Тайна нефритового голубя - Евгений Константинов

– Да, тот самый Петлюра, – Шурик, болезненно поморщился. – Ты иконку у него отобрал?

– Нет. Но врезал ему пару раз здорово!

– Мужики, – вмешался Лексий, – может, все-таки объясните, что вам так эта иконка далась? Шуренок, давай колись! Но сперва свалим-ка отсюда подальше подобру-поздорову.

Они быстрым шагом направились по темным дорожкам парка к дому Шурика. Насте было велено идти немного впереди, чтобы не подслушивала. Рассказывали по очереди. Сначала Андрей – о том, как похитил из музея злополучную иконку и о чудесах, свидетелем которых он стал. Затем Шурик, выдавливая из себя каждое слово, поведал друзьям (правда, не посвящая в подробности интимных отношений) о том что видел и что случилось с ним с момента, когда Андрей покинул его в прошлое воскресенье у танцплощадки, и до последнего сегодняшнего разговора с Ириной и Катюшей.

Выслушав их, Лексий рассказал, как после разговора с Шуриком упросил Петлю иконку вернуть, что тот и сделал, но после ее отнял. О том, что успел уже отомстить одному из своих обидчиков, говорить он не стал.

– В общем, так, – Андрей взял своего рода заключительное слово, – раз иконка так вдруг понадобилась и Ирине, и Петле, и деду этому слепому, значит, она наверняка какую-то тайну хранит. Хорошо бы эту тайну узнать. Может, с тем же слепым поговорить. Но сперва надо попытаться Митлза и Зольдата из ментовской вызволить.

– А потом с той стервой, что Шурика, как бы шантажировать вздумала, разобраться надо, – сказал Адмирал. – Я когда с ней танцевал, как бы, не в своей тарелке себя чувствовал.

Шурик хмыкнул и тут же болезненно поморщился:

– А уж как я себя рядом с Ириной чувствовал – в жизни не забуду. Гипнотизирует она, что ли?

– Хорош, парни, чушь молоть, – закартавил Лексий. – Между прочим, в ментовской у меня знакомый старшина работает. Сосед. Да ты его видел, Шурик – он лысый такой.

– Ага, – согласился Шурик и снова поморщился.

– Если протокол еще не составили, он наших мужиков отпустит без проблем. Правда, без пузыря к этому лысому лучше и не соваться.

– Где же мы в половине двенадцатого ночи пузырь раздобудем? – спросил Андрей.

– У меня дома, где же еще, – сказал Лексий просто.

9 июля 1977 года. Велосипед

– Я люблю тебя, Андрюшенька, я люблю тебя, люблю, люблю… – не переставая, шептала Настя. Андрей гнал велосипед по ночным Истринским улицам, а она сидела на багажнике, крепко обхватив руками его живот и касаясь губами спины, снова и снова признаваясь в любви своему троюродному брату.

Андрей торопился, крутил педали что есть силы, и свистящий в ушах ветер не позволял разобрать слова Насти. Прикосновение ее горячих губ было приятно. Он вспомнил, как они целовались на террасе, вспомнил запах парного молока, и сладкое чувство, которое испытал, обнимая сестренку. С Таней все было не так. Андрей поймал себя на мысли, что поцелуи с ней были какими-то не совсем искренними. Настю он целовал гораздо честнее, сердечнее.

Захотелось немедленно еще раз почувствовать вкус ее поцелуя. Он начал притормаживать, оглянулся назад и встретился с ее ждущим и даже просящим взглядом, но тут же вспомнил, что сейчас некогда заниматься поцелуями, что дорога каждая минута, что Лексий, скорее всего, уже при подходе к отделению милиции, где ждут помощи друзья, и необходимо как можно быстрее подвезти бутылку самогона, для задабривания знакомого старшины.

Настя вдруг ахнула. Андрей посмотрел вперед и еле успел вильнуть рулем, чтобы не наскочить на выскочившего из кустов и протянувшего к ним руки человека.

«Какой-нибудь пьянчуга одуревший», – подумал Андрей. Но Настя больно вцепилась ему в бока и крикнула:

– Быстрее, Андрюша! Это Петлюра!

Он машинально подчинился ее просьбе-приказу, еще сильнее надавив на педали. Петляев погнался за ними, почти настиг, даже уцепил холодными жесткими пальцами Настино плечо, но она завизжала так пронзительно, что тот отдернул руку и, споткнувшись, упал, разбив колено. Андрей же рванул еще быстрее, а когда оглянулся, Петля, далеко позади, все еще сидел на асфальте, держась за ногу.

Пока Настя бегала домой и затем в сарай, Андрей, не слезая с велосипеда, ждал ее у калитки.

«Откуда взялся этот уголовник? – не переставая, задавал он себе вопрос. – Почему за последние несколько дней его ко мне, или меня к нему словно магнитом притягивает? И иконка моя именно к нему попала. Неспроста все это…»

Подошла Настя с наполненной, как всегда до краев, кружкой парного молока и матерчатой сумкой, из которой виднелось горлышко бутылки и что-то еще, завернутое в тряпочку.

– Пока молоко не выпьешь, я тебя не отпущу, – серьезно сказала она.

– С удовольствием, сестренка.

– Не называй меня сестренкой, – притопнула она ногой, и пока Андрей пил, торопливо говорила:

– Андрюшенька, я боюсь. Я очень боюсь. Этот Петлюра может тебя подстеречь где-нибудь. Он страшный человек, я его знаю. И у него всегда с собой нож. Я тебе тоже ножичек завернула – им отец капусту рубит. В случае чего – пригодится.

– Ну, ты даешь, Настюха, – восхитился Андрей, возвращая пустую кружку. – Я и не знал, что ты такая умница, – он наклонился и губами дотронулся до шрамика на ее щеке. – Ты не боись, все будет нормально.

– Подожди, я еще вот что хотела сказать. Ты любишь в монастыре по всяким закоулкам лазить, а там опасно. Нам училка говорила, что рабочие там до сих пор еще мины находят. Со времен войны. Я прошу тебя…

– Хорошо, Настенька, я буду очень осторожен, – сказал Андрей нежно.

Он уехал, а Настя долго еще стояла у калитки, то и дело смахивая появляющиеся слезинки и шепча сухими горячими губами:

– Андрюшенька, я очень-очень люблю тебя.

9 июля 1977 года. Ментовская

– Да не дергайся ты, бестолочь! Не суетись и послушай, что я тебе скажу… – зло и в то же время как бы просяще говорила Ирина, схватив за руки и крепко прижимая к себе Ольгу Греческий профиль.

Девушки уже около часа сидели в одной из двух камер предварительного заключения в здании городского отделения внутренних дел. Ирину и Ольгу привезли сюда на милицейском УАЗике в сопровождении того самого дружинника, который разнял и задержал их во время драки. Сколь ни просили и та, и другая отпустить их, бугай с красной повязкой был неумолим, добросовестно доставил нарушительниц в отделение и не уезжал оттуда, пока старшина милиции производил досмотр и составлял опись отобранных вещей.

Ирина была в бешенстве. Из-за этой неврастенички Ольги она упустила иконку, которая, в прямом смысле слова, была от нее на расстоянии вытянутой руки.

«С таким носярой и еще ревность свою дурацкую проявляет, да еще и прилюдно. Оторва крашеная!» – думала она про соперницу.