмин тем временем приготовился к нападению с тылу. Причиндал у него напрягся и выпрямился, как палка. Слегка смазав его сверху слюной, Цзинмин запустил в задние ворота только головку. Чэнь Цзинцзи, надобно сказать, еще в ночлежке приходилось отражать такого рода нападения, которым подвергал его бродяга Хоу Линь, по прозвищу Взмывший к Небу, поэтому он принял вызов, распустил очко, и тот самый предмет незаметно двинулся вперед. Цзинцзи молчал, а про себя думал: «Эта схватка ему дорого обойдется. Больно он легко думает от меня отделаться. Да за кого он меня принимает! Но я ему подстрою! Он у меня полакомится! За все сдеру!» Тут Цзинцзи взял да нарочно вскрикнул. Цзинмин, испугавшись, что их услышит отец настоятель, тут же закрыл ему рот рукой.

– Тише, братец! — просил он. — Не кричи, дорогой, умоляю! Сделаю все, что ты захочешь.

– Раз такое дело, — говорил Цзинцзи, — я промолчу. Но ты должен исполнить три моих желания.

– Дорогой брат! Не три, все десять исполню.

– Раз ты этого хочешь, — начал Цзинцзи, — то, во-первых, не разрешаю тебе больше спать с теми служками. Во-вторых, ты отдашь мне ключи от всех дверей обители, и, в-третьих, не будешь меня удерживать, куда бы я ни пошел. Тогда я позволю тебе то, чего ты домогаешься.

– Об этом не беспокойся! — заверил его Цзунмин. — Будет по-твоему.

Всю ночь до рассвета провели они в единоборстве. Таким делам Чэнь Цзинцзи был обучен еще сызмальства. Чего он только не знал! В ту же ночь они на ложе дали друг другу нерушимую клятву быть вместе. Они нежно шептались и щупались, лизали и сосали. Цзинь Цзунмин был наверху блаженства. А на другой день он и в самом деле передал Цзинцзи все ключи, бросил обоих своих служек и стал ночевать на одной кровати с Цзинцзи. Так день за днем шло время.

Как-то настоятель Жэнь с обоими послушниками отбыл служить молебен, а Цзинцзи оставил сторожить обитель. Хотя старец Ван и заверил настоятеля в честности Цзинцзи, тот все же не мог отделаться от подозрений. Вот он и решил испытать нового послушника.

– Оставайся в обители и смотри в оба! — наказывал ему Жэнь перед отбытием. — Должен сказать, что там сзади в курятнике я держу не кур. Они только по виду куры, а на самом деле фениксы. Когда будет завершен мой монашеский подвиг на земле, они вознесут меня на небо, где я предстану пред ликом самого Нефритового Владыки. А в покоях у меня стоят корчаги с отравой. За провинности я не бью послушников, а даю им этой отравы, и они отходят. Так что смотри как следует. А мы вернемся к полуденной трапезе. Я тебе оставляю сладостей. Закуси, как проголодаешься.

С этими словами настоятель и послушники отбыли. Цзинцзи запер за ними ворота и расхохотался.

– Будто я глупыш несмышленый, не понимаю! — говорил он. — Нет, меня не проведешь! Корчаги с отравой?! Да в них рисовая водка! На кур показывает, а уверяет, будто фениксы, на них в небо воспарит!

Чэнь Цзинцзи выбрал курицу, какая пожирнее, свернул ей шею, общипал и в кипящий котел, потом почерпнул из корчаги кувшин водки и поставил на огонь подогревать. Немного погодя он разодрал курицу руками и, макая в уксус, с чесноком принялся уплетать за обе щеки к великому своему удовольствию. После сытной трапезы он прочитал четверостишие:

Бадейку винца зачерпнул —И месяц сквозь дымку блеснул.Мясистую курочку съел —И облачный слой поредел.

Не успел он доесть курицу, как послышался стук в дверь. Воротился настоятель. Цзинцзи наспех собрал посуду и побежал открывать.

– Что с тобой? — спросил раскрасневшегося Чэня настоятель.

Цзинцзи, опустив голову, молчал.

– Что же ты молчишь? — допытывался Жэнь.

– Позвольте вам доложить, отец наставник, — обратился Цзинцзи. — После вашего ухода улетел феникс. Отчего — ума не приложу. Всю обитель обыскал — нет. Я испугался. Отец наставник, думаю, бить будет. За нож было взялся — горло хотел перерезать, да больно будет, хотел повеситься, а вдруг веревка лопнет — упадешь и расшибешься. Решил в колодец броситься, да колодец узкий оказался. Вдруг голова не пролезет — застрянешь еще. Все перебрал. Некуда деваться! Тут вспомнил: отец наставник про отраву в корчагах наказывал. Выпил чашку, выпил другую …

– Ну и как? — осведомился Жэнь

– Да как! До сих пор ни жив ни мертв. Как пьяный хожу.

Выслушал его рассказ наставник и послушники и рассмеялись.

– Да, честный он малый, простодушный! — заключил настоятель и приобрел ему ставленую грамоту монаха.

Отныне Цзинцзи не знал в обители запретов.

Да, так уж повелось, что

Правда — товар неходкий,хоть как его разложи;А ложь нарасхват раскупят,держи хоть три воза лжи.

Чэнь Цзинцзи частенько, набив мошну, наведывался на пристань немного поразвлечься. От побирушки Чэня Третьего он узнал, что после смерти матери Фэн Цзиньбао продали в дом Чжэнов и теперь зовут Чжэн Цзиньбао.

– Она вон в том большом кабаке, — говорил побирушка. — Пошел бы, навестил ее.

У Цзинцзи не охладела прежняя любовь, и он вместе с Чэнем Третьим отправился в кабачок у пристани. Лучше бы ему туда не ходить. Да, раз он пошел, то