Инструктор-попаданка в мужской военной академии (СИ) - Наташа Фаолини

Глава 23

Я ходила по комнате туда-назад и не знала, куда деть волнение, что фонтанировало из меня во все стороны. Ногти сгрызла уже давно, хотя в прошлой жизни, как мастер маникюра, не могла прожить без красивых ноготочков. Все-таки портит меня этот мир.

Мысли были разные, но, в основном, противоположные. Боролось два лагеря. С одной стороны, охрана — это даже хорошо, о моей безопасности позаботились. Времена сложные и очень опасные. Но с другой… Бастиан точно снова подозревает меня. И на кой черт взяла себе в гарем дознавателя, скажите пожалуйста? Одни проблемы от него.

Скорее всего, у охраны две функции — приглядывать за мной, если все же я окажусь убийцей. И заодно охранять, если невиновна.

Но у меня есть зацепка, нужно срочно к Питеру! Старая ты галоша, всегда маячил перед глазами, а как стал нужен — нос не показываешь.

Я скосила глаза на окно. Кажется, со стороны двора академии меня никто не сторожил, но проблема в том, что створка не открывается, а если разбить — сюда тут же вбегут, выломав дверь. И тогда сбежать уже точно не получится. Охранять будут уже как потенциальную рецидивистку.

В коридоре послышалась возня и какие-то переругивания. Стоило открыть дверь, как столкнулась взглядом с рассерженным и пьяным Гаюсом, что грозился ботинком избить моих охранников. И, кажется, один из них уже получил подошвой по лицу, потому что держался за щеку и пытался испепелить судью взглядом.

Гаюс выглядел несколько взбудораженным. Даже больше, чем обычно. Со сверкающими глазами, растрепанными волосами и пятном от красного соуса на мантии.

— Урсула, что это за произвол?! Мужа… почти… не пускают!

— Пропустите его, — тяжело вздохнула я, открывая дверь шире.

— Велено никого не пускать. Это для вашей же безопасности.

— Так я что, в заложника и мне даже друзей видеть не положено?

Гаюс зарделся, а один из гвардейцев сдался:

— Только быстро, если кто-то узнает — нам влетит. И если что-то случится — кричите, мы тут же среагируем.

Судья прошмыгнул в комнатку с сияющими глазами, улыбаясь во все тридцать два и захлопнул дверь с ехидным смешком. После того пошатнулся, чуть не упал, схватился за дверной косяк и громко икнул.

— Вы с Персилем налакались?

— Откуда ты знаешь?! — вытаращился на меня Гаюс, а потом махнул рукой, — а, ты все знаешь, я вот что принес, — пожилой мужчина подмигнул и достал из-под хламиды полупустую бутыль с алкоголем и пошел к столу, слегка пошатываясь.

Я не знала, радоваться такому повороту событий или выгонять визитера, пока не обляпал вином ковер.

— А у тебя шо, и стопок нет? — спросил Гаюс, едва ворочая языком, да с такой интонацией, словно неприятно удивлен до глубины души.

— Мне кажется, тебе уже хватит, дружище. Отправляйся к себе.

— Я сам решу, когда хватит! — разбушевался судья, махая бутылкой во все стороны, — я может только жить нормально начал!

Мужчина запрыгнул на кровать, еще с минуту укоризненно на меня посмотрел, прикрыл глаза и захрапел, да так, что стены затряслись, а бутылка с красной жидкостью опрокинулась и пролилась на ковер с тихими булькающими звуками.

Я тяжело вздохнула и прикрыла на несколько секунд глаза, отсчитывая до десяти, чтобы успокоиться.

И меня осенило!

Подойдя к спящему, примерилась глазом и стала стягивать с мужчины одежду, начиная с добротных ботинок из крокодиловой кожи. Мантия у судьи была приятной и на вид, и на ощупь. Бархатной и блестящей, с крепкими застежками и тесемками. На вид явно дорогая, точно шилась именитым столичным мастером для самого Гаюса.

Оставив судью в одних трусах, поморщилась и накрыла храпящее тело одеялом. Гаюс заворочался, обнял подушку и закинул на нее ногу, сладко бормоча себе что-то под нос.

Переодевалась быстро, но без энтузиазма — от одежды немного воняло старым потом, а из ботинок — чем-то кислым и неприятным. Чего только не сделаешь, для спасения собственной задницы. Любишь кататься — люби и саночки возить.

Из зеркала на меня смотрел оборванный сорванец с вокзальной столичной площади. Как все-таки одежда может поменять восприятие человеческого образа. Широкая мантия висела на теле несуразно и была в разы больше моей повседневной одежды, издалека я могла показаться привидением, но в целом с Гаюсом можно было спутать. Ну, я очень на это надеялась.

Нахлобучила на лицо непрозрачный капюшон и тихой походкой двинулась к двери, аккуратно отворив скрипучую створку. Из коридора гвардейцы никуда не делись, но выйти не препятствовали. Я смотрела под ноги, поэтому видела только их начищенные сапоги.

Все тихо. Значит, пока ничего не поняли.

Засеменив вперед по коридору, уже почти почувствовала запах свободы, когда один из мужчин окликнул строгим голосом:

— Эй, вы! Остановитесь!

Я замедлилась, задержала дыхание, молясь богам всех миров. Поджилки затряслись, совсем как у маленькой испуганной девочки. Шаги гвардейца затихли ровно у меня за спиной, я почти слышала его дыхание и уже готова была вернуться в комнату и сушить сухари, когда меня несколько раз похлопали по спине.

— Подождите, вытру, плащ чем-то испачкали. Все. Идите.

Я быстро кивнула, издала звук по типу «мгмгм» и окрыленная припустила вперед, не веря собственному счастью.

Тем временем из моей коморки послышался оглушительный храп, как гром в летний день, который, наверное, было слышно и в самых укромных уголках академии.

Последнее что услышала перед тем, как скрыться за поворотом — смешок гвардейца.

— Во рина Урсула исполняет, а говорят, что женщины во сне звуков не издают.

Путь к кабинету Питера много времени не занял. Дорога туда уже была выкорчевана в памяти, но все равно передвигаться по безлюдным коридорам было мягко говоря некомфортно. Того и глядишь, маньячка с бензопилой выскочит поздороваться.

Стучаться не стала, тем и удивительнее оказалось то, что дверь была открыта. Я проскользнула внутрь и застыла, пытаясь дать оценку масштабам бедствия.

Питер был в кабинете. К сожалению, или счастью. Его стол был уставлен опустевшими бутылками из-под дорогого коньяка, а рядом с рукой, закинутой на испачканную стопку бумаг, стоял снифтер — стакан для коньяка, с тающими кусочками льда внутри.

На полу хаотично валялись другие листики, словно их в порыве гнева одним махом скинули на ковер и прошлись сверху подошвами ботинок. Одна из штор была наполовину сдернута с карниза и, кажется, комната давно не проветривалась. А еще на полу у стеллажей валялся разбитый графин и ковер был мокрым от пролившейся воды.

Здесь что, ураган прошелся?

Сам