Вкус подчинения - Любовь Попова

но его реакции всегда молниеносные. Будет хуже. Надо просто взять себя в руки, просто сказать правду. Я понимала, да виновата, да солгала. Хочет, чтобы я приняла наказание, хочет, чтобы я приняла боль? Все, что угодно, чтобы еще хоть на одну ночь продлить возможность быть с ним.

Я расскажу, пусть не все, но я расскажу, как оказалась в клубе и стала шлюхой.

Я кивнула и смело подошла к нему в плотную, присела в ногах, и, снимая его дорогие кожаные ботинки, стала рассказывать.

— Жила-была девочка Майя.

Глава 46. Леша

«Она даже не заметила», — подумал он со злостью, вспоминая вечернее платье в котором блистала его девочка и хлыща рядом. Она даже взяла бокал с его подноса, но не взглянула на какой-то там обслуживающий персонал.

Зазналась сука! Забыла где ее истинное место! Его колбасило, накрывало куполом безумия, он жаждал мести.

Весь месяц он тусил дома у Тани, бухал, трахал ее раздолбанный зад и представлял, как будет срывать целочку Майи.

Вот только она не была целочкой, эта тварь не дождалась его, отдавшись какому-то богатею.

Даже стало интересно, что он подумал, когда увидел видео, которое Леша ему прислал. Почему сразу не послал Майю в далекое пешее, почему продолжает водить ее в платье, а не одевает ошейник?

Такие, как она и должны носить ошейники. Она сама об этом мечтала, писала, дрочила. И Леша подарил ей мечту, а она его засадила в тюрьму. Сука.

А еще о любви говорила, о преданности. Вот она, вся ее преданность, главное, чтобы член был упакован получше.

Леша, придя после работы на приеме, не нашел дома Тани, зато знал, что в сотый раз набрав номер телефона квартиры этого хлыща, он наконец услышит голос Майи.

Голос своей девочки.

— Добрый день. Это вас из больницы беспокоят. Пригласите к телефону Майю Солодову.

Глава 47. Майя

— Как ее фамилия, — задает вопрос Давид, когда после всего рассказа, раздев его полностью я стягиваю последний предмет одежды.

— Ты же не собираешься с ней что-то делать? — испуганно говорю я, но внезапно он отстраняется и идет к окну.

Его волосы тут же подсвечиваются синими лампами возле балкона, а в стекле отражается напряженное выражение лица.

А меня все-таки отпустило, легче стало и на лице возникла улыбка. Как на исповеди. Я рассказала про смерть матери, про болезнь сестры, про работу в больнице и про приход Тани, про то, в каком именно свете она выставила ролевые игры.

Я объяснила, почему так шугалась по началу.

— Мне нужно знать, откуда у нее информация, потому что это прямое нарушение соглашения о конфиденциальности со всеми бывшими девушками и клубом в том числе. Есть репутация.

— Я понимаю.

— Не думаю, Майя. Фамилия.

— Воронова, — тихо пробормотала я, и Давид тут же подошел к телефону и сделал два звонка. Один тому самому Макару, другой в агентство, чтобы собрать информацию.

Когда разговор был закончен, он в пару шагов преодолел разделявшее нас расстояние и подтянул меня к себе.

Его руки теперь касались спины, разнося по телу волны расслабленности и напряжения. Я не знала, что будет дальше. Но сейчас, здесь, он был рядом. Ничего другого мне и не надо.

Он отстранился. Посмотрел мне в глаза и победоносно хмыкнул.

— Что?

— Я так и знал, что ты не шлюха.

Мои глаза широко раскрылись и я не смогла сдержать смеха, насколько по мальчишески это было сказано. Словно он только, что отвоевал свою лошадку у другого. Другого. Только о Леше я ничего не сказала.

Тем более, что когда шла речь о почте, видео в разговоре не фигурировало. Мысль, кто мог прислать ему эту мерзость вспыхнула вспышкой в мозгу и тут же растворилась в пламени страсти, когда он прошелся языком от ключицы до уха и обратно. Он не видел ничего, вот и хорошо. Не нужно ему знать обо мне этой грязи.

Его пальцы уже стягивали с меня пальто, потянулись к лямкам и застыли.

— Значит пилон? Серьезно?

— Это. — замялась я. — Было давно.

Он осмотрел меня с ног до головы, забрался руками на волосы и распустил, покрывая плечи темным каскадом.

А потом просто отошел, сел в то же кресло и взял пульт. Нажатие пары кнопок и из невидимых динамиков полилась приятная тягучая мелодия саксофона, со смесью струнного аккомпанемента.

И я понимаю, он дает мне выбор.

Больше нет хозяина и рабыни, есть мужчина и женщина, между которыми нет преград в виде обмана и стыда. Есть только растекающееся патокой желание, желание принадлежать своему мужчине.

Который понял. Который принял, который сделает меня счастливой.

И именно эти мысли я вкладываю в движения своего тела, медленно стягивая с себя одну лямку, другую, обнажая грудь тонкие кружевные трусики.

— Сними все, — хрипло просит он.

Начинаю танцевать, изгибаюсь, поднимаю руки и наслаждаюсь тем, как она ласкает взглядом, буквально облизывает на расстоянии.

Смотрю прямо в глаза и весь остальной мир меркнет, потому что от его жадного взгляда дрожат колени, а от вида его мускулистого тела хочется выть мартовской кошкой.

Соскучилась. Соскучилась по собственным громким стонам, по грубой власти над собой.

Потому что он сдерживался, потому что он имеет представления о приличиях. Он, несмотря на такие наклонности, даже где-то слишком правильный. Всегда пропустит вперед, много денег тратит на благотворительность, никогда не повышает голос, педант до кончиков пальцев.

И даже с Василисой. Он пошел на уступки.

На глаза попадается ремень, и я медленно наклоняюсь к полу, слышу, как шумно втягивает воздух Давид.

— Не вставай, — говорит он и подходит сзади, обволакивает своей энергетикой, и отбирает ремень. — Что тебе сегодня нужно делать?

— Кричать, — отвечаю я, пока он гладит ладонью обнаженную кожу ягодиц, проводит рукой между булочками,