Полночный злодей - Элейн Барбьери

Он ждал ответа Бертрана и когда через несколько минут получил его, то испытал безграничное облегчение.

— Я не сомневаюсь, что вы защитите мою сестру даже ценой собственной жизни, как она защищала нас обоих. Если я смогу помочь в этом, то для меня лучшее место здесь, где возможно принести больше всего пользы.

Роган кивнул и оглядел палубу.

— Похоже, остальная команда, как и планировалось, последовала за мной на берег.

— Да, сэр. На борту осталось только шесть самых преданных вам матросов. Можете отдыхать и не сомневайтесь, что они никого не пустят на борт и не дадут увести корабль в ваше отсутствие. К охране мадемуазель Дюбэй эти люди относятся со всей серьезностью.

— А кто первым охранял ее?

— Дермот, сэр.

Дермот… Дермот потерял глаз во время битвы на «Айленд Перл» и часто с горечью вспоминал ту кровопролитную ночь. Он был непоколебимо предан. Вследствие этого, а также потому, что его внешность наводила ужас, он был бесценным охранником прекрасной пленницы.

— А мадемуазель Дюбэй?

— Дермот доложил, что один раз она подходила к двери, но он водворил ее обратно в каюту.

Роган хмыкнул:

— Не сомневаюсь, что мадемуазель Дюбэй не сочла за труд запереть за собой дверь.

— Так доложил Дермот. — Бертран добавил: — Ноги мадемуазель Дюбэй заживают хорошо.

Роган кивнул.

— Она очень обеспокоена и допытывалась, где вы. По-моему, она хочет поговорить с вами.

Роган застыл:

— Хочет поговорить?

— Да.

— Ну что ж… подождет. Нам надо обсудить более важные проблемы, такие, как пути отхода, если в этом возникнет необходимость.

Сделав Бертрану знак следовать за ним, Роган поднялся на капитанский мостик и достал из непромокаемого футляра карты. Осторожно развернув одну из них и глядя на хорошо знакомые линии морских путей, он с удовлетворением повторил про себя:

— Да, она может подождать.

Жан Лафитт внимательно изучал посыльного, с явным беспокойством стоявшего у дверей его крыльца. Посыльный доставил письмо Жерара Пуантро. Худой нервный парень настороженно следил за ним.

Лафитт изобразил на лице радушную улыбку, уверенный по опыту, что беспокойный молодой человек доложит своему влиятельному хозяину о каждой мелочи.

Утонченное лицо Лафитта нервно подергивалось. В прошлом Пуантро сделал достоянием гласности свою позицию, заявив, что он принадлежит к тем немногим новоорлеанским богачам, которые предпочитают не иметь дел с «пиратом Лафиттом».

Возмущение Лафитта не знало предела. Он не был пиратом и никогда не имел таковых намерений. Припомнилось время, когда они с братом Пьером, несколькими годами старше его, оставили службу у Наполеона и через Индию добрались, до Нового Орлеана. Они прибыли сюда в год продажи Луизианы[9], после чего и последовали перемены. Очень скоро они поняли, что непостоянство поставок товаров из метрополии во время французского колониального владычества породило такое явление, как контрабанда, ставшее жизненной необходимостью.

Для него не составило большого труда освоить законы предпринимательского мира, а также сойтись с нужными ему городскими джентльменами-креолами после того, как он открыл магазин металлоизделий на Ройял-стрит. Брат Пьер до сих пор ведет там торговые дела, как бы не замечая контрабандного происхождения привозимой ему продукции.

Жан Лафитт вскоре преуспел: в дополнение к магазину металлоизделий он открыл еще один роскошный магазин модных товаров и наслаждался жизнью в собственном доме на Бурбон-стрит. Появилось много друзей, его стали принимать на ежевечерних собраниях торговцев и землевладельцев в кофейнях и питейных заведениях Нового Орлеана.

Неожиданно дела пошли на спад, и он стал задумываться над тем, что предпринять для нового броска вперед. Именно в этот момент Лафитт заинтересовался деятельностью пиратов и каперов, с которыми и ранее вступал во взаимовыгодные отношения. Когда вышел закон, запрещавший ввоз рабов в Соединенные Штаты, к контрабандной деятельности на Гранде-Терре прибавились новые возможности получения астрономических прибылей, из-за чего беспорядки на острове усилились до состояния открытой войны. Он прекрасно осознавал, что нужна твердая рука, способная предотвратить полное уничтожение торгового государства в заливе Баратария. Он понял, что пришло его время.

Аристократическое лицо Лафитта излучало благополучие, но пиратом он не был. Пираты нападали на любые суда в море, не заботясь о том, какую страну они представляют. Лафитт поставил дело на законную основу. Взяв на себя контроль над Гранде-Терре, он настоял на том, чтобы во время .войны с Испанией капитаны, находившиеся под его командой, получали юридически оформленное каперское свидетельство в Картахене и придерживались подписанного ими документа, грабя только испанские суда.

Испания… инквизиция… В Лафитте медленно закипала ненависть. Он всю жизнь воевал с Испанией и знал, что так будет всегда.

Да, пиратом он не был, но мотивы Пуантро были очевидны для него с самого начала. Губернатор Клейборн высоко оценил финансовую жертву господина Пуантро, отказавшегося от сотрудничества с Лафиттом. Губернатор всячески подчеркивал расположение к своему доброму другу и советнику в течение многих лет, что способствовало росту его престижа, а это для Пуантро было, очевидно, важнее доходов, которые он получил бы, сотрудничая с человеком, обладавшим столь сомнительной репутацией.

Пуантро заботился о престиже, пренебрегая прибылями? Это не похоже на него. Лафитт задумался.

Non, он не доверял Пуантро.

Сведения, которые он получал о ночных похождениях Пуантро в злачных местах Нового Орлеана, содержа при этом на Дофин-стрит очень красивую любовницу, давали основание доверять этому господину еще меньше.

Лафитт пытался угадать содержание письма Пуантро, доставленного к нему в дом нервным посыльным.

Этот человек успел сообщить о том, что весь Новый Орлеан только и говорит о похищении из монастыря дочери Пуантро. Невинная и очень миленькая дочь Пуантро… Хм-м-м…

Совершенно уверенный, что посыльный Пуантро внимательно за ним наблюдает, Лафитт открыл послание и стал читать:

Господин Лафитт!

Я прошу разрешения посетить Вас на Гранде-Терре по чрезвычайно срочному делу.

Я понимаю, что именно губернатор Клейборн является главным препятствием на пути признания законности Вашей деятельности в Новом Орлеане. Я признаю, что мое длительное и тесное сотрудничество с губернатором поставило нас по разные стороны баррикад. Однако я полагаю, что пришло время забыть прошлое, и выражаю уверенность, что наша встреча окажется взаимовыгодной и весьма продуктивной.