Пастиш - Ричард Дайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помимо этого, возможно, важно и то, что женщины лучше мужчин могут приспособить свои номера под себя, и не только потому, что их референт — шоу-бизнес, но и потому что эти номера — пастиш. Пастиш, или по крайней мере такое его использование, требует принятия того, что вы не стоите в центре дискурса, что вы — не единственный производитель форм, которыми пользуетесь, что язык говорит через нас больше, чем мы через него, что мы не в меньшей степени испытываем на себе воздействие культуры, чем производим ее. Иллюзию нахождения в центре дискурса легче поддерживать, если вы находитесь в привилегированном положении в обществе, или что-то вложили в то, чтобы занять такое положение, или видите для себя возможность его занять. Многие мужчины исключены из этого процесса, даже когда они белые, богатые и принадлежат к среднему классу. Возможно, на каком-то глубинном уровне мы все из него исключены, никому не дано почувствовать, что он полностью совпадает с дискурсом или производит его. Но иллюзия по-прежнему сохраняется, особенно у тех, кто наделен (относительной, потенциальной) властью. Легче принять культурные формы, которые целиком признают свои истоки, свою производность и вторичность, если вы не боитесь, что культура проникнет в вас. Хотя, вероятно, никто никогда не чувствовал, что его высказывание полностью исходит из императивов его личности, эту иллюзию чаще испытывают те, кто находится в центре общества: мужчины, гетеросексуалы, белые. Пастиш может сработать в качестве эмоциональной правды, если только вы хотя бы частично уступите динамике дискурса, и, возможно, лучше это получается у тех, кто не питал никаких иллюзий на свой счет.
* * *Пастиши внутри произведения одной рукой дают, а другой — отбирают. Они говорят, на что похожа эта вещь, и довольно точно передают колорит этой вещи. Но они также говорят, что это произведение — не совсем такая вещь. Фрейм, внешнее обрамление, указывает на отличие произведения и дает некое представление о содержащемся внутри, но то же самое делает интонация — стилизация (пастиш) — самого содержимого. Рассмотренные здесь произведения используют разные подходы к пониманию того, что внутреннее его содержание так близко и одновременно так далеко от внешнего, рамочного. Для «Человека из мрамора» это — облегчение, даже освобождение, испытанное при избавлении от образцов, которым требовалось следовать в фильме. В «Гамлете» и «Женщине-арбузе» присутствует больше восхищения и чувства того, что хотя эти формы и уходят («Гамлет») или уже ушли («Женщина-арбуз»), они все равно еще важны. Но оба фильма ищут и утверждают связь с тем, что они стилизуют, пастишируют. В «Безумствах» также признается, что это старые формы, но утверждается, что они могут быть вновь открыты и использованы самим актом пастиширования. Кажется, все хором заявляют: «Такого больше не делают». Но различие в реакциях:
И слава богу! («Человек из мрамора»)
Жаль, но надо двигаться дальше! («Гамлет»)
Да, но в этом все же есть что-то «серьезное и интересное». («Женщина-арбуз»)
В старых формах еще теплится жизнь. («Безумства»)
Поскольку пастиш не производит настойчивого дистанцирования и не критикует по умолчанию, он может говорить обо всех этих вещах и не только о них. И, оплакивая Гекубу, «самую красивую черную мамушку», «сходя с ума», он также может нас трогать.
Глава 4
Пастиш, жанр, история
На собрании Гильдии режиссеров Америки в 1950 г. один из выступающих встал и представился следующим образом: «Меня зовут Джон Форд. Я снимаю вестерны»[130]. Этот анекдот часто рассказывают в качестве иллюстрации скромности и прямоты Форда, но я хочу здесь обратиться к двум другим соображениям, вытекающим из этого заявления. Во‑первых, Форд знает, что делает (снимает вестерны), а во‑вторых, это устойчивый ориентир, явно не вызывающий ни у кого вопросов.
Форд знает, что снимает вестерны, и в этом отношении он понимает, что делает, однако может показаться, что едва ли большинство его вестернов, да и вестернов других режиссеров, можно назвать саморефлексивными: то, что вы знаете, что делаете, не означает, что плод вашего творчества будет обязательно нести на себе след этого осознания. Более того, Форд действительно снял несколько вестернов, полных размышлений о своем жанре, но в них не используется та особая форма саморефлексивности, которая рассматривается в данной книге, пастиш. Одна из задач последующего изложения — исследовать различие между знанием о том, что вы делаете (создание произведения в определенном жанре), размышлением об этом в произведении и пастишем как специфической формой такого размышления.
Форд также принимает за данность само понятие вестерна. Его положение довольно сильно отличается от положения создателей «Большого ограбления поезда» (1903), которые, хотя фильм и считается первым вестерном, не знали, что снимают вестерн, и уж тем более оно отличается от положения Джона Хьюстона или Отто Преминджера, которые, снимая «Мальтийского сокола» (Хьюстон, 1941) и «Лору» (Преминджер, 1944), явно не знали, что снимают нуары. Жанры рождаются не сразу, они должны быть идентифицированы и провозглашены в качестве таковых, и пастиш играет в этом признании определенную роль. Этот исторический процесс — второй фокус данной главы, в конце которой я обращаюсь к рассмотрению общих отношений пастиша с историей.
Я намеренно ограничиваюсь здесь жанром (в его узком понимании) и кинематографом.
Если жанр означает тип или вид произведений, он может охватывать широкий спектр практик. Аристотель, которого считают первым теоретиком
