Ты против меня (You Against Me) - Дженни Даунхэм

Одна, две, три капли дождя, тяжелые, жирные, разбились о дорожку. Элли теребила кнопку на платье – то расстегивала, то снова застегивала.

– Карин Маккензи не лжет.

По внезапно наступившей тишине и по тому, как мать сжала челюсти, она поняла: та ее слышала.

– Предлагаю тебе очень хорошо подумать, прежде чем говорить что-то еще, Элли.

– Я уже несколько недель это обдумываю. Все мысли только об этом.

Мать очень медленно покачала головой, точно Элли оскорбила ее действием – швырнула в нее палкой, и та застряла в волосах.

– Все будущее Тома поставлено на карту. Не ухудшай и без того сложную ситуацию.

– Но я все время вспоминаю ту ночь, и каждый раз вспоминается все больше, словно куски головоломки встают на место. Я думаю о Карин, о том, как ей плохо и как несправедливо по отношению к ней, если я промолчу, не скажу то, что знаю.

– Несправедливо? – Мать повернулась к ней; в уголках губ у нее были следы от красного вина. – Репутация твоего брата исковеркана. Выпускной год в колледже коту под хвост, от былой его уверенности в себе и следа не осталось. По-твоему, это справедливо? – Ее голос дрожал, глаза расширились от страха. – Сейчас не время для сомнений.

– А мне что прикажешь делать с моими мыслями?

– У тебя был шанс, – зашипела на нее мать. – Тебя допрашивали в полиции, и ты дала показания. Рассказала обо всем, что случилось той ночью.

Не обо всем. Она даже не начинала на самом деле.

– Значит, ты в нем ни на минуту не сомневалась, мам?

Тишина. Многозначительная тишина – такую можно в руке взвесить, как камень, найденный в саду.

– Открой дверь, Элли. -Что?

– В дверь звонят. Барри, наверное.

– Но это важно!

– И что, пусть стоит на пороге? – Губы матери дрожали; она залпом допила остатки вина. – Не хочешь открывать – тогда уходи. И не показывайся мне на глаза, пока не научишься держать себя в руках.

Элли бросилась бежать по траве, дыхание у нее стало горячим и быстрым. Как будто у нее поднялась температура, как тогда, когда она болела тонзиллитом. Может, она и сейчас заболела, и не на шутку, – не только физически, но и эмоционально? Может, это и есть то, что называется нервным срывом, – чувства, которые невозможно контролировать. Она села на скамейку под грецким орехом, борясь со слезами.

У них в школе был мальчик по имени Флинн; однажды его родителей разбудили полицейские в три часа ночи и сказали, что их сын арестован. Нет, должно быть, это какая-то ошибка, он спит в своей постели, ответили те. Но потом проверили, и постель оказалась пуста. Флинн вылез через окно и занимался непотребством. Нашли его с красками для граффити и таким количеством марихуаны, что она явно предназначалась не для личного пользования.

Не знают родители о своих детях ничего.

Никто ничего ни о ком не знает на самом деле. Ее брат вполне может быть насильником.

А Майки – героем.

Дождь зарядил всерьез, разбиваясь о листья у нее над головой. Даже трава, темно-синяя в полусвете, напоминала поверхность реки с зябью от ветра. Элли притянула колени к груди, обхватила их руками, закрыла глаза и постаралась ни о чем не думать.

Через несколько минут из дома вышел Барри:

– Можно с тобой посидеть?

В руках у него был маленький складной зонт ее матери; встав под крону дерева, он его закрыл.

– Мне разрешили курить в доме… как особому гостю… но как-то неудобно. Ничего если я здесь закурю?

Элли кивнула, не в силах вымолвить ни слова от изумления. Барри достал пачку сигарет и «зиппо» из кармана пальто и сел рядом. Закурил, и вместе они стали смотреть на завитки дыма, улетающие в дождь.

Сердце у Элли колотилось, как барабан.

– Я только что говорил с твоей мамой, – сказал он. – Она думает, что нам с тобой стоит провести небольшую беседу по поводу судебного процесса.

Разве ее мать не велела ей помалкивать и не высовываться? А теперь вот подсылает адвоката, чтобы с ней поговорить. Это еще как понимать?

– Мне кажется, важнее всего тебе помнить о том, Элли, что ты в этом деле главный эксперт, – проговорил Барри. – Когда случилось предполагаемое преступление, ты была единственным человеком в доме и уже знаешь ответы на все вопросы, которые тебе могут задать в суде. Неплохо смотреть на вещи с этой позиции, как считаешь?

Она пожала плечами. Ей не хотелось слышать его утешения и слова, что все будет легко и ей надо просто говорить правду. В ее случае это не поможет.

– Хочешь, я расскажу тебе немного о том, как проходит процесс?

Барри выбросил окурок в траву и повернулся, чтобы лучше ее видеть, восприняв ее молчание как согласие. А затем рассказал, что ее показания зачитают в суде, объяснил, как выглядит место для дачи свидетельских показаний и что ей придется все время стоять, рассказал об обвинителе и простейших вопросах, которые он будет задавать: кто был у них дома? в котором часу она легла спать? слышала ли ночью шум? Он говорил, а лицо его тем временем все больше погружалось в тень, потому что небо стало темнее, а ливень усилился. Ей казалось, будто он говорит с ней через аквариум.

– Тебе просто нужно повторить то, что ты уже сказала в полиции, – что ничего подозрительного ты не видела и не слышала. Ничего сложного. Думаешь, сможешь это сделать?

Через окно дома она видела отца на кухне. Он стоял у раковины и смотрел куда-то в сторону, а его губы двигались, как у дикторов, когда выключишь звук телевизора. Мать стояла рядом и гладила его по плечу, словно пытаясь успокоить. Если бы Элли подошла ближе, то увидела бы тревогу в глазах матери, отчаянное желание все исправить. Пусть Барри со всем разберется, наверняка говорит сейчас она. Элли просто перенервничала. Тебе вмешиваться ни к чему.

Мать решила, что обо всем позаботилась и теперь все будет в порядке. Думает, что у Элли временное помрачение, что ей просто надо поговорить с профессионалом и все наладится.

Ей бы только углы сгладить, замести пыль под ковер, склеить осколки.

– Тебе тяжело, – продолжал Барри, – и мы все это понимаем, но очень важно, чтобы ты выручила брата. Никто ему не поможет, кроме тебя.

Он теребил зажигалку, водил ей вверх и вниз по ноге, открывал и захлопывал крышечку. Повернувшись к нему, Элли вдруг почувствовала необыкновенное спокойствие.

– Я сказала Тому, что Карин всего пятнадцать. Барри улыбнулся, чем изрядно ее удивил.

– Так вот что не давало тебе покоя – что Карин еще слишком мала, чтобы дать свое согласие?

На лице Барри появилось знакомое выражение – точно такое бывало у отца, когда он брался объяснить ей некое понятие, слишком сложное, по его мнению, для ее ума.

– Элли, люди часто забывают то, о чем им говорят, особенно если это происходит поздно вечером или они немного выпили. В доме было шумно, играла громкая музыка – не исключено, что он вообще тебя не слышал.

– Слышал, я точно знаю.

– Ну, он об этом совсем не помнит, так что в качестве улики такие показания не годятся.

– То есть давайте сделаем вид, будто я ничего такого не говорила?

– В суде никто тебя всерьез не воспримет, Элли. Из-за этого только подвергнешься допросу с пристрастием со стороны обвинения, а смысл? Том просто скажет, что не помнит, как ты говорила ему об этом. К тому же, если Карин не сумеет доказать, что все произошло без ее желания, разница в возрасте так мала, что не имеет значения.

В его глазах было что-то такое… то, как он смотрел на нее: улыбаясь, но пустым взглядом… Как будто все ее слова мог переиначить в свою пользу. Она вдруг поняла, что ненавидит его.

– Карин была очень пьяна, – заметила она. – Так пьяна, что, когда мальчики отнесли ее наверх, она даже говорить не могла. Вам Том об этом говорил?

Адвокат нахмурился:

– Они ее несли?

– И бросили на кровать Тома.

– Ты имеешь в виду других свидетелей, Фредди и Джеймса?

– Да, их. У Джеймса была палка, та, которой открывают жалюзи, – этой палкой он приподнял ей юбку. Она была совсем никакая, а эти трое стояли вокруг нее, смеялись и фотографировали на мобильник. – Голос Элли звучал громко – дождь не заглушал его, а, наоборот, делал звонче. Ей даже показалось, что, наверное, ее и в доме слышно. – А я им велела оставить ее в покое.

Она физически ощутила, как Барри напрягся. Он наклонился вперед и уставился на траву, словно там, внизу, происходило что-то очень примечательное.

– Потом Фредди и Джеймс пошли домой, но Карин была слишком пьяна и не могла даже пошевелиться, поэтому мы оставили ее на кровати, и Том спустился вниз спать на диване.

Ей хотелось, чтобы Барри отреагировал. Она смотрела на него и всем сердцем желала, чтобы он понял: Карин просто не могла дать согласие на то, что случилось потом. Но вместо этого он повернулся к ней и улыбнулся поджатыми губами.

– Это очень неловкая для меня ситуация, Элли, – сказал он, – поэтому я попрошу тебя больше ничего не говорить. – Он встал, сунув руки в карманы – тень выросла между ней и домом. – Мне ни к чему получать от тебя сведения, способные скомпрометировать твоего брата.