Любовь в твоих глазах (СИ) - Ти Эллин

Я понимаю, что ей неудобно и не буду заставлять ее чувствовать дискомфорт. У меня в голове до сих пор та картина, когда ее Рус зажимал, а она отпиралась в подворотне. Тема всякой близости для нее явно болезненная, а я, повторюсь, больно делать ей не хочу.

— Забей, мелкая, заживет само.

— Да сейчас же! — говорит, глядя на меня как на идиота. Пальцем у виска разве что не крутит. — Снимай штаны.

— Так сразу? — пытаюсь увильнуть от этого как-то. Неудобство Ани не единственная проблема. Есть вторая: я сдохну от стояка если она меня там потрогает. — До свадьбы?

— Дамир, я не шучу! Раны нужно обработать, это серьезно. Давай, — сама же краснеет, но не отступает. Нереальная вообще.

Стягиваю штаны до колена и в следующие несколько минут, что она надо мной издевается, сдыхаю.

У нее либо хреновое зрение, либо она от сосредоточенности так делает, но она наклоняется очень близко во время процесса. Я заметил это еще когда она сырники готовила, но значения не придал. И если с плечом мне было почти нормально, с животом чуть хуже, но в целом терпимо, то тут… Это ахуеть можно. У меня нет других слов. Мне кажется что пульс под триста шкалит во время этой пытки, просто адской пытки!

Уверен, она видит мой стояк, уверен, это смущает ее до предела. В какой-то момент мне по-идиотски хочется за него оправдаться, но молчу, чтобы не акцентировать на этом внимание, раз она сама молчит.

Хер знает, как я продержусь с ней… Хорошо что в гипсе только одна рука, походу, мне частенько придется представлять Аню в душе.

— Вот теперь готово, одевайся, — говорит она с напряженной улыбкой и встает, чтобы сложить лекарства обратно в коробку Что такое? Почему напряжена? Я опять сделал что-то не так и всё испортил?

У Ани падает из рук пластырь, она очень странно себя ведет, а когда наклоняется за упавшей вещью хер пойми вообще каким чудом ударяется об стол запястьем. Я даже не успеваю уследить этот момент как она уже скулит и оставляет на своей руке крошечные поцелуи.

— Ты что делаешь?

— Мама всегда целовало, чтобы прошло, привычка осталась, — говорит она чуть не плача. Походу, больно ударилась.

И вот я мозгом-то понимаю что поцелуи точно никак боль не излечат, а тело опять мои мысли не слушает и делает все как ему вздумается.

Через секунду я целую запястье у Ани, осторожно и медленно, ловя себя на мысли, что никогда и ни для кого такого не делал. Она ломает меня, или наоборот исцеляет, я уже сам не понимаю, как это назвать правильно.

Спустя минуту она сидит около меня на кровати и мы целуемся еще жарче чем утром в прихожей.

Я всё еще не натянул штаны обратно, а Аня так и не собрала все лекарства в коробку.

Бля, как я её хочу. Это невыносимо. Сделать всё, что умею и научиться новому вместе с ней. Меня никогда так не крыло, я принял эти чувства с трудом, а теперь не знаю куда их деть, их слишком много, а вылить на Аню все сразу не могу: это будет перебор для нее пока.

— Дамир… — тихо скулит красавица мне в рот и я жмурюсь сильнее, стараясь не сдохнуть.

Сам не понимаю как, и кто из нас выступает инициатором, но в следующую секунду я возвращаюсь в сознание когда мы оба лежим на кровати и я немного нависаю над Аней, опираясь на локоть той руки, что в гипсе. Очень удобно, кстати.

Мне хочется сорвать с неё все тряпки, что сам ей и дал, хочется облизать всю с ног до головы, сделать столько всего… Но торможу, позволяя себе только бешеные поцелуи, но даже от них моя девочка задыхается.

— Жарко, хочу снять… — слышу я сквозь пелену возбуждения и в следующую секунду Аня скидывает мою толстовку, оставаясь… — Господи, я забыла, что я без майки! — она краснеет и бледнеет и хочет сбежать от неловкости, но я ее не пускаю. Она прикрывается руками, вся дрожит, но страха в ее глазах нет. Маленькая тоже возбудилась, раз настолько потеряла голову?

— Убери руки, — хриплю я в полубреду, то ли умоляя, то ли приказывая. — Я не сделаю ничего без твоего согласия.

— Я знаю… — шепчет доверчиво и, зажмурившись, опускает руки…

Глава 34. Дамир, Аня

У меня никогда такого не было. Чтобы прям вот так жестко. Когда и губы дрожат, и руки не слушаются, и сердце на разрыв просто из грудной клетки.

Я никогда и никого не чувствовал так остро. Я еще никогда никого не хотел настолько сильно.

Аня руки убирает, доверяет мне, а я дохну, глохну, слепну сразу. Только чувствую. Чувствую ее мурашки по животу и рукам, тяжелое дыхание и бешеный пульс. Оба сердца сейчас к чертям просто вылетят.

Аня не закрывается, отчего я еще сильнее схожу с ума. Лежит подо мной, дышит с трудом и смотрит из-под опущенных ресниц. Ждет, что я буду делать, но при этом ничего не запрещает. Не останавливает, хотя я уверен, дискомфорт или страх она бы не стала терпеть.

Опускаю голову и касаюсь губами ключицы. Аня вдыхает резко от прикосновения и замирает, всё еще не отталкивая.

Я сдохну от возбуждения, но не трону ее и пальцем, если она не захочет и не позволит. Но пока она позволяет, и я целую дальше, нагло продолжая прощупывать границы.

Аня

Мне кажется, что я умерла. Ну или точно умру в эту самую секунду. Я с трудом соображаю что происходит, только чувствую, как меня колотит и как оставляет отметины на моих ключицах и шее Дамир.

Я лежу под ним с оголенным верхом, тяжесть его тела немного перекрывает кислород, в голове пустота, а внизу живота бушует настоящий ураган. Дамир касается кожи губами очень медленно и аккуратно, но я вздрагиваю от каждого контакта, словно он бьет меня током, так остро всё чувствую.

Перед каждым движением он притормаживает и бросает на меня секундный взгляд, прощупывая границы. А я не могу его останавливать. Я не… я не хочу этого делать. Я позволяю себе пару секунд подумать о том, что мне странно не страшно. Сколько раз Руслан просто намекал на близость и я убегала в панике от него, то тут, я ближе чем с кем-либо, но мне не страшно.

Мне, чёрт возьми, так хорошо, что с губ срываются тихие вздохи.

— Бля, как ты стонешь, — хрипло шепчет Дамир, прикусывая кожу на груди. Дрожу, забываю нормально дышать и схожу с ума от количества чувств и эмоций, бушующих внутри.

Снова отключаюсь, умирая от горячих губ, не протестую против движений Дамира, только отзываюсь тихими стонами и тяжелым дыханием.

А потом резко прихожу в себя, когда его губы смыкаются у меня на груди.

Боже! Это слишком остро, я не выживу в этой гонке, я не…

Дамир

Она не сопротивляется и так сладко стонет, что у меня срывает все стоп-краны. Накрываю ртом один сосок, облизываю и чуть не кончаю от вкуса и наслаждения.

Аня стонет громче, срывает мне башню окончательно, но всё еще не тормозит. Кладет ладошку на затылок, пытаясь схватиться за короткие волосы, пока я жадно целую, облизываю и кусаю манящую грудь.

Не могу оторваться. Это какое-то безумие. Губы словно приклеило к ее коже, скольжу ниже к ребрам и возвращаюсь к шее, снова впечатываясь в губы.

Аня отвечает с еще большим рвением, отчего мне окончательно срывает башню. Малышка возбуждена, обнимает меня руками за спину, шею, гладит по затылку и сжимает мне ногу своими бедрами, вряд ли вообще отдавая отчет этому действию.

Она целует сладко, кусает губы и награждает очередной порцией стонов, которые я жадно сжираю, обещая себе что никто кроме меня эти звуки слышать не будет.

Наглею и свободной рукой накрываю грудь Ани, сжимаю аккуратно, боясь от возбуждения причинить боль, играюсь с соском, слыша тихое шипение.

Шипит, точно кошка, и выгибается ко мне навстречу также.

И всё еще не тормозит.

Мне сложно сдерживаться и я немного спускаю сам себе поводок. Она дает зеленый свет, а я слишком в ней утонул, чтобы давать заднюю.

Снова спускаюсь губами по телу: шея, ключицы, грудь, ребра, плоский подрагивающий живот…

Дохожу до резинки трусиков — мои слишком огромные для нее штаны чуть сползли вниз — и прохожусь губами по кромке, ходя по самому лезвию ножа.